- Вот как! - сказал де Берни, поднимая брови. Он смотрел на Лича сверху вниз, разглядывая его, как разглядывают любопытный, но не очень приятный предмет. - Ты знаешь, капитан, я подозреваю, что твои люди заинтересованы во мне, особенно с тех пор, как узнали, что я должен привести их к испанскому золоту. И они захотят узнать, Том, за что ты вешаешь меня. Что ты им скажешь? Что я не позволяю тебе вести их на гибель? И что я настаиваю на принятии мер, гарантирующих победу? Это ты им скажешь?
Он заметил, как изменилось выражение злого лица Лича, на котором сквозь загар проступила бледность. На лице Эллиса отразилось смущение, а Бандри выглядел просто огорченным.
- Учитывая это, капитан, - сказал штурман, - ясно, что де Берни не так уж неправ.
- Меня это не волнует... - начал Лич, снова заупрямившись, но Эллис прервал его:
- А должно бы, капитан. Будь я проклят, должно! Ад и дьявол! Зачем ссориться, когда наши интересы совпадают? Берни хочет подготовиться как можно лучше, и это в наших интересах так же, как и в его собственных. Что же делать, Том, если у него отваги меньше, чем у тебя?
- Иногда осторожность бывает полезней, - заметил Бандри, - как моряк я знаю, что он прав и в отношении корабля, и в отношении всего остального. Если бы мы были ограничены временем, тогда пришлось бы рисковать. Но когда у нас его в избытке, давайте, во имя всего святого, используем его так, чтобы основательно подготовиться к плаванию.
Покинутый собственными офицерами, Лич понял, что в настоящий момент все козыри в руках де Берни. Благодаря обладанию секретом местонахождения золотого флота француз мог заставить пиратов поступать по своему усмотрению, в то время как они не могли воспользоваться принуждением.
Поэтому Лич предпочел сдержаться. Демонстрируя притворное добродушие, он спрятал свой гнев.
- Да, вы правы. К чему ссориться? Допускаю, что погорячился. А ты, Чарли, сразу ощетинился, как еж. Садись, ради бога. Наполни свою кружку и давай все обсудим дружески.
Примирительно усмехаясь, он подал бутыль с ромом и снова уселся.
Месье де Берни согласился пойти на примирение. Не допуская ни малейшего проявления торжества, он немного склонил голову в знак согласия и, заняв свое место, налил рому.
- Значит, ты согласен кренговаться? Решено?
- Поскольку не только ты думаешь, что это необходимо, но и Бандри, полагаю, придется. Хотя, откровенно говоря, я придерживаюсь другого мнения. Но раз так, я согласен.
- В таком случае, - сказал де Берни, - нашим ближайшим пунктом назначения, что я и хотел обсудить с тобой, станет архипелаг Альбукерка. Там есть известный мне с давних пор необитаемый островок с бухтой, в которой можно укрыть дюжину кораблей, и длинной пологой отмелью, как будто созданной для кренгования. Лучшего места не найти во всем Карибском бассейне. Там можно уютно расположиться, и кроме того, это удобно по другой причине... - Он выдержал паузу и, выразительно подняв указательный палец, добавил: - Остров лежит в каких-то двух днях пути от точки, где я намерен перехватить испанский золотой флот.
9. ИНТЕРЛЮДИЯ
Том Лич захватил «Кентавр» в первый вторник июня. В результате договора с де Берии оба корабля направились курсом вест-зюйд-вест. Вследствие этого маневра скорость их упала. Тем не менее, в среду перед заходом солнца вахтенный заметил землю. Это был мыс де ла Вела, видимый лишь дымкой на траверзе левого борта. В воскресенье на рассвете они оказались перед низко лежащим архипелагом Альбукерка, ставшим их ближайшей целью.
Пять дней путешествия на «Кентавре» протекли настолько спокойно и однообразно, что Присцилле Харрадайн и майору стало казаться, что и в самом деле, как уверял их де Верни, нет оснований для беспокойства, кроме досадной задержки их возвращения в Англию.
Де Берни, вернувшийся с удачной пробы сил с капитаном Личем, обрел дополнительную уверенность. И хотя внешне это почти, не отражалось, но существовало в глубине души, придавая его авторитету дополнительную, не поддающуюся четкому определению, силу.
Однако, благодаря этому он понял, как и когда можно расслабиться.
За исключением боевых действий, среди пиратов, как на берегу, так и на море, наблюдалось почти полное отсутствие дисциплины и уважения к авторитету командиров. Предполагалось, что в это время любой новобранец, только что принятый на корабль, мог считать себя наравне с офицерами. Однако, такие отношения были чистой теорией. На практике же авторитет капитана, приобретенный им в боях и вопросах управления кораблем, оставался и в остальное время, удерживая команду на расстоянии.
В этом отношении де Берни представлял собой странную смесь. Суровый, сдержанный и холодный во всем, что хотя бы отдаленно касалось его командования «Кентавром», словно он был королевским офицером, он, тем не менее, иногда мог позволить себе отбросить совершенно условности, связанные со своим положением, и брататься с матросами. Он мог шутить и смеяться с ними, пить и даже играть в кости, но в случае необходимости становился неумолимым, благодаря навыку оценивать обстоятельства. Однажды Воган застал его сидящим на бухте каната в окружении пиратов, которые в почтительной тишине, нарушаемой по временам взрывами смеха, слушали его рассказ о штурме испанского форта на реке Чагрес. В другой раз - это было под конец первой вечерней вахты, когда они проходили мыс де ла Вела - он сходил за гитарой и, усевшись на комингс люка, при свете молодого месяца пел толпившимся вокруг него восхищенным матросам веселые и мелодичные испанские песенки.
И тем не менее, он так тонко держался между фамильярностью и властностью, что ни у кого не вызывал желания злоупотреблять его добротой. Несмотря на то, что он всех приводил в восхищение, никто не имел страха перед ним или хотя бы ощущения его превосходства, вызванного его репутацией и поддерживаемого самой манерой держаться и носить оружие, а также точной и образной речью.
Присцилла Харрадайн была совершенно права, говоря майору Сэндзу, что предполагает в де Берни человека, благодаря опыту и природным дарованиям возвысившегося над мелочной необходимостью утверждать собственное достоинство.
С интересом и недоверием следил за ним Воган, тщетно пытаясь понять секрет очарования, которое внушал де Берни. Ирландец знал, как вести себя в массе людей - он даже мог быть таким же мерзавцем, как самый низкий из них - и знал, как при необходимости командовать ими. Однако, он не знал, как делать то и другое одновременно, о чем и сказал Халлауэллу. Штурман незамедлительно ответил с презрением.
- Французский вздор, - было его краткое резюме, не пролившее, однако, света на недоумение Вогана.
Другим заинтересованным наблюдателем был майор Сэндз, не скрывавший своего презрительного отношения.
И де Берни предоставил ему для этого удобный случай. Вернувшись в среду утром с «Черного Лебедя», он сообщил мисс Присцилле о своих мерах в отношении лейтенанта и штурмана. Впредь они будут питаться в кают-компании, а каюта опять будет в ее полном распоряжении.
- Одновременно я избавил бы вас и от своего присутствия, - добавил он серьезно, - но отношения, которые мы из осторожности должны поддерживать, требуют, чтобы я продолжал надоедать вам.
Она с негодованием отвергла в корне это предположение.
- Неужели, сэр, вы считаете меня такой неблагодарной, чтобы я могла желать такое?
- Это было бы не так уж безрассудно, если все принять во внимание. В конце концов, я ничем не лучше этих людей.
Твердый взгляд ее зеленовато-голубых глаз, казалось, начисто отверг это утверждение.
- Мне действительно стыдно было бы иметь такое мнение, сэр.
- Однако, присутствующий здесь майор Сэндз скажет вам, что это - единственно возможное мнение.
Стоявший сзади майор прокашлялся, но ничего не сказал. Ему, несомненно, и в голову не приходило опровергать француза. Не предполагал он также, что Присцилла окажется чересчур вежливой и сделает это сама. Поэтому он был несколько шокирован, услышав, что она не только отвергает, но и фактически
