были даны гарантии, что группировка «Восставшие» просто исчезнет.
Фары машин полиции Норденхама, выстроившихся вдоль дальнего конца железнодорожных путей, высвечивали фигуры на платформе, как актеров на сцене, огромные тени скользили по фасаду здания станции.
Фабель с пистолетом в руке побежал туда.
— На вашем месте я бы остановился! — крикнул Франк Грубер. Острый клинок в его руке холодно блестел в ночи. Грубер заставил стоявшего перед ним человека опуститься на колени. — Думаете, меня волнует, умру я тут или нет, Фабель? Я вечен. Смерти нет. Уходит только память… Память о том, кем ты был прежде.
В мозгу Фабеля быстро прокручивались тысячи вариантов, во что все это может вылиться. Любое его слово, любое действие приведет к определенным последствиям. Запустит цепочку событий. И наиболее вероятным итогом будет смерть не одного человека.
У него голова пухла от этих мыслей. Ночной воздух, в котором витали облачка пара от его дыхания, не имел ни вкуса, ни запаха, будто, собравшись тут, все они поднялись на большую высоту. Воздух казался слишком разреженным, чтобы передавать какие-либо звуки, кроме безнадежных всхлипываний стоявшего на коленях человека. Фабель взглянул на своих офицеров, стоявших с белыми в свете фар лицами, держа мишень на прицеле. Они застыли в стойке, готовые вот-вот принять решение убить. Особое внимание он обратил на Марию: лицо совершенно бескровное, голубые глаза-льдинки блестят, все мышцы руки, сжимающей «ЗИГ-зауэр», предельно напряжены.
Фабель мотнул головой, надеясь, что команда правильно поймет его движение как сигнал попридержать коней.
Он пристально смотрел на человека, стоявшего в центре режущего глаза света. Фабель с командой потратил месяцы на то, чтобы вычислить имя, личность убийцы, а он оказался человеком с множеством имен. Имя, которое он сам себе дал в начале извращенного «крестового похода», было Рыжий Франц, тогда как средства массовой информации в своем рвении как можно дальше и больше распространить тревогу и страх окрестили его Гамбургским Парикмахером. Но теперь Фабель знал его настоящее имя. Франк Грубер.
Грубер смотрел на него, и в свете фар его глаза казались еще ярче, еще пронзительнее и еще холоднее. Он держал коленопреклоненного человека за волосы, закинув ему голову назад и обнажив горло. На лбу искаженного ужасом лица кожа была надрезана под линией волос, и рана уже слегка разошлась. Полилась кровь — и несчастный издал тонкий животный визг.
— Ради Бога, Фабель! — Голос стоявшего на коленях мужчины звенел от ужаса. — Помогите мне… Пожалуйста… Помогите, Фабель…
Фабель проигнорировал мольбы, продолжая сверлить взглядом Грубера. Он поднял руку, словно останавливал движение транспорта.
— Спокойно… Успокойся. Я в такие игры не играю. И все остальные тут тоже. Мы не станем исполнять те роли, что ты нам отвел. Этой ночью история не повторится.
Грубер издал горький смешок. Рука с ножом дернулась, и клинок опять ярко сверкнул.
— Вы и правда думаете, что я просто так уйду? Этот ублюдок… — Он снова дернул за волосы, и залитый кровью мужчина опять заскулил. — Этот ублюдок предал меня и все то, за что мы боролись. Он думал моей смертью купить себе новую жизнь. Все они так думали.
— Но это фантазии чистой воды, — сказал Фабель. — То была не твоя смерть.
— Да ну? Тогда почему вы засомневались в том, во что верили, пока искали меня? Смерти не существует. Есть только память. Разница между мной и всеми остальными в том, что мне дозволено было вспомнить, заглянуть в прошлое, посмотреть сквозь череду окон. Я помню все. — Он помолчал, и тишину нарушил лишь отдаленный шум машины, ехавшей в ночи, позади станции — и на расстоянии целого мира. — Ну конечно, история повторится. История всегда повторяется. Она повторила меня… Вы так гордитесь тем, что в юности изучали историю, но вот понимали ли вы ее когда-нибудь на самом деле? Все мы — лишь вариации на одну и ту же тему. Все мы. То, чтобы было прежде, повторится снова. Тот, кто был прежде, появится снова. И так без конца. История описывает лишь начала. История уже сотворена, а не творится.
— Ну так сотвори свою собственную историю, — предложил Фабель. — Измени ход событий. Сегодня история не повторится. Сегодня никто не умрет.
Грубер улыбнулся. И улыбка была такая же ясная, жесткая и холодная, как нож в его руке.
— Да ну? Это мы сейчас посмотрим, герр гаупткомиссар.
Клинок сверкнул в направлении горла стоявшего на коленях мужчины.
Крик. Выстрел.
Фабель обернулся туда, откуда прозвучал выстрел, как раз вовремя, чтобы увидеть, как Мария стреляет снова. Первая пуля попала Груберу в бедро, и он пошатнулся. Вторая угодила в плечо, и он выпустил коленопреклоненного человека из рук. Вернер прыгнул вперед, схватил пленника Грубера и потащил в сторону.
Мария двинулась к ним, по-прежнему держа на мушке Грубера, который теперь опустился на колени. Ее лицо было мокрым от слез.
— Нет, Франк. Никто сегодня не умрет. Я не дам тебе это сделать. Брось нож. Больше некого убивать.
Грубер посмотрел на удалявшегося Вернера и человека, которого собирался убить. Последняя жертва. Потом вздохнул, бросил взгляд на Марию и улыбнулся. Это была печальная улыбка маленького мальчика. Сверкнула яркая дуга, когда он обеими руками поднял нож вверх и изо всех сил вогнал себе в грудь.
— Франк! — Мария с криком кинулась к нему.
Голова Грубера медленно поникла. Умирая, он выговорил в ночь одно-единственное слово:
— Предатели…
Когда Фабель и Вернер вошли в больничную палату на третьем этаже Везермарш-клиник, там уже находился криминальдиректор ван Хайден. Он стоял у постели главы правительства Гамбурга, первого мэра Ганса Шрайбера. Дежурная медсестра сообщила Фабелю, что Шрайберу дали слабое снотворное, но он не спит.
Лоб Шрайбера скрывала толстая медицинская повязка, но Фабель видел, что надбровья у мэра вспухшие и бесцветные в результате повреждения кожи. И вообще лицо было опухшим настолько, что Фабель при прочих обстоятельствах его с трудом бы узнал. Шрайбер повернул к Фабелю голову, но ему явно не хватало сил, чтобы сесть. Он слабо улыбнулся.
— Рад, что вы здесь, Фабель, — произнес мэр. — Я обязан вас поблагодарить. — Он помолчал и поправился: — Я обязан вам жизнью. Если бы вы не появились вовремя, если бы фрау Клее не выстрелила вовремя… — Он замолчал, паузой подчеркивая ужас возможной альтернативы.
Фабель кивнул:
— Я просто делаю свою работу.
Шрайбер указал на перевязанную голову:
— Мне сказали, что понадобится пластическая операция. И еще нервы повреждены.
Вошли двое полицейских. Фабель приказал им встать в коридоре у дверей.
— Никого сюда не впускать, кроме медицинского персонала, непосредственно задействованного в лечении герра Шрайбера, — распорядился Фабель.
— Позже приедет моя жена, — сообщил мэр.
— Никого! — повторил Фабель.
— Право, в этом нет никакой необходимости, герр Фабель! — запротестовал Шрайбер. — Опасность миновала. Грубер мертв, и он, совершенно очевидно, действовал один, по своему собственному безумному сценарию.
— Так почему он выбрал вас? — спросил Фабель. — Все остальные жертвы были непосредственно связаны с Рыжим Францем Мюльхаусом и группировкой «Восставшие». Почему он выделил вас?
— Бог его знает. — На опухшем лице Шрайбера эмоции были не видны, но в тоне явственно сквозило
