— Тяни! — донеслось снизу. — Давай!
Чокан не спеша стал выбирать веревку. Из пропасти показалось обыкновенное, слегка помятое жестяное ведро, из которого обычно на стоянке Чокан поил лошадей. Подхватив ведро, словно оно наполнено влагой, Чокан осторожно пронес его к груде золотых монет, что громоздилась возле разбитого ящика, и наклонил. Из ведра посыпались с легким звоном монеты, сверкая на солнце оранжевыми бликами.
— А ты здесь что делаешь? — спросил Джангильдинов Темиргали.
Тот от неожиданности вздрогнул, резко повернулся и, узнав командира, улыбнулся, отчего кончики его тонких усов слегка зашевелились.
— Считаю, агай.
— Зачем считаешь?
— Чтобы правильно было, агай, чтобы ни одна монета не пропала. — Темиргали кивнул в сторону обрыва: — Мы будем знать, сколько штук не хватает.
— Пусть будет так, — согласился Джангильдинов и спросил Чокана: — Сколько человек внизу собирают?
— Две дюжины, агай. Матросы одни и Малыхин.
— Мало, до захода солнца не управимся. Надо еще послать. — Джангильдинов обратился к бойцам, что толпились на краю обрыва: — У кого есть надежная веревка?
— Есть, товарищ командир! — раздалось несколько голосов.
— Выходи сюда.
Четверо красноармейцев вышли вперед, держа в руках плотные веревки, а пятый шагнул с сыромятными вожжами.
— А кто желает спуститься на поиски? — спросил командир.
Красноармейцы молча переминались. Потом один, сдвинув на затылок фуражку, произнес:
— Больно боязно!
— Потому и не приказываю, а зову тех, кто добровольно. Спускаться, конечно, опасно.
— Да мы не спускаться боимся, товарищ командир! Оно дело плевое…
— А чего же?
— Пули-дуры! Малыхин и люди из его отдела пригрозились, что если кто сунется самовольно, то постреляют без всякого упреждения, как цыплят.
Джангильдинов подошел к самому краю обрыва и глянул вниз. Дно ущелья, как сухое русло реки, было устлано мелкими и крупными валунами, галькой, торчали высохшие, порыжевшие кусты боялыча и бледно-пепельные метелки серой полыни. Пять моряков стояли там с поднятыми вверх винтовками, готовые пальнуть в любого. Джангильдинов окликнул начальника особого отдела. Малыхин, задрав голову вверх, слушал командира, потом велел морякам опустить винтовки.
Два десятка красноармейцев спустились вниз. Через час все монеты до единой были собраны, а потом вытащили и верблюжью тушу: не пропадать же мясу.
Впрочем, мясо верблюда теперь мало кого интересовало. Весть о том, что в патронных ящиках лежало золото, с быстротой молнии облетела отряд. Тайное стало явным. На разных языках только и слышалось:
— Золото!..
— Олтун!..
— Везем золото…
Отдельные бойцы с каким-то нездоровым интересом пристально и оценивающе ощупывали взглядами каждый вьюк, каждый ящик, бесцеремонно трогали руками, тыкали плетками. А вдруг — всюду золото?
Начальник особого отдела Малыхин не знал, что предпринять. Ящики с деньгами надлежало круглосуточно охранять, а в отделе людей раз-два и обчелся…
Бернард тоже опасался, как бы золото не растащили, не разграбили. С одной стороны, он радовался, что его предположения подтвердились и теперь ему точно известно, на каких именно верблюдах везут ценный груз. И в то же время, с другой стороны, Бернард понимал, какую большую ошибку они с бароном допустили, открыв тайну всему отряду.
— Золото надо сохранить в целости, — приказал он барону. — Будем помогать охранять.
Комиссар отряда остро почувствовал, что в жизни коллектива наступила решительная минута. Если не принять мер, может произойти что-то непоправимое. И внутренним чутьем уловил главное: сейчас, именно сейчас от его действий зависит очень многое. Золото имеет страшную силу. Оно может разорвать коллектив на части, сделать людей врагами. «Золото должно объединить отряд», — решил он и, не теряя времени, приказал:
— Коммунистам собраться у скалы!
Состоялось летучее собрание. Джангильдинов рассказал о секретном грузе.
— Золото принадлежит революции. Без него невозможна победа над врагами. Так говорил Ленин, посылая нас!
— Правильно! — крикнул Кирвязов. — Смерть врагам капитала!
Через час в каждом взводе шли беседы.
6
Из ущелья выбрались к заходу солнца. Горн как-то сразу отступили, и перед отрядом открылась широкая и просторная долина. На востоке, облитая лучами вечернего солнца, возвышалась на синем небе громадным светло-розовым шатром дальняя вершина.
Вырвавшись из плена гор, люди почувствовали себя вольнее. Жители равнин и степей трудно привыкают к горам. Даже животные и те тоже стали бодрее, звонче звучало конское ржание, и верблюды веселей шагали по ровному грунту. Колонна, которая непомерно растянулась, теперь постепенно уплотнялась, отстающие подтягивались.
Разослали во все стороны группы боевого охранения. Беспечность, которая до этого в какой-то мере царила в отряде, — мол, какие тут, в диких и безлюдных краях, враги? — быстро испарилась. Что и говорить, нежданное нападение врагов стоило отряду восьмерых человек. Пятнадцать получили ранения, погибли четыре лошади и один верблюд. Убитых похоронили на заре возле пастушьего стана. Каменистую почву пришлось долго долбить кирками, пока вырыли подходящую братскую могилу. Погибших положили на дно, устланное брезентом.
— Приведите пленных, — велел Джангильдинов. Двадцать восемь хмурых и бледных людей, опустив головы, тихо прошли мимо тех, кого они убили, шли так, словно груз вины лег тяжелыми мешками на плечи и давил к земле. Только двое, под халатами у которых проглядывали офицерские френчи, да грузный, с окладистой бородой и хитрыми лисьими глазами казак в дорогой одежде прятали злобные ухмылки под усами, старались погасить блеск глаз.
Их троих отделили от остальных и, отведя к пологому холму, расстреляли.
После этого похоронили погибших красноармейцев. Трижды громыхал залп над братской могилой, и далекое эхо глухо повторило гром, вырвавшийся из винтовок. Дремавшие на скалах орлы встрепенулись и поспешно взмыли в безоблачное синее небо.
Возник вопрос, как поступить с пленными.
— Нужно допросить, прощупать нутро, определить социальную сущность каждой личности, — предложил начальник особого отдела Малыхин.
А его помощник Звонарев требовал крайних мер:
— В расход их всех! Чтоб другим неповадно было!
Настаивая на расстреле, Брисли преследовал тайную цель. Он знал: известие о казни джигитов большевиками моментально облетит всю степь, и тогда Джангильдинов не найдет поддержки у своих земляков. Отряд не достигнет своей цели и будет, наконец, перехвачен.
