насколько мне известно, в живых остались только мы четверо из ста двадцати человек. Когда Перес захватил остров, он мстил защитникам, убивал шпагой каждого, кто остался в живых. Это было подлое избиение. Беспричинная жестокость.
Де Берни задумался и, возможно, закончил бы на этом свой рассказ, но мисс Присцилла, нарушив наступившую тишину, попросила его рассказать подробнее.
Уступая просьбе, он рассказал, как была основана колония на Санта-Каталине, как начали обрабатывать землю: выращивать маис и подорожник, сладкий картофель, маниоку и табак. Присцилла слушала его с пытливым взглядом, а он показал картину процветания колонии, когда из Панамы с четырьмя кораблями и превосходящими силами налетел дон Хуан Перес де Гусман, чтобы выместить на них свою злобу. Рассказал он и о том, как на требование сдаться Симон гордо ответил, что поселение будет сохранено для английской короны, и что они скорее умрут, чем сдадутся. Своим рассказом о храбрости маленького гарнизона, проявленной несмотря на подавляющее превосходство испанцев, де Берни взбудоражил слушателей, а затем вызвал их сочувствие описанием последовавшей резни и бессмысленного уничтожения цветущих плантаций.
Когда он закончил рассказ, на его худощавом лице появилась улыбка, мрачная и в то же время задумчивая. Морщины на его лице, более глубокие, чем следовало для его возраста, стали еще заметнее.
Испанцы заплатили за это в Порто-Белло, в Панаме и еще во многих местах. Дорого заплатили! Но вся испанская кровь, пролитая с тех пор, не может искупить жестокого и трусливого уничтожения англичан и французов, бывших союзниками на Санта-Каталине.
Осветив немного свое прошлое и историю Вест-Индских поселений, де Берни произвел впечатление на слушателей. Даже майор, несмотря на предубеждение, почувствовал себя очарованным этой личностью.
После ужина, когда убрали со стола, месье де Берни сходил в свою каюту за гитарой. Усевшись на кормовой рундук спиной к большому окну, открытому настежь, он спел несколько песен своего родного Прованса и пару необычайно трогательных испанских мелодий в минорном ключе, которыми славится Малага. Все были очарованы его густым баритоном, и даже майору пришлось признать, что у де Берни удивительный дар петь. Но он постарался сделать это признание покровительственным тоном, как бы подчеркивая пропасть, лежавшую между ним и его значением и этим случайно встреченным иностранцем. Он считал это необходимой предосторожностью, так как не мог не заметить впечатления, которое произвел этот человек на неопытную мисс Присциллу. И, без сомнения, именно по этой причине на следующее утро майор Сэндз позволил себе насмешку в адрес де Берни, пробив тем самым брешь в отношениях с девушкой, бывшей на его попечении.
Наклонившись над резными перилами квартердека, они в это время наблюдали за погрузкой, проводимой под присмотром капитана Брансома, не согласившегося доверить это дело квартирмейстеру или боцману.
Из главного люка убрали комингсы и на ремнях, спущенных в люк, кипы шкур поднимали на борт с плотов, стоявших возле корабля. На шкафуте дюжина обнаженных до пояса матросов тянула канат, обливаясь потом в невыносимой жаре, в то время как другие в душном и зловонном мраке трюма укладывали тюки. Капитан, в штанах и рубашке, с повязанной голубым платком рыжей головой и блестевшим от пота красным веснушчатым лицом, сновал то туда, то сюда, руководя подъемом и укладкой, и иногда от избытка энергии помогал тянуть канат.
В этой суматохе в проходе, ведущем к корме, появился месье де Берни. Как бы идя на уступку жаре, он был без камзола. В надетой поверх штанов белой батистовой рубашке с кружевными манжетами он выглядел легким и свежим, несмотря на тяжелый черный парик и широкополую черную шляпу.
С фамильярной непринужденностью он приветствовал Брансома, и не только его, но и боцмана Сироута. Возле фальшборта он остановился, посмотрев вниз, на плоты с молчаливыми обнаженными карибами и крикливыми надсмотрщиками-французами. Он крикнул им что-то - майор предположил, что это была какая-то непристойная французская шутка - заставив их рассмеяться и ответить в грубовато-веселой манере, что-то сказал матросам, работавшим возле люка, и те стали ухмыляться. Затем, когда Лафарж вскарабкался на борт, вытираясь и требуя рома, де Берни поддержал это требование и, подталкивая перед собой к кормовому трапу Брансома, пошел за ним вместе с Лафаржем, небрежно положив руку на плечо старого торговца.
- Дешевый трюк, - пренебрежительно заметил майор. - Этот человек лишен чувства собственного достоинства и совершенно не признает дисциплины.
Мисс Присцилла искоса посмотрела на него и слегка наморщила переносицу.
- Насколько я понимаю, это не так.
- Не так? - удивился майор. Он расставил свои полные ноги, убрал с перил локти и выпрямился. От самодовольства его тяжелая фигура стала казаться еще более тяжеловесной. - Однако, как иначе можно судить, видя его слишком непринужденное обращение с этим подонком. Чтоб мне лопнуть, мне было бы неловко.
- Вам это не грозит.
- Спасибо, конечно, нет.
- Надо быть очень уверенным в себе, чтобы позволить себе такое.
Это были жестокие слова, но его тон насмешливого превосходства необычайно раздражал ее.
- Мне... мне кажется, я не понимаю. Чтоб мне лопнуть, не понимаю.
Не пугаясь его ледяного тона, она безжалостно объяснила:
- Я вижу в месье де Берни человека, по происхождению и такту стоящего выше мелкой необходимости отстаивать свое достоинство.
Майор собрал воедино всю свою сообразительность и после минутного замешательства рассмеялся. Он считал, что это самое действенное средство против такой ереси.
- Господи! Это же притворство! Вы говорите - происхождение. Чепуха! Ну, какие знаки происхождения находите вы в этом разряженном шуте?
- Его имя, поведение, его...
Но майор не позволил ей продолжать. Он снова рассмеялся.
- Его имя? Вы имеете в виду частицу «де»? Но, клянусь честью, ее носят многие, кто давно уже утратил все претензии на аристократизм, и многие, кто вообще не имел права на нее. Да и знаем ли мы, что это его имя? Что же касается его поведения, давайте рассмотрим. Вы видели его там, внизу, одного среди матросов. Разве может джентльмен так вести себя?
- Мы возвращаемся к началу, - сказала она холодно. - Я указала вам причину, почему такие, как он, могут делать это без всякого ущерба. Вы же не ответили мне.
Он почувствовал ее раздражение, но не сказал об этом, подавив свой растущий гнев. Столь хорошо обеспеченную даму должен ублажать человек осмотрительный, знающий, как сделать ее своей женой. А майор Сэндз был очень осмотрительным человеком.
- Но, дорогая Присцилла, я не ответил по той причине, что вы не нуждались в ответе. Вы - маленький, упрямый ребенок. - Он улыбнулся, успокаивая ее. - Вам следовало бы доверять моему зрелому мнению о людях. Следовало бы, чтоб мне лопнуть! - Он сменил тон. - Но к чему понапрасну говорить о человеке, который завтра-послезавтра уйдет, и которого мы никогда больше не увидим.
Она вздохнула, взмахнув веером. Последующие ее слова, возможно, были сказаны только для того, чтобы досадить майору и наказать его:
- Я не испытываю никакого удовлетворения от этой мысли. Мы так мало встречаем людей, с которыми хотелось бы когда-нибудь встретиться вновь. Так вот, для меня месье де Берни - один из тех немногих.
- В таком случае, - сказал он, стараясь сохранить холодный тон, - слава богу, что этот джентльмен скоро уйдет своей дорогой. В этих отдаленных колониях, дорогая, у вас мало возможностей проявить... э-э... осмотрительность в выборе друзей. Несколько месяцев, проведенных в Англии, совершенно изменят вашу точку зрения.
- Да, возможно, - сказала она с прелестным смирением. - До сих пор мне приходилось довольствоваться обществом, навязанным обстоятельствами. В Англии у меня будет выбор.
