- Попарить нас, кажется, захотели! – ответил тот и закричал: - Эй, вы! Мальчонку хоть пожалейте! Выпустите, говорю, его!
- Еще чего! – раздалось в ответ.
- Когда он как рак красным начнет становиться, и глаза у него вылазить начнут, ты у меня сразу сговорчивым сделаешься!
В парилке и, правда, стал быстро накаляться и словно улетучиваться годный для дыхания воздух.
- Мерзавцы… - в бессилии ударил кулаком по ступеньке Григорий Иванович.
Юрий Цезаревич посмотрел на него и тихо спросил:
- Зачем ты меня сюда привел?
Григорий Иванович виновато положил ему ладонь на плечо:
- Прости, Юр, хотел по старой мальчишеской дружбе упросить тебя отказаться от своего заявления, что наша школа нецелесообразна, и сказать сегодня об этом на сходе!
- Да ты знаешь, что бы мне было за это? Хотя… - он покосился на булыжники в баке и безнадежно махнул рукой: - Наверное, все лучше, чем то, что нас теперь ждет…
Григорий Иванович перевел глаза на молчавшего дядю Андрея:
- А ты что не упрекаешь меня? Ведь ты же так берег себя, чтобы хоть на годик дольше прожить…
- Да какая разница! – махнул рукой дядя Андрей. - Я еще на службе в церкви сегодня подумал: ну, проживу еще десять лет… ну, самое большее, двадцать! А что потом? И когда ты Юрку позвал с собой для разговора, я для того и увязался с вами, чтобы спросить у тебя, как мне теперь жить!
- Да… - с горькой усмешкой подытожил Юрий Цезаревич. – Вот и состоялась встреча старых друзей! Так сказать - «Сорок лет спустя!» Сам Дюма до такого бы не додумался…
Стас посмотрел на него, на Григория Ивановича, на дядю Андрея, и до него стал доходить весь ужас происходящего. Ну, они-то, ладно, хоть пожить-то успели. Не зря говорят – сорок лет спустя, да еще плюс столько, сколько ему… А он? И… что будет с его родителями?
К счастью, Григорий Иванович нашел единственные слова, которые в этот момент могли его утешить:
- Слава Богу! Мы хоть все причастились сегодня. Так что если что, пойдем, как мученики – прямо в рай!
- Вы – да! А я?! – гневно оборвал его Юрий Цезаревич. – Почему я должен погибать, даже не зная, за что, вернее за то, с чем не согласен и вообще слушать все эти дурацкие бредни? Эй, вы!!!
Он подбежал к двери и принялся стучать в нее кулаками:
- Выпустите меня отсюда! Я - директор школы! Я - друг вашего начальника – это же я помог ему!
- А вот мы тебе ничем не можем помочь! – послышалось в ответ притворно-сочувственное. – Вернее, можем, и даже поможем сразу, если ты уговоришь своего друга отдать нам то, что нам от него нужно!
Юрий Цезаревич, как затравленный, оглянулся:
- Гришка, Христом Богом твоим молю – отдай им то, что они просят!
- Твоим? – удивленно переспросил Григорий Иванович. – Насколько я помню, когда ты был таким же, как сейчас Стас, он был и твоим Богом!
- Да! – согласился Юрий Цезаревич и тут же протестующе выставил перед собой руку: - Но вспомни, кто виноват в том, что я отрекся тогда от него? Ты, Андрюха, увидев на мне крестик, когда я купался с тобой на реке, за горсть конфет сказал это Гришке. Ты, Гришка – своему отцу. Тот - директору школы. И когда меня прижали к стенке – крест или галстук, я был вынужден выбрать последний. Ведь без него я не смог бы поступить в институт, не стал бы директором школы… Впрочем, я уже и так перестал быть им… Это что же – выходит – я зря прожил всю жизнь? То есть, как это прожил?! Нет!!! Я не хочу умирать! Я не хочу этой кошмарной вечной пустоты!!!
- Да какая же там пустота, Юрка? – как можно мягче сказал Григорий Иванович. - Там ведь тоже жизнь! Причем, вечная, и здесь только ее начало! Что, наши предки и самые умные люди всех времен и народов были глупее тебя, безоговорочно веря в это?
Юрий Цезаревич медленно поднял голову, и в глазах его вдруг появилось что-то осмысленное
- Ты… думаешь… там… и, правда, что-то есть? – веря и не веря, осторожно спросил он.
- Конечно!
