более для армии. Но ведь люди часто не понимают элементарного. Останавливаясь на роли Генерального штаба, который по классическому определению должен быть мозгом армии, Сталин говорит об ответственности. Он подчеркивал: «Генштаб должен знать все, если он хочет действительно практически руководить делом. Я не вижу признаков того, чтобы генштаб стоял на высоте с точки зрения подбора людей. ...Очень важным вопросом является, как расставить кадры. В военном деле принято так: есть приказ – должен подчиниться.
Если во главе этого дела стоит мерзавец, он может все запутать... Военная дисциплина строже, чем дисциплина в партии. Человека назначают на пост, он командует, он главная сила, его должны слушаться все. Тут надо проявлять особую осторожность при назначении людей».
Одной из проблем, которая волновала его все эти годы, являлись «кадры». Он продолжал: «Так же не обращали должного внимания на то, что на посту начальника командного управления подряд за ряд лет сидели: Гарькавый, Савицкий, Фельдман, Ефимов. ...У них какая уловка практиковалась? Требуется военный атташе, представляют семь кандидатур, шесть дураков и один свой, он среди дураков выглядит умницей (смех). Возвращают бумаги на этих шесть человек – не годятся, а седьмого посылают.
У них было много возможностей. Когда предоставляются кандидатуры шестнадцати дураков и одного умного, поневоле его подпишешь. На это дело нужно обратить особое внимание».
Он привел примеры и того, как на начальственные должности назначались «пьяницы», но люди с «выправкой». Но могли ли эти «полководцы», входившие в состав заговора военных, заслонить страну в 1941 году? Много ли потерял народ, лишившись таких «талантливых» людей?
К моменту выступления Сталина из числа военных, примкнувших к заговору, было арестовано около 400 человек. И в том, что такой группе было по силам свержение правительства, не может быть сомнений. Когда Ельцин громил законный «парламент», избранный населением страны, он обошелся лишь пятью офицерами- танкистами, расстрелявшими из орудий здание Верховного Совета.
Сталин не был намерен героизировать заговорщиков. Комментируя их замыслы, он иронически указывает: «Если бы вы прочитали их план, как они хотели захватить Кремль, как они хотели обмануть школу ВЦИК. Одних они хотели обмануть, сунуть в одно место, других – в другое, третьих – в третье и сказать, чтобы охраняли Кремль, что надо защищать Кремль, а внутри они должны были арестовать правительство, Днем, конечно, лучше, когда собираются арестовывать, но как это можно сделать днем? ...Люди начнут стрелять, а это опасно. Поэтому решили лучше ночью (смех). Но ночью тоже опасно, опять начнут стрелять».
Практически он интерпретировал показания комкора Корка, зафиксированные в протоколе допроса от 26 мая. Конечно, он умышленно оттенял деревенскую примитивность замыслов заговорщиков, не имевших политической базы и рассчитывавших лишь на банальный путч:
«Слабенькие, несчастные люди, оторванные от народных масс, не рассчитывающие на поддержку народа, на поддержку армии. Боящиеся армии и прятавшиеся от армии и от народа. Они рассчитывали на германцев и на всякие махинации: как бы школу ВЦИК в Кремле надуть, как бы охрану надуть, шум в гарнизоне произвести. На армию они не рассчитывали, вот в чем их слабость. В этом же наша сила.
Говорят, как же – такая масса командного состава выбывает из строя, Я вижу кое у кого смущение, как их заменить.
Конечно, в этом пространном и лишь выборочно процитированном выступлении Сталин умышленно упростил ситуацию, фактически приземлил ее. Удар последовал с неожиданной стороны, и в этот период ни он, ни следствие еще не знали полностью действительных масштабов заговора. Многие сторонники заговорщиков могли находиться здесь же, в зале. Поэтому он поступил как осторожный человек – не выдав своих намерений, но и не солгав.
В своем выступлении он тонко отделил руководителей заговора от примкнувших соучастников. Первых он обличил в шпионаже, поставив их за грань политической борьбы. Лишив их, таким образом, ореола авантюрного благородства. Причем он представил их не «классическими» шпионами – по убеждениям и даже не платными агентами, а людьми,
Заседание Военного Совета продолжалось три дня. Ни для кого не было секретом, что Тухачевский всегда претендовал на высокое положение в военной иерархии. Поддерживая с этой целью свой имидж, недалекий, но тщеславный человек, он часто выступал на совещаниях с политизированными речами. Гротескно насыщенными набором иностранных слов, не всегда удачно втискиваемых в текст, но внешне создававших впечатление некой «культурности» говорливого военного. Таким же вычурно корявым языком он писал и свои многочисленные статьи, вставляя в них мысли, выловленные им в профессиональных зарубежных публикациях.
Как уже говорилось ранее, Тухачевский всегда занимался саморекламой, преувеличивая свои заслуги, и такое перетаскивание одеяла на себя не оставалось незамеченным. Выступая 3 июня 1937 года на заседании Военного Совета, Буденный говорил: «Тухачевского вот я как знаю. В операциях под Ростовом, уже после потрясения Деникина, мы с Климент Ефремовичем видели, что неправильно используют 1-ю конную армию. Подняли скандал, что конармия, которая расколола фронт Деникина, здесь на Батайских
...Тухачевский дает директиву окружить Деникина в Ейске, как будто Деникин сидит со своим войском в Ейске. Для этого бросают конармию через Богаевскую. Мы
Деникин отступает, бежит. Таким образом, меня и К.Е.
При чем тут Тухачевский? Тухачевский
...Нет, Тухачевский у нас начинает прогрессировать: пишет книжку «Поход на Вислу» и этим самым маскирует свои подлые дела. Причем сознательно делает эти дела. А почему сознательно? Что такое Тухачевский? Он пришел из плена делать социальную революцию к нам, попадает в Ленинград, там в Смольном как раз формировали красногвардейские отряды. Он явился и предложил Ленину: «Я хочу участвовать в революции, хотя я офицер Семеновского полка». Отсюда,
...Дальше, Тухачевский командовал последнее время Ленинградским ВО, перед назначением зам. наркома.
Семен Михайлович был вправе возмущаться непорядочностью «маршала», укравшего у него чернильным пером сочинителя победу над Деникиным, но дело заключалось не только в присвоении чужих заслуг. Выступая на Военном Совете, заместитель наркома и начальник по ВВС Алкснис говорил: «Разве не было известно, что собираются по квартирам, пьянствуют, это все было известно. Я во всяком случае об