— Мисс Долорес Хейнс! — позвал Баллард Бейнс с верхней ступеньки.
Долорес взбежала вверх по лестнице и провела драматичный выход на сцену, который тщательно отработала дома перед зеркалом. Бросив взгляд на невидимых слушателей, она произнесла самым мелодичным голосом, на какой только была способна:
— Как поживаете?
— Познакомьтесь: мистер Алан Мессина.
— Хэлло, мисс Хейнс, — послышался голос откуда-то из тьмы. — Рад знакомству. А как вас по имени?
— Долорес. Я тоже рада знакомству, мистер Мессина. А, черт, хоть бы видеть того, кому так радуешься!
— Это мистер Боруфф, наш драматург, и мистер Финкельстайн, продюсер!
Долорес кивнула:
— Добрый день, джентльмены.
Ее глаза понемногу привыкали к темноте, которую не рассеивала единственная рабочая лампа на сцене.
— Будьте добры, мисс Хейнс, откройте на странице сорок три, — послышался голос Балларда Бейнса.
— Минутку.
— Я подчитаю вам.
Он подал реплику Эмори. Долорес громко вскрикнула:
— Я умоляю, Эмори!
В одной руке она держала роль, другой же рванула себя за волосы, сделав при этом танцевальное движение, которое должно было обозначать, что она отпрянула в страхе.
Но Долорес не успела дочитать и до середины страницы, как из зала послышался голос Мессины:
— Достаточно, мисс Хейнс, благодарю вас. Долорес сбилась и растерялась.
— Но я же еще не закончила, еще сцена с топором! Мне сказали, чтобы я и ее приготовила…
— Пока достаточно, мисс Хейнс.
Умирая от унижения, Долорес двинулась со сцены. Вслед ей полетел безликий, противный голос Балларда:
— Будьте добры, оставьте роль на столике!
Долорес швырнула листки на столик жестом надменным и раздраженным.
На улице перед театром она вдруг почувствовала себя опустошенной и ни в чем не уверенной. На сегодня у нее не было дел, и, странным образом, ей совсем не хотелось бродить по магазинам. Есть ей тоже не хотелось.
Она была способна думать только об унижении, которому ее подвергли Мессина и этот жеманный помреж. Господи, они даже не пожелали дослушать, она даже не успела показать свое актерское мастерство, которое и проявить-то не на чем в этой слюнявой пьеске. Она же подготовилась в полную силу сыграть сцену с отцом и топором, после чего было бы ясно, что только ей и должна достаться эта роль! Ни у кого другого не осталось бы и полшанса! Что эти выродки имеют против нее? Других не прерывали, все читали до самого конца — почему же с ней они так?
Придется подключить к этому делу Чарлин, она-то уж заставит их еще раз пригласить Долорес!
Уоррен и Курт виляли хвостами в предвкушении лакомств, которыми хозяйка собиралась угостить их с ладони. Чарлин, вытирая руки, облизанные псами, проговорила:
— Вот вы двое и есть единственные приличные люди на свете! Собаки с явным пониманием посмотрели на нее. Мигнула лампочка, и Чарлин схватила трубку: звонил ее астролог.
— Маркус, лапочка! Я же никак не могу дозвониться тебе! Ну, что слышно? Слава Богу, что ты мне сам позвонил, ты мне ужасно нужен. Как — зачем, минул год, и пора продлить мой прогноз на будущее. Но, может быть, пока ты бы просто сказал, что меня ждет в ближайшие две недели? Когда я еще к тебе выберусь! Чарлин делала карандашные пометки в блокноте на своем столе, а положив трубку, записала, что через две недели у нее назначена встреча с астрологом. Подняв голову, Чарлин увидела на пороге Долорес Хейнс.
— Ты откуда в этот час? Я думала, у тебя прослушивание в театре.
— Я к тебе прямо из театра. Боже, какое же они все дерьмо! Я обязательно должна рассказать тебе. Пошли вместе обедать?
— Я не уверена, что могу сейчас уйти с работы.
— Брось ты, нельзя же торчать в конторе неделю за неделей без всякой передышки. Пускай Рекс держит крепость, пока мы пообедаем в «Сарди».
— Ты хочешь повести меня в «Сарди»? Ну, может быть, может быть, именно это мне и нужно, чтобы утопить в вине размышления о Сатурне, который занимает позицию против Марса, в результате чего ничего хорошего в ближайшие две недели у меня не будет!
Уоррен и Курт оставляли свои визитные карточки на каждом выступающем из земли предмете на всем пути до ресторана. Долорес не возражала против медленного продвижения по улице: ей нужно было время, чтобы подробно описать Чарлин, как несправедливы были к ней в театре, как подло обошлись с ней. Чарлин насилу оттащила собак от счетчика на автостоянке и пообещала связаться с театром и договориться о повторном вызове для Долорес.
Теперь они обе сидели за столиком в «Сарди», и Чарлин, потягивая второй коктейль, втолковывала Долорес:
— Как бы там ни было, с тобой все будет хорошо! Я ведь знаю, что говорю. Через мои руки за эти годы прошло такое количество девушек, что я вполне могу определить, кто пройдет в финалистки, а кто нет. Лапка, все, что надо для победы, у тебя есть!
— Я тоже знаю это, Чарлин. Я уверена в себе.
— И правильно. У тебя есть воля и настырность. Талант в нашем деле — на втором месте, впрочем, ты уже и сама это поняла. Настойчивость и упорство — вот что требуется. Этого у тебя с избытком. Ты далеко пойдешь. У меня тоже когда-то этого хватало. Я вот думаю, откуда у женщин берутся эти качества?
Долорес внимательно посмотрела на Чарлин: «Господи, да неужели и она когда-то была так молода, как я? А старость, откуда берется? Как старость подкрадывается к женщине? Каким образом старость укореняется в красоте и убивает ее? Как же это несправедливо!»
— Я все о себе знаю, — сказала Долорес вслух. — Я начала с нуля. В детстве я не получила ничего, мать работала и еле-еле тянула нас двоих. Отец ушел, когда мне было шесть лет, просто взял и бросил нас с матерью — живите, как умеете! Мать была тряпкой, ну самой настоящей тряпкой. Когда папаша смылся, я поняла, что она даже не знала, как удерживают мужа. И я подумала: а я тоже не сумею удержать мужика, который мне нужен? Я тоже тряпка? Нет, я с детства была сильной, но сукин сын, мой папа, все равно бросил меня. Я долго старалась понять, в чем тут фокус, и, наконец, дотумкала.
— Ну? — Чарлин подалась вперед, вертя в пальцах свой коктейль.
— Не надо ни в чем рассчитывать на мужчину. Он только и смотрит, как бы увильнуть!
В глазах Долорес светилась нескрываемая ненависть.
— Не знаю, конечно, если напороться на старичка, который от всего устал…
— Устал? — фыркнула Чарлин. — Кобели до смерти не устают!
— Тоже верно. Вот что я тебе скажу, Чарлин: пока я не состарилась, я постараюсь и душу, и тело продать за те вещи, которые желаю иметь в жизни. Тут ведь так: или ты, или тебя!
— Кто спорит, — согласилась Чарлин. — Кто первый кого использует, тот и победил. Тот и в выигрыше.
— Вот так! И я решила, что все должно быть так, как я хочу. На моих условиях. Мне надо, чтобы со мной считались, а не я подлаживалась к другим!
— Ты права. Независимость в жизни главное. Могу только пожалеть, что в твоем возрасте я этого еще не понимала. Черт!
— Ну? — поторопила ее Долорес.
