— А не выпить ли нам еще?
— Идет, — Ив легко согласилась и повела его к бару. Он заказал два рома и коку. И они уселись за стойку.
— Ну скажите все же, сколько лет вы служите в полиции?
— 16 лет. Три в Огайо, 13 в Майями, — он решил изменить тему разговора. — А что у вас с профессором?
От неожиданности Ив растерянно моргнула ресницами и с удивлением уставилась на Зекери, натянуто улыбаясь:
— Вы бы еще вспомнили прошлогодний снег. Все уже быльем поросло. И вообще не ваше дело, — она сделала хороший глоток.
— Это будет моим делом, если вы собираетесь играть ту роль, на которую рассчитываете, — несколько витиевато заметил он. Но она его хорошо поняла:
— Ни в какие игры я больше не играю. У него молодая жена в Чикаго.
— Он забыл вам об этом сказать?
— Я забыла его об этом спросить, — она передернула плечами и снова взяла стакан. — Я стараюсь не повторять своих ошибок. Давайте танцевать.
По крайней мере, она честна с ним.
— Давайте пока не будем. Я хотел бы еще немного посидеть здесь.
Ив допила свой ром и заерзала на стуле, потеряв нить разговора. Он видел, что она хочет танцевать.
— Идите, — сказал он. — Я еще посижу.
— Хорошо. Еще увидимся… — она перехватила ковбоя, направлявшегося к Элисон. А Зекери в одиночестве докончил свой ром.
5
Она уже допивала со дна стакана коктейль с полурастаявшим кусочком льда — второй за этот вечер — когда явственно почувствовала его присутствие рядом, у себя за спиной. Звучала старая баллада Фила Коллинза с доминирующей партией басовой гитары, медленно выводящей свою мелодию… Она не могла вспомнить название песни и рассеянно слушала слова.
— Потанцуем?
Горло перехватило так, что она была не в состоянии отвечать. Приняв твердое решение не робеть перед ним, она залпом допила несколько оставшихся в стакане глотков и кивнула ему в ответ. Он уверенно вел ее в этом медленном танце, и она ощущала себя в полной безопасности и комфорте, покоясь в его крепких объятиях. И все-таки страшась самое себя, она предпринимала отчаянные усилия, чтобы не концентрировать внимание на близости его сильного тела.
Слегка под кайфом, Зекери с удовольствием ощущал в своих руках хрупкое тело Элисон. В памяти сама собой возникла сцена, которую он невольно подглядел в кабине душевой комнаты. Несмотря на субтильную комплекцию, ее грудь и живот были мягки и податливы, а спина, на которой сходились его руки — прямая и напряженная. Он старался не слишком прижимать Элисон к себе, боясь ее непредсказуемой реакции, но несмотря на это, чем дальше, тем больше чувствовалось растущее напряжение ее тела, в то время как с другими партнерами — он видел это недавно своими глазами! — она танцевала свободно и раскованно.
— Все было так, как вы ожидали? — спросил он, немного помолчав.
Она, наконец, взглянула на него, в ее орехового цвета глазах читалось замешательство и недоумение, она явно не понимала, что он имеет в виду. Затем Элисон отвела глаза в сторону, напряженная, как тетива натянутого лука. Это и было ответом ему.
— Я имею в виду, когда вы приехали сюда… — он пытался разговорить ее. — Страна, люди…
— Я не ожидала встретить такую нищету, — ответила она тихо. — Я, конечно, слышала, что здесь живут бедно, но… — она замолчала.
Музыка заиграла громче, и он почувствовал, как ослабло ее напряжение, и она, ощущая, что Зекери несколько сбивается с ритма, мягко и незаметно исправила его оплошность.
— Вы определенно умеете выставить своего партнера в лучшем свете, чем он того заслуживает, — признался Зекери искренне.
После долгой-долгой паузы он услышал тихое «Благодарю вас».
Он не выпустил ее из своих объятий, пока не зазвучала следующая мелодия. Она не возражала, но ее сопротивление рукам и телу Зекери стало упорнее.
Эмоции захлестнули Элисон, и она уже не могла размышлять здраво под расслабляющим действием рома и тесной близости его тела. И все-таки что-то в ее подсознании сопротивлялось этому комфорту, ее начинали пугать контакт с агрессивным мужским началом и собственная покорность, неспособность оттолкнуть, повернуться и уйти. Ей отчаянно хотелось забыться навсегда в этих сладких объятиях, но все побеждающее чувство страха, глубоко пустившее корни в ее душе, стало разрастаться и брать верх. Она не могла освободиться от этого чувства и, потеряв всякую надежду, сдалась. Мелодия закончилась, началась другая, а Элисон уже не владела собой, она путала шаги, тело ее все больше каменело, в горле застрял ком.
— Вы не выносите только меня или всех копов поголовно? — спросил Зекери с большим вызовом, чем намеревался, предчувствуя по поведению партнерши свое полное поражение.
Она остановилась посреди танца и попыталась освободиться из его рук. Он ослабил свои объятья и, воспользовавшись этим, Элисон быстро вырвалась.
— Копов всех поголовно, — услышала она как бы со стороны свой собственный голос. Она не на шутку разнервничалась, прекрасное настроение этого вечера безвозвратно исчезло. Элисон была близка к панике, она застыла на месте, не в силах взглянуть в его сторону. И не в силах куда-нибудь убежать. Куда?
И тут, как из-под земли, перед ними возникла Ив, держа в каждой руке по полному стакану и протягивая один из них Зекери.
— Очень кстати, — произнес он, принимая стакан.
Элисон прошла через бар и вышла на веранду. Она уселась на низкий пластмассовый стул, отчаянно пытаясь нащупать точку опоры в себе, чтобы вернуть тот бодрый жизнерадостный настрой, который улетучился в одно мгновение от общения с этим Человеком. «В первый раз за все это время ты позволила себе испытать симпатию к мужчине и сразу же неудача, — внушал ей внутренний голос. — Но что же поделаешь, после всего, тобой пережитого, любой мужчина будет вызывать в тебе противоречивые чувства притяжения и отталкивания сразу. Твоя душа глубоко уязвлена, и рана еще не зажила, но твое тело не всегда подвластно душе и разуму. Поэтому ничего удивительного, если тебя физически тянет к этому мужчине, несмотря на всю опасность, исходящую от него…»
Она и не ожидала, что у нее сразу же все в новой жизни пойдет, как по маслу. Но от этого было сейчас не менее больно. И она сидела на неудобном шатком стуле, еле сдерживая слезы, липкая испарина выступила на коже. Из кафе доносились заключительные аккорды мелодии, звучало соло саксофона и голос певца, певшего о прощальном свистке покидающего город поезда… Проклятье, все на свете причиняло ей боль! Она тоже хотела бы уехать, скрыться от всего этого. О Боже, и это только первый день. А впереди еще целых десять. Как она выдержит их?
Ее сердце стучало уже не так сильно, успокаиваясь понемногу, приходя в норму. Элисон вдруг заметила смуглое личико, жующее резинку и разглядывающее ее. Она всмотрелась внимательно: карие детские глазки.
— Эй, умница! — позвала она маленькую девочку. — Сколько тебе лет?
Девочка молча, помедлив немного, показала четыре пухлых пальчика.
— Четыре… Тебе четыре года?
Девочка неуверенно кивнула.
— Ты проглотила язык?