разрешить его оказались решающими для избрания Рейгана.
Теперь, оказав фактическую помощь избранию Рейгана, Карлос, действуя в интересах ливийского правителя Каддафи, планировал в декабре 1981 года проникнуть в США из Мексики с небольшой группой профессиональных убийц, чтобы убить преемника Картера. МОССАД и ЦРУ дали "утечку сведений" о заговоре в американские средства массовой информации, и последовавший шум в печати вынудил Карлоса отказаться от покушения.
Через несколько месяцев после отказа от попытки покушения на президента США Карлос совершил выдающийся даже для своего послужного списка «подвиг». В апреле 1982 года он оказался в Лондоне, где руководил покушением на посла Израиля Шломо Арогова. Посол, несмотря на серьезное ранение, выжил.
Израиль в ответ на покушение вторгся в Ливан. Вначале утверждали, что цель вторжения — установить стабильные и безопасные границы, но скоро всему миру стало ясно, что истинной целью было полное уничтожение Организации освобождения Палестины, штаб-квартира которой находилась в то время в Бейруте.
Ясир Арафат и его сторонники были вынуждены покинуть страну в середине сентября. Вслед за этим ливанская армия обнаружила доказательства того, что в лагере беженцев Бурж-Иль-Баражнех среди последних палестинских бойцов, покинувших его, был Карлос, скрывшийся морем в Тунис.
К концу 80-х годов слава легендарного Карлоса продолжала расти. 14 августа 1990 года, по сведениям ряда национальных разведслужб, стало известно, что иракский диктатор Саддам Хусейн, вторгшийся в Кувейт, готовил террористические акты с помощью Карлоса. Объектами были иракские диссиденты, обосновавшиеся в Лондоне и других европейских странах. Широкий ассортимент оружия, имевшийся в распоряжении Шакала, включал химические средства. Как было установлено, Карлос имел заключительные встречи с Саддамом Хусейном в Багдаде.
Длинная цепочка связей с членами левоэкстремистских организаций в Италии, Франции, Алжире привела журналиста Дэвида Яллопа в Бейрут. Там он впервые встретился с Карлосом на конспиративной квартире.
"В комнате было человек восемь. Некоторые сидели на лавках, другие лежали вдоль стен. Судя по табачному дыму, который густо висел в воздухе, они были здесь уже давно. Когда мы вошли, один из них встал, затем подошел с протянутой рукой. Другие уставились на меня.
— Меня зовут Карлос.
Мы пожали друг другу руки.
— Я — Дэвид Яллоп.
— Да, я знаю.
Он повернулся к остальным и заговорил по-арабски.
Они вышли из комнаты, оглядываясь на меня. Карлос проводил меня к креслу, и мы сели.
Он выглядел совсем как постаревший вариант фотографий из моего портфеля — снятых до того, как он стал известен всему миру, — только сейчас у него были большие густые усы.
Он также располнел. Я прикинул, что в нем килограммов девяносто пять.
Минут пять — десять мы разговаривали о том — о сем. Это было вполне по-арабски. Очень часто в дальнейшем, когда мне приходилось беседовать с кем-либо на Ближнем Востоке — с Арафатом в Тунисе, Каддафи в Триполи или с палестинским беженцем в лагере, — я вспоминаю эти первые десять минут.
А потом…
— В вашем чемоданчике, кроме записей, есть магнитофон?
— Да. Но он пока не включен.
— Конечно, нет. Вы же не глухой человек. Боюсь, что не позволю вам записывать этот разговор. Но можете делать любые рукописные записи.
— Я понимаю это. Но вы оставляете для меня одну проблему. Мне нужно доказательство, что вы — Карлос.
— То, что я вам расскажу о себе, не может исходить ни от кого другого.
— Достаточно убедительно, но мне нужно какое-нибудь определенное доказательство. В прошлом, когда вы брали на себя ответственность за конкретную акцию, вы иногда оставляли на записке свои отпечатки пальцев. Меня это устроит. Никто не скажет, что ваши отпечатки пальцев фальшивые.
— Мы с вами поладим. Вы хотите, чтобы я рассказал вам историю своей жизни?
— Да.
— Я готов отдать свою историю в том виде, как она есть, в ваши руки.
Я спросил его, почему он готов довериться мне.
Он откинулся в своем кресле и улыбнулся:
— Отдать мою историю в ваши руки — это пустяк. Вы отдаете в мои руки вашу жизнь.
… Компартия Венесуэлы согласилась стать спонсором обучения Ильича и его брата Ленина в Университете имени Патриса Лумумбы. Университет был основан в 1961 году, в тот же год, когда человек, имя которого он носит, премьер-министр Конго, был убит ЦРУ.
В то время, когда братья Рамирес поступили туда, преподавательский состав включал приблизительно 120 человек, около восьми процентов из которых были профессорами или докторами наук. Много лет это являлось важным вкладом Советского Союза в образование "третьего мира".
Две трети из примерно 6000 студентов прибывали в основном из Азии, Африки, Латинской Америки, одну треть составляли советские студенты.
Все проректоры по учебной части и работе со студентами-иностранцами были сотрудниками КГБ. Студенты-иностранцы размещались в общежитии, по трое в комнате, каждый третий студент всегда был русским. По прибытии студенты тщательно изучались сотрудником КГБ, и те, кто считался «перспективными», разрабатывались дальше. За остальными просто следили, обычно при помощи того самого третьего в комнате, делались периодические донесения, и студенты непрерывно "переоценивались".
В этот странный мир осенью 1968 года приехали братья Рамирес — не из бедности и отсталости "третьего мира", а из шумного Лондона. В отличие от многих своих однокурсников Ильич и Ленин не имели опыта лагерей беженцев на Ближнем Востоке. Им были незнакомы голод и нищета, как многим их коллегам из Африки, они не испытали жизни при тоталитарном режиме, в отличие от новых друзей из стран Варшавского пакта.
— Мой отец всегда учил нас задавать преподавателям вопросы, если мы чувствовали, что какое-либо из высказанных мнений… как это сказать… сомнительно. В Москве мы задавали вопросов много.
— Они должны были считан, вас подрывным элементом.
— Они считали некоторых из нас, включая меня, головной болью.
Мы быстро приближались к другому "минному полю" в нашей беседе. Вместо того, чтобы вмешиваться в ее течение, сделал обходной маневр.
— Ваш отец был также человеком, который учил вас, что Маркс и Ленин были людьми, оказавшими величайшее воздействие на историю человечества. Вот вы оказались в 1968 году в Советском Союзе. Выглядело ли это в некотором роде как возвращение на "историческую родину"?
— Не так заметно, но мы, конечно, стремились узнать действительность. Увидеть своими глазам советский образ жизни.
Мы много читали о нем, многое узнавали от нашего отца. Теперь мы имели возможность на практике испытать коммунистический образ жизни.
— И насколько действительность соответствовала теории?
— Очень плохо. Жизнь в России, а именно в Москве в период между 1968 годом и 1970, имела очень мало общего с учением Ленина. Я не говорю о простых людях. Я имею в виду власти. Они были абсолютно закостенелыми. В Москве впервые узнал, что означает "следование линии партии": "Сегодня вечером вы должны присутствовать на собрании компартии Венесуэлы. В субботу после обеда вы должны присутствовать на собрании Ассоциации латиноамериканских студентов. Вы не можете выезжать из города без разрешения". И так далее…
— И какова была ваша реакция на эти инструкции?
— Послушайте, мне было девятнадцать лет, когда я поехал в Россию. Москва полна красивых молодых женщин, ищущих развлечений. Какой должна была, по-вашему, быть моя реакция? При выборе между обсуждением линии партии по вопросу о повстанческих действиях и приятным времяпрепровождением с музыкой, женщиной и бутылкой водки политическая дискуссия занимала очень низкое место в списке моих предпочтений.
В то время как большинство студентов Университета Патриса Лумумбы перебивались на ежемесячные советские стипендии в 90 рублей (в то время это было приблизительно 90 фунтов стерлингов), братья Рамирес регулярно получали чеки на две-три сотни долларов от своего отца, которые они щедро тратили на "сладкую жизнь" не только для себя, но и для всех своих друзей.
Когда власти хмурились, а КПВ возражала, Xoqe игнорировал признаки опасности, отметал их возражения в сторону и продолжал присылать деньги своим сыновьям.
В марте 1969 года университет переписал двести студентов за демонстрацию и беспорядки перед иностранным посольством.
Среди них был Ильич, которого также обвиняли в "хулиганских действиях" и нанесении ущерба личной собственности".
Все началось, когда около тридцати иранских студентов получили уведомление от своего посольства, что их паспорта не будут продлены. У некоторых изъяли старые паспорта. Таким образом, они были лишены шахским режимом своего гражданства и брошены в Москве.
Демонстрацию запланировали на экстренном собрании студентов, и 11 марта более двухсот студентов устроили столкновение с милицией и КГБ перед иранским посольством. По западным стандартам, столкновение было легким. Никого не застрелили.
Никого не били без причины. Для Москвы тех времен это было сенсацией. Трамваи со студентами останавливались до того, как они достигали района посольства Ирана, и многих, включая Ленина, бесцеремонно выталкивали наружу.
Ильича, с его светлой кожей и в меховой шапке, приняли за местного жителя и отпустили. Он попал в центр
