первые со вторыми обычно незнакомы. Поэтому, увидев спокойно и уверенно шествующего лейтенанта, прекрасно изъясняющегося на английском, первые сочтут его офицером свиты, а вторые — здешней боевой скотинкой. А поскольку вы, святой папаша, столь предусмотрительно скрывали под капюшоном светлый лик, то шанс, что вас узнают в фэйс лица… Скорее остров тронется с места и своим ходом поплывет во Францию.
Лис приложил руку к груди, включая закрытую связь.
—
Вызов Лиса отвлек меня от долгих сосредоточенных воспоминаний. В кои-то веки я с благодарностью вспомнил своего дядю-епископа, который разговоры на любую тему сводил к перечислению степеней родства английских аристократических фамилий. Особенно его увлекали их связи с нашим родом, и я был приговорен выслушивать многочасовые занудные лекции о скандалах и судебных разбирательствах в нашем хранимом Богом королевстве. Каким-то чудом он помнил все подробности семейных дрязг британской аристократии, начиная примерно с Войны Роз. А что касалось рода Камдейлов, так и вовсе от Кнуда Великого[24].
К своему удивлению и немалой радости, мне удалось извлечь из недр памяти кое-какие замшелые сплетни относительно рода Габерлинов. Даже не пришлось взывать к помощи Базы.
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
—
Появление незнакомого офицера, как и предсказывал Лис, не вызвало особого интереса. Раз уж он в замке, значит, проверен и перепроверен. Караульный вяло отсалютовал ружьем, пропуская лейтенанта и какого-то дылду в штатском, видимо слугу. А вот отдыхавший возле покоев лорда Габерлина адъютант ночным гостем заинтересовался:
— Чем вызван ваш визит в столь поздний час?
Но Арман де Морней при желании умел быть чрезвычайно убедительным:
— Здесь есть одно секретное дельце, сэр.
— Какое дельце, сэр?
— Секретное, сэр. У нас в крепости содержится некий французский офицер, который утверждает, что он англичанин, состоящий на тайной службе его величества. Он говорит, что его номер ноль-ноль-семь и он следует в Лондон после выполнения задания.
— Занятная история, сэр, но она может подождать то утра.
— Я так и сказал этому пленнику, но тот утверждает, что его настоящее имя — Томас Барнвилл и что он племянник миссис Элизабет Габерлин, урожденной Леверидж.
Адъютант скривился, будто съел устрицу, позабыв извлечь ее из раковины. Должно быть, перспектива разбудить его милость, да еще в столь поздний час, не вызывала у него энтузиазма.
— А он точно Барнвилл?
— Откуда же мне знать? — пожал плечами Рид. — Но по-английски говорит, как настоящий лондонец, и сыплет именами, титулами и званиями, словно только вчера прибыл от двора короля Георга.
— Н-да, история… — Адъютант с заметной неохотой поднялся с места, пытаясь сообразить, за что ему достанется больше — за грубое вмешательство в череду снов милорда или за то, что дорогой племянник леди Габерлин продолжит страдать в тюремной камере, несмотря на четкий и ясный доклад? По всему выходило, что последний вариант хуже. В первом случае гроза могла пройти мимо, сменившись радостью встречи, во втором он рисковал обзавестись некоторым количеством влиятельных и знатных врагов на всю жизнь.
— Ждите здесь, — наконец выдавил он и скрылся за дверью покоев.
— Роберт, — наклоняясь к лейтенанту, тихо произнес Лис, — ты пока жди, а я тут метнусь, типа, в сортир, а заодно выясню, что у нас на этаже с охраной.
Де Морней молча кивнул, «отпуская слугу».
Адъютанта не было минут пять, за это время из-за двери не слышалось ни звука. Видимо, за стеной находился кабинет, а не спальня. Наконец офицер появился и предложил ночному гостю пройти.
Лорд Габерлин, невыспавшийся и недовольный, сидел в атласном шлафроке[26] поверх ночной рубашки за рабочим столом, пытаясь сфокусировать взгляд и рассмотреть пришедшего в неярком свете зажженного канделябра.
— Лейтенант Рид, милорд, — отрекомендовался де Морней.
— Да, — невпопад кивнул представитель его величества. — Джереми сказал, что вы запихнули в каземат моего родича?
— Никак нет, сэр, он сидит в офицерской камере.
— Да к черту, хоть у вас в заднице! Каков он из себя?
— Рост выше среднего, широкие плечи…
— Долговязый, как все Левериджи! — процедил Габерлин. — Ни дать ни взять, моя Бэтси… Так где его носило все эти годы?
— В России, милорд.
— Какого дьявола он туда поперся?