— Кто его знает? — уклончиво ответил Симанович. — Может, через него царь и царица как бы благоволят к народу…
ТУМАННОЕ МЕСТО
Сначала к слову:
Теперь идеалистам — марксистам надо смириться с тем, что борьба людей за равноправие потерпела сокрушительное поражение. Очевидно, равенство было, есть и останется навсегда розовой мечтой человечества. Социалистические фантазии не прижились даже в результате упорного длительного культивирования их на российской почве. После семидесятилетнего принудительного равенства, свободы и счастья народы вдруг ринулись с жадностью натерпевшихся проявлять свое Я. Разделяться на богатых и бедных, сильных и слабых, добрых и злых, созидающих и разрушающих, хитрых и простаков, ловких и неуклюжих, жадных и бескорыстных… С дикой, обескураживающей откровенностью. Что это? Безумие? Очередная ступень деградации? А может, это естественное стремление человека быть самим собой? Быть личностью? Неважно какой. Может, неугодной обществу. Лишь бы не тем, что составляет серую безликую массу.
Социалистическая эпоха, преследуя благородную цель, — сделать всех людей счастливыми, — ухитрилась испохабить идею так, что многие возненавидели ее. Почему? Да все потому же — глашатаи равенства, находясь у власти, не выдержали, сорвались и погорели на всяческих привилегиях, надуманных и присвоенных себе. Идея равенства и свободы оказалась ложной. Возобладал извечный порок человека: «Бери, что плохо лежит». Только курица гребет от себя.
Мыслители утверждают, что бездомному бродяжке нравится быть бездомным бродяжкой; алкоголику — алкоголиком, проститутке — проституткой…
Исходя из этого естественного стремления каждого быть тем, кем ему нравится быть, а не частичкой общей массы, очевидно, и вытекает глобальное стремление общества людей делиться на слои и социальные группы. Каждый человек — есть то, чем создал его Бог. Есть «Божье древо», как у Бунина Яков Нечаев. Он, «черный человек», так рассуждает: «Бог и колосьев не сравнял».
Разделение общества так же естественно, как деление клетки. Оно не может существовать без деления. Деление — есть обновление. Этот естественный процесс настиг?таки, казалось, единый организм социалистической системы. СССР казался неделимым и несокрушимым. Но был разрушен изнутри естественным напором стремления к делению. А почему? Потому что идея, создавшая на время единое целое, устремилась к своей противоположности. Под напором сил деления. В едином целом, условно назовем его «Мы», заключенном в оболочку идеи, со временем все четче и явственней стало звучать эгоистическое «Я». «Я и мои потребности». Свобода одних постепенно оборачивалась кабалой для других, равенство одних — вопиющим неравенством других, счастье власть имущих строилось на несчастье простых людей. Эгоизм своего «Я» стал религией социализма. Эгоистическое «Я» становилось тем, чем было до социалистического строя. И при этом ужасно гипертрофированным. Если до революции эгоизм своего «Я» исповедовала небольшая кучка родовитых дворян, то при социализме, когда блага распределялись все же и по горизонтали, в условиях сравнительно всеобщего благосостояния, число людей, исповедующих свое эгоистическое «Я», неизмеримо возросло. Какой?нибудь директор бани, имея квартиру, обставленную мебелью, приличную зарплату, автомобиль, дачу… естественно, хотел иметь еще что?то. Положим, иномарку. Или квартиру больших размеров. Или импортную мебель. Любовницу, наконец. А заимев вышеперечисленное, он хотел еще что?то. И до бесконечности. Имея — еще иметь! И неважно какими средствами. Таков закон устремлений освобожденного человека. Это и породило тот распирающий момент, который изнугри подорвал социализм. И теперь, когда рушится все и вся, а люди безмолвствуют и равнодушно взирают на все это, я не решусь обвинить народ, как это делают некоторые. Я думаю, надо быть поосторожнее с идеями, прежде чем «примерять» их на общество. Общество не виновато, если больные душой и умом вожди не соизмеряют подчас свои идеи с возможностями, желаниями и естественными склонностями людей. Идеи их часто и густо идут вразрез естества человеческого. Некоторые горячие головы, чтобы прослыть оригиналами, напридумывают черт знает что. И находятся миссионеры, которые огнем и мечом внедряют эти идеи. Потом столетие, два спустя или и того меньше — всего семьдесят лет — оказывается, что это была блажь параноика. Как идеи Карла Маркса и Фридриха Энгельса об уничтожении частной собственности, религии и семьи. Надо же додуматься до такого абсурда! Однако человечество клюнуло на эту тухлую наживку. Во многих странах она стала господствующей. Противникам этой идеи стали отрывать головы. И вот теперь настало, кажется, отрезвление. Теперь попробуйте вы сунуться к народу с этой идеей. Хотя кричат еще, и долго, видимо, будут еще кричать сторонники марксизма. Но я спрашиваю вас, сторонники, что изменилось в человеке к лучшему в результате этого кровавого эксперимента в России по Карлу Марксу? Что-то, конечно, изменилось. Но не благодаря этому учению, а скорее вопреки. Просто в силу развития общества, науки и техники. Естественные склонности людей не претерпели каких?либо существенных изменений. Каждый человек являет собой, как и прежде, бескорыстие, либо жадность, либо добродетель, либо зло. И в этих своих естественных ипостасях он хочет быть таким, каков он есть. Идею естества не перешибить никакими другими идеями. А если кому и удается на время, то человек становится просто античеловеком. И тяготится этим своим состоянием до тех пор, пока не скинет с себя эту личину.
Тем не менее, идеи в миру не переводятся. И, наверное, никогда не переведутся. Очевидно, потребность в идее — тоже естественная потребность человека. И чем ближе она к доброму началу, тем живучее. Например, православие. Оно отворяет шлюзы лучших устремлений человека. Самим Богом данных.
Понимая это, творцы Главной Книги, или, как теперь ее называют, Суперкниги, и записали одним из основополагающих постулатов Библии: «Богу — богово, кесарю — кесарево». То есть, каждому свое.
Предки наши несоциалистического происхождения почитывали Библию, понимали кое?что в жизни, разбирались в людях. И не случайно в жизни и в сознании людей внедрились такие понятия и определения, как чернь, холопы, быдло. Тогда еще люди имели смелость называть вещи своими именами.
Люди с темной беспросветной душой — это не досужие выдумки социальной верхушки. Холоп действительно ничего другого не знал и знать не хотел, кроме раболепного преклонения перед барином. «Вот приедет барин — барин нас рассудит». Холоп почти не задумывался над жизнью, и это было состоянием его души. За него думает барин. Ну а быдло — это категория людей, которая на грани скотства. Они покорно и бессловесно выполняют волю другого человека, стоящего над ними. Хотя и здесь, как и во всем на свете, бывают, и довольно часто, исключения из правил. И среди черни рождаются люди высокого полета, мыслители.
После революции в 1917 году вожди наши, отлично сознавая, что «рожденный ползать летать не может», хитренько собрали в кучу все категории низших слоев общества и назвали их высокопарно и в то же время брезгливопрезрительно — народные массы. Для того, чтоб они, эти народные массы, не спохватились и не обиделись, не раскусили суть такого унизительного названия, им приляпали решающую роль в истории человечества. И они, воодушевленные своей декларативной ролью в истории, начали строить социализм. С коллективизацией, индустриализацией и химизацией. Дошли почти до «развитого». Потом до социализма с «человеческим лицом». И даже до того, что на XX съезде КПСС «Наш» Никита Сергеевич провозгласил: «Нынешнее поколение будет жить при коммунизме!» Заметим себе вскользь, провозгласили это не народные массы, историческая роль которых была «научно обоснована» как решающая, а гланд партии и государства. Придумавши это у себя в кабинете. Обласканный и обкормленный всеми мыслимыми и немыслимыми социальными благами и привилегиями. А до него был Сталин, который много разных дел наделал, в том числе и ужасных. И все именем народа. А народ понятия не имел, что он там творит его именем. Куда деваются миллионы и миллионы людей из этой самой народной массы, которая имеет, якобы, решающее значение в истории. Они знали одно — выполнять предначертания великого кормчего. Так чем же они, эти народные массы, жившие в неведении, лжи и лицемерии, — не чернь, исповедовавшая одно — страх и труд? Да еще прославление отца и учителя всех времен и народов.
