— Скидывай, Варя, полушубок, садись за стол.
— Ешь на здоровьячко! — опять воскликнули оба.
Так Варвара и сделала. После щей они навалились на жареного гусака с мочеными яблоками. Под конец мужчины осушили по единой.
— Варя, не пригубишь?
— Не приемлю. Ни боже мой!
— Не приемлешь? Славно! Видать, что в монашках была.
— Це добре, дуже гарно!
— Сказывай, Варвара, нам, где ходила, что видала, что слыхала, — многозначительно сказал Болотников.
И Варвара выложила им все свои странствования. Спросила:
— Верите мне? — И по глазам их да по молчаливому кивку почуяла, что верят.
— А коли так, чудок обождите.
Она встала, повернулась к ним спиной, завернула рубашку на шею. И перед ними — спина, вся в рубцах с синими полосами. Сострадание заставило обоих воинов, жестоких, беспощадных, когда надо, содрогнуться при виде исполосованного нежного тела. Их молчание было сильнее всяких слов.
— Так-то вот меня дьяк угощал. А вот жуковин да грамота его. Вот деньги, кои я от дьяка, мной убитого, взяла. Прими, воевода, для дела народного.
Варвара с поклоном все это ему передала.
— Ну и девка, ну и монашка! Орел!
— От дивчина! Побачьте, люди добрые!
Иван Исаевич и Гора по очереди облобызали Варвару. Тут и Олешка не вытерпел. Он незаметно через другую дверь юркнул за перегородку вскоре, как пришла Варвара, и восторженно и с состраданием слушал ее повествование. Он подбежал к ней, низко поклонился и любовался ею, раскрасневшейся, смущенной. Она певуче сказала:
— Не доложила я вам, как потянула за собой от атамана кучу немалую народу.
— Как так потянула, не разумею. Привела, что ли? — спросил озадаченный Болотников.
— Сказываю — потянула, потянулись за мной, а не привела.
— Что ты будешь делать? — развел руками Болотников.
Гора в недоумении молчал, Олешка смеялся, видно, уже что-то знал. И Варвара засмеялась:
— Скоро приведу, тогда оба узнаете, что и как.
— Побачим, побачим… — загудел Гора.
Варвара вышла. С крыльца махнула рукой. Из-за угла соседней избы к ней подбежали Анисифор и Никишка. Ввела их в горницу. Оба поклонились, глядя на начальников, одного усатого, бородатого, другого усатого с оселедцем. «Должно, усатый и бородатый будет воевода?» — мелькнула одновременно у них догадка.
— Вот, воевода, Никишка перед тобой.
Болотников внимательно оглядел его.
— Ближе стань!
А Варвара продолжала:
— У деда с бабкой я жила в Волоколамске. Они меня от смерти спасли. А это приемыш их. Увязался за мной: воевать всхотел.
Болотников погладил по белобрысой голове сияющего Никишку и молча подтолкнул его к Олешке. Они ушли за перегородку, где и зашептались.
— А вот воитель Анисифор.
Тощенький воитель смущенно переминался с ноги на ногу.
— Анисифор, сказывай им, как попал сюды!
Тот собрался с духом, выпрямился, заговорил вначале медленно, спотыкаясь, потом разошелся:
— Воевода… так попал… В той вечер, когда мы… гулеванили, опосля победы, встрел я Варвару, спрошаю: «Куды спешишь?» А она с рывом и ответь мне: «К Болотникову». В калитку нырь, и поминай как звали. В сумленье меня оставила. А утром у стряпки Федосьи все я выведал: как изобидеть хотел атаман Варвару нашу, да не на такую, боров, напал. Вот она немешкотно к тебе, воевода народный, и подалась. А мне чтой-то отвратно стало в остроге том. Думаю: будя, поваландался, отзвонил и с колокольни долой. Уговорил я робят своих, а те — своих робят: так, мол, и так, гайда к Болотникову. Набралася нас куча немалая, сотня будет. Взяли и ушли. А уж коло села этого, утречком сегодняшним, с Варварой и встрелися. Вместях к тебе пришли. Кои из нас и самопалы и пистоли несут. А боле с топорами да рогатинами, с косами да кистенями. Все сгодимся. Примай, воевода!
Замолчал Анисифор, поджал губы, стоял выжидательно. Варвара вроде как пропела:
— Ну вот видишь, воевода: и не я их привела, а они за мной всамделе потянулись до тебя.
Болотников похлопал Анисифора по плечу.
— Садись!
Гора шепнул хозяйке. Та вытащила из печки жареного петуха. Гора рассадил петуха кинжалом на две части, крикнул:
— Никишка! Пидь до мэнэ!
Анисифор и Никишка сели к столу. Гора каждому из них дал по полпетуха, Анисифору в придачу — чарку вина.
— Ешьте на здоровьячко!
Так возвратилась странница Варвара. Тут же Болотников вместе с ней сходил к прибывшим с Анисифором повстанцам, поговорил с ними честь честью. Их разверстали по отрядам.
Через три дня Варвара была призвана к Болотникову.
— Ну, Варвара великомученица, — всамделе ты столь перетерпела, что не грех тебя так назвать, — ну, Варвара, отдохнула малость, снова принимайся за службу ратную.
По всему ты — головушка отчаянная, вот и дело тебе даю отчаянное. Свершишь для народа — добро будет. Токмо упреждаю: сгинуть можешь. Если страхуешь — откажись. Перечить не стану, — сказал Иван Исаевич, наперед зная ее ответ.
Варвара тихо и серьезно проговорила:
— Надо, значит, вершить стану. Сгину, значит, судьба. Сказывай, воевода.
— Войско народное, сама знаешь, к Москве движется. Посылаю тебя туда вперед. В Москву с севера войдешь, так вернее будет. Опять грамоты подметные метать станешь. Да не это главное. Иди к Ереме Кривому. Олешка сведет тебя к нему, а он все скажет.
Крепко обнял Болотников Варвару и отпустил. Глядя ей вслед, думал: «С таким народом не пропадешь!»
Олешка провел Варвару в избу, где жил Еремей Кривой. Введя к нему, отдал запись Болотникова, улыбнулся Варваре. Она сказала:
— Хлопчик, счастливо оставаться!
— А тебе, Варя, счастливо вперед идти!
И с серьезно-плутовским лицом прошагал мимо нее военным шагом, исчез. Варвара села в уголку и разглядывала Еремея, внимательно читающего запись. Средних лет мужчина, остриженный в кружок, с длинными русыми усами на бронзовом лице и с завязанным черной лентой левым глазом. Прочтя запись, он внимательно посмотрел на Варвару. «Ишь, словно буравом насквозь просверлил», — подумала Варвара.
— Сказывай, Варя, какая ты ныне есть, чем дышишь? — произнес он шутливо высоким, приятным голосом. Та рассказала про себя. Под конец ласковая усмешка промелькнула на лице Еремея.
— Так! Вот и Иван Исаевич тебя хвалит. Слушай! Вот они, подметные грамоты. Возьмешь, раздашь. В Москву с севера войдешь, как воевода приказывает. У церкви Николы на Крови — это в Скородом войти надо — живет Никола Алфеев, парень молодой. Недалечко от его жилья и склад. В нем бомбы, ядра и зелье хранятся. На складе этом он служит, охраняет до поры до времени. Наш он, а там думают, что ихний он.
И опять скупая усмешка.
