Чин — обычный честный служака, и очень осведомленная секретарша, такая серая мышка, втайне падкая на тряпки и украшения. И согласитесь, мы ничего не теряем? Если сперва обратимся с чисто коммерческим предложением, обеспокоенные тем, что банда Стервы бессовестно задрала расценки?
— А что, она действительно их повысила?
— Сэр, вы можете спросить хоть у матросов. Торговля русскими сувенирами, это мелочи. Но когда банда русских девушек устраивает нашим и американским морякам настоящий секс-террор, это не лезет ни в какие ворота! Моряку ведь трудно без женской ласки, долгое время вдали от дома.
— Секс-террор? Надо будет попробовать. Они что, конвейером обслуживают всех желающих, и требуют за это слишком большую плату?
— Да нет, сэр, вы не поняли, эти как раз не обслуживают. У русских есть женщины легкого поведения, как в любом порту — но вот после к нашему матросу подходят и требуют заплатить отдельно, «русские женщины, это национальное достояние». И попытка сопротивляться наказывается жестоким избиением, а после еще и ночевкой в русском полицейском участке.
— Русские девушки бьют наших матросов?
— Нет, сэр, у них на подхвате «песцы». Но старшей такого «патруля нравственности» всегда кто-то из девушек, причем по описанию — не из тех, кто оказывали услуги. И с приказом-предложением обычно обращается именно «стервочка», ну а «песцы» вступают, лишь услышав отказ. Драться с этими бешеными русскими безнадежно даже двое-трое на одного, ну а кроме того, за углом обычно ждет патруль военной полиции, который окажется очень не беспристрастен. Причем что интересно, плату с наших не принимают русскими деньгами — только фунты, доллары, и даже барахло, вроде шелковых чулок, только новых, за ношеное старое и рваное просто морду набьют. В этом Молотовске наши моряки уже опасаются ходить к русским женщинам, так с недавних пор и в Архангельске такое появилось! Точных сведений о том, что во главе всего стоит именно Стерва, нет — но делайте выводы, сэр, кто еще кроме?
— Что ж, тем более, повод восстановить справедливость. Хотя офицер Его Величества не должен осквернять себя связью с туземками, даже если у тех белая кожа — но будем милостливы к нашим матросам. Особенно если операция имеет шанс стать очень выгодной для Империи!
Да чтоб вы все сдохли, сволочи! Такой день испортили! И такое платье…
У нас с Михаилом Петровичем уже как традиция образовалась — каждый день хоть короткую прогулку по городу совершать. И погода отличная, тепло по-летнему, солнце греет. Идем через будущий парк, а дальше по Первомайской, и по настроению до Пионерской, Профсоюзной, Полярной, сворачиваем направо, и до Советской, или даже до Индустриальной, снова направо, и по Торфяной возвращаемся. Разговариваем обо всем — но мне нравится просто идти, держась за его руку, рядом быть.
— Михаил Петрович! А покажите мне как-нибудь ваш корабль?
Я к нему обращаюсь исключительно по имени-отчеству. Хотя мечтаю, что смогу просто по имени назвать. И представляю его на мостике — или в центральном посту, как там это на подводной лодке называется? «Воронеж» для меня сродни космолету из «Звезды КЭЦ», и как представлю, что вот эта махина, в море выйдя, повинуется каждой команде Михаила Петровича, и что другого такого человека в СССР нет?
А он меня про Ленинград расспрашивает, про довоенную жизнь. И про Белоруссию, а что там вспоминать? Как немцам приходилось улыбаться? Вблизи насмотрелась на них — не люди они для меня, а что-то вроде тараканов, прихлопнуть и забыть. Может быть по другому стану думать, когда вместо гитлеровской Германии будет ГДР. Снайпер партизанского отряда — нет, пожалуй по войсковой аттестации я больше чем на «старшего стрелка» не вытянула бы, стреляю хорошо, но вот терпения мне никогда бы не хватило, сутки в засаде лежать не шевелясь, как к примеру товарищ Пилюгин с Ленфронта, о котором вчера в газете написали, триста фашистов с начала войны истребил! Диверсант — простейшую мину собрать сумею, но куда мне до Клокова, Павлова, Резуто — в газете опять же, о героях-подрывниках партизанской дивизии Федорова, у которых на счету немецких эшелонов десятки? Разведчица — так и то, товарищей под удар подставила, не могла вынести, чтобы детей расстреляли. Что полезного сделала я для СССР за свои двадцать один год, война скоро уже закончится? Семь десятков фашистов — так у таких как Пилюгин или Клоков их сотни!
Я ведь все же городская была, ленинградская. Жили мы в коммунальной квартире — но говорит Михаил Петрович, еще на его памяти так жили, в Питере же, и не так уж редко. А в Белоруссию попав, поразилась я, как люди буквально в норах, в землянках живут, и едят не каждый день. На оккупированной территории, от фашистов разорение? Так попав уже после партизан в освобожденную Ленобласть, под Тихвин, я увидела, что и там нужда ужасная во всем. По сравнению с ними, в Молотовске просто изобилие, а уж в Ленинграде до войны…
И выходит, пока война, страна все от себя отрывает, чтобы свою армию прокормить, и тех, кто оружие делает. А мы обязаны, себя не жалея, врага разбить, чтоб снова стало как до войны. Хотя так же не будет — обожгло нас всех как огнем, другими мы стали, суровее, злее, с железом внутри.
А так хочется просто оттаять. И идти как в мирное время, с самым дорогим человеком, рука об руку!
Иду слева — девушки, у кого в друзьях военные, знают: чтобы их спутник мог приветствовать встречных, козыряя. В левой руке у меня сумочка, правой то Михаила Петровича под локоть, то за платье хватаюсь, ветрено сегодня, а юбка солнце-клеш. Первое такое платье я еще к Новому Году сшила, посмотрев фильм «Карнавальная ночь», точно как у героини, шелковое, нарядное, где ткань достала, это секрет. Второе, которое на мне сейчас, крепдешин в горошек, делала весной как повседневное, материю американец привез (и от шимпанзе иногда бывает польза). У меня даже спор с дядей Сашей вышел — он мягко так меня попрекнул, на этот покрой ткани надо почти вдвое больше обычного, не много ли? А я ему отвечаю — зато движения не стесняет совсем, могу бегать, прыгать, вертеться как хочу, что немаловажно, уж если я обязана за Михаилом Петровичем смотреть, чтобы не случилось ничего. И для этого… что я показала, после расскажу, но дядя Саша удивился. И спросил, а у твоих барышень из в/ч «Дом-два», тоже так? Так точно, товарищ комиссар третьего ранга, сделали по моему образцу, и красиво к тому же — а что такое «Дом-два»? А не бери себе в голову — отвечает — рано тебе еще про это знать, было в несветлом будущем такое явление, так товарищи потомки твою команду называют, вы же тоже сплетни, слухи и прочее отслеживаете и даже оценки ставите, надежен объект или нет?
Так что стиль солнце-клеш для меня и моих девчонок был не только дозволен, но и утвержден. А поскольку на нас в смысле моды смотрели все заводские, то такие платья и юбки сразу стали очень популярны. Правда, без нашего секрета. Зато смотрятся красиво, особенно на худеньких.
Вот только ветер на пустыре всегда, так и треплет на мне платье, словно флаг, держу подол, все равно задирает выше колен. А Михаил Петрович лишь улыбается, и говорит, что я «то в макси, то в мини», что это такое? Скорей бы парк разбили, чтобы были клумбы, аллеи, дорожки, как на фото «из будущего», а то ветром такую пыль несет, глаза слепит, разговору мешает, и косынку срывает с головы, вот хорошо, что соломенную шляпку не надела, бегала бы за ней сейчас! Хотя Михаил Петрович говорит, я так на актрису Целиковскую похожа, значит нравится ему — ой дура, надо было все ж в шляпке, ну слетела бы пару раз, и что? О чем думаю — но совершенно не хочется о войне! Хотя бы на короткое время.
Сейчас я не хочу быть солдатом. А чтобы за мной ухаживали, цветы дарили, вот интересно, любимых женщин и впрямь кто-то носил на руках? Это плохо, это слабость — нет, я своих родителей вспоминаю, тепло такое вокруг, они просто сидят рядом, и она ему голову на плечо… За что их — суки фашистские, мало я вас убивала, до сотни не дошло, хотя может, кто-то после в госпитале сдох? Но нет здесь фашистов, ну кроме пленных, те не в счет — а дядя Саша сказал, ты свой участок обеспечь, не подведи, для победы сделаешь больше, чем по лесу бегая с винтовкой. Я стараюсь, но Михаилу Петровичу завидую, Ведь сколько немцев от его торпед на дно ушло — а мне рассказывали, в холодной воде полярного моря умирать куда мучительнее, чем от пули?
Ну что за ветер, под руку идти не дает! Дует вдоль Первомайской от моря резкими порывами, и только я Михаила Петровича под локоть возьму, рвет на мне платье и косынку, да так сильно, что обеими руками едва могу удержать все хоть в каком-то приличии! И если Михаил Петрович меня увидит растрепанной… а мама моя говорила, что девушке вообще неприлично под руку идти с посторонним мужчиной — католичка она была по воспитанию, хотя в костел не ходила. Только я думаю, что если бог на небе и есть, то судит он
