Эсфирь… Хотя едва ли она попадется на глаза самому царю… — преподобный Глюк, забывшись, вступил в диспут с гостем из потустороннего мира. — И к чему ты сказал о рабстве? Ныне мы — рабы шведской короны, но скоро, даст Бог, будем свободными. Россия — страна огромных пространств, ее суверену не хватит сил установить в равной мере жесткую власть и в Москве, и на окраинах. Вспомни, что многие покоренные московитами земли, хотя бы Малороссия, о которой ты знаешь лучше меня, de jure, то есть по закону, связаны с Москвой только союзными договорами или личной унией. По милосердию Божьему и милости великого государя Петра мы сами распорядимся судьбой Ливонии!

— Увы, бедный друг мой, московиту совершенно наплевать на всякие de jure, — горько улыбнулся Скавронский. — Ты служил обреченному делу, преподобный пастор, выбирая меньшего хищника между львом и медведем. Но я пришел не говорить о наших ошибках, а попросить о Марте, друг мой. Ты не смог помочь другим моим детям, так помоги хотя бы ей! Но не вздумай выдать ей страшную тайну ее предназначения. Пусть она обретет простое счастье и проживет свой век в мире, не зная о коварном вызове судьбы!

— Спи спокойно в своей могиле, Самойло, добрый друг мой, и пусть душа твоя успокоится, — заверил Скавронского пастор. — Даю тебе слово: я выдам Марту замуж. Поверь, я не буду затягивать с этим, если, конечно, будет благоволение Господа на ее брак!

— Поторопись, дорогой друг, поторопись! Московиты приближаются к городу, а вместе с ними и судьба моей девочки. Ради спасения ее души — помоги ей!

Пастор проснулся в холодном поту и вскочил, словно ужаленный тарантулом. Все в его кабинете было, как прежде. И Библия заложена на той же странице, что и накануне ночью. Только нездешний холод струился по комнате, и преподобный Глюк невольно поежился. На столе, рядом с латышской Библией, лежал знакомый Глюку медный католический крестик. Тот самый, который из последних сил, так, что выступила кровь, сжимала в ладони умирающая жена Самуила Скавронского — Анна-Доротея. Тот, что пастор забрал потом из ее мертвой руки. Его обычно носила Марта и, как видно, обронила, когда прибиралась в кабинете… Или вовсе не обронила?

Пастор перекрестился и стал читать про себя «Отче наш». Прозрачный, грустный утренний свет струился в окно, как будто рядом страдала чья-то душа и не находила ни спасения, ни помощи. Пастор пошел к жене. Христина уже хлопотала по дому, вернее, с едва прикрытой неприязнью выговаривала Марте, что и как накрывать к завтраку. Марта выполняла ее приказания без обычной бойкости — точно, но отстраненно, как во сне. Губы у девочки были плотно сжаты, в глазах — обида и вызов.

— Марта, доченька, — ласково спросил пастор, — знаешь ли ты молодого человека по имени Йохан Крузе?

Марта вдруг слабо вскрикнула и уронила на пол серебряный столовый нож, который тщательно вытирала, а потом опустила глаза и густо покраснела.

— Отвечай, вертихвостка, когда тебя спрашивают! — прикрикнула госпожа Христина и попыталась схватить ее за ухо. Она никак не могла простить Марте вчерашней сцены с Эрнстом.

Пастор остановил жену суровым жестом, и Христина сменила гнев на милость — собственноручно подняла с пола столовый нож, который уронила Марта.

— Откуда вы знаете? — еле слышно спросила Марта. — Откуда вы знаете… про Йохана?

— Думаешь, я одна видела, как вы, презрев приличия, пренагло перемигивались во время службы?! — напомнила госпожа Христина. — Негоже молодой девице завлекать мужчин в храме Божьем!

— Я не завлекала, я просто улыбалась ему! — вспыхнула Марта. — Он такой красивый, такой смелый и так похож на моего отца! Он — солдат, как и мой отец!

— Он нравится тебе, доченька? — заботливо, без осуждения, спросил пастор. — Вы давно познакомились?

— Эрнст, что ты говоришь! — возмутилась пасторша и картинно заломила руки. — Ты, служитель Божий, оправдываешь ее похоть?! Как она смела познакомиться с мужчиной без нашего ведома? Тем более с драгуном! Боже, Боже!! Какой стыд…

— Не вижу ничего дурного в том, что молодые люди понравились друг другу, — с олимпийским спокойствием произнес пастор. — Если только у них честные намерения… Мы тоже познакомились с тобой отнюдь не за день до свадьбы. И твои милейшие остзейские родственники, увенчанные геральдическими лаврами, звездами и шлемами, все эти фон Рейтерны и фон Паткули, не очень-то спешили принять меня…

— Ах, оставь, друг мой, безумства нашей молодости… Сейчас совершенно другие времена, — скептически заметила пасторша. — Эти шведские солдафоны так грубы и только и мечтают о том, как совратить и погубить бедную неопытную девушку! И что-то я не вижу этого трубача, как там его… Йохана Крузе в нашем доме, несмотря на твое великодушное приглашение!

— Так значит — пора увидеть! — впервые огрызнулся пастор. — Сколько времени заняло бы у тебя передать ему приглашение, моя дражайшая половина? Предполагаю, ровно столько, чтобы рота[2] уппландцев успела сняться с квартир и снова уйти в поход. Марта, доченька, ты сама позови Йохана к нам на ужин. Завтра… Нет, сегодня! Я хочу поговорить с ним.

Глава 3

ВОСПИТАНИЕ ВИКИНГА

«Ронгвальд вырезал эти руны: в Греции он был командиром бойцов…»

Будущий солдат «северного льва» Карла XII Йохан Крузе в детстве любил играть у рунических камней, огромных, потрескавшихся от старости и поросших седым мхом, но все еще хранящих затейливые письмена скандинавской древности. Словно зачарованный этим магическим узором линий и изгибов, Йохан воображал себя неустрашимым воителем-викингом, смело ступающим с зыбкой палубы дракара на враждебный берег. Вырезая из орешника гибкие палки, они с приятелями называли их мечами и давали им звучные имена знаменитых клинков из старинных легенд: «Грамр» — «Неистовый», «Гуннлги» — «Пламя битвы», «Куернбат» — «Сокрушитель камней», «Наеглинг» — «Пронзающий»… Мальчишкам было лестно сознавать свою причастность к славе тех, перед кем веками трепетала Европа, но присматриваться к таинственным письменам, высеченным на огромных остроконечных валунах, было лень. Один Йохан был способен часами рассматривать их, словно завороженный. «Вот бы узнать, о чем говорят эти таинственные знаки, — не раз мечтательно признавался мальчишка своему старшему брату и кумиру Кристиану. — Не иначе, могучие викинги начертали там магическое заклинание, и тот, кто прочтет его, станет самым храбрым воином!» В ответ Кристиан, юноша дерзкий и непокорный, шутливо ерошил жесткой пятерней светлую шевелюру братишки и говорил:

— Не забивай себе голову разной чепухой, малыш! Вот вырастешь, пойдешь служить нашему доброму королю Карлу — и станешь самым храбрым воином без всяких заклинаний. Самым храбрым после меня, разумеется!

Но Йохан, для которого мнение брата было сродни закону или приказу командира, не мог согласиться с ним в одном. Письмена, начертанные на камнях, как и буквы, написанные на бумаге, — не «чепуха», ибо в них содержится мудрость прошлого! Одну такую надпись любознательному пареньку расшифровал местный пастор — большой любитель старины и знаток древних рунических знаков. Пастор был приятно удивлен, встретив подобную тягу к знаниям в младшем сыне небогатого землевладельца из Уппланда, все предки которого были смолоду солдатами, а к старости — сельскими хозяевами, и ничего, кроме Библии, отродясь не читали. Священник поведал Йохану о том, что древний герой Ронгвальд был предводителем дружины викингов на службе у византийского императора, и в былые времена такие отряды бесстрашных наемников отправлялись искать славы и богатства не только в златовратный Константинополь, но и ко дворам многих других европейских владык. Даже в далеком Киеве, у тамошнего князя Ярослава, взявшего в жены знатную свейскую девушку Ингигерду, служили отчаянные головы из числа их соотечественников, которых на языке руссов именовали «варягами». Правда, назидательно уточнил пастор, викинги были безжалостными и жестокими воинами и, хуже того, долго коснели в язычестве. Они сеяли в христианском

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×