беспокойство.
— Если вы позволите мне так показать, мистер Дайкс, номер девять тысяч двести тридцать четыре отправился домой.
— Домой «хуууу»?
— Именно так, он попал в то небольшое число людей, что покинули цивилизованный мир и вернулись обратно в Африку. Номер девять тысяч двести тридцать четыре был включен в весьма, я бы показал, сомнительную программу, в рамках которой зверей, содержавшихся в неволе, выпускают обратно в дикую природу. Если вы хотите снова его увидеть, вам надлежит отправиться вслед за ним.
Для Саймона знаки сотрудника зоопарка выглядели молнией среди ясного неба. Пришлось продолжать Буснеру:
— Мистер Каршимп, когда вы показываете, что номер девять тысяч двести тридцать четыре отправился домой, вы имеете в виду, что он и родился в Африке «хуууу»? Что это был дикий человек «хууу»?
— Это крайне маловероятно, доктор Буснер. На Западе в неволе живет столько людей, что отлов новых особей в дикой природе совершенно не нужен, потребность в них возникает крайне редко.
Саймон очень внимательно следил за обменом знаками, и последний жест бросил его в холодный пот. Его землистого цвета морда побледнела, он схватил
Буснер не отставал:
— И почему же, мистер Каршимп…
— Пожалуйста, ваше анальное премноговеликолепие, вы окажете мне большую честь, если будете обозначать меня просто Мик.
— «Трррннн» хорошо, Мик, так почему же вы показываете, что эта программа
— Ну, как вам известно, — Каршимп принял непринужденную позу, было ясно, что он намерен изложить предмет подробно, — вся
Переползая к нашему предмету, надо признать, что программами возвращения животных в дикую природу занимались многие, в том числе и сама гуру антропологии Джейн Гудолл, но программа, в которую попал наш номер девять тысяч двести тридцать четыре, отличается от других. У Гудолл когда-то работала одна полевая исследовательница из Германии, по обозначению Людмила Раушутц. Очень богатая самка, ее представления о месте людей и шимпанзе в природе и об их взаимоотношениях в высшей степени, как бы это показать, эксцентричны. Отколовшись от Гудолл, Раушутц сумела подкупить танзанийское правительство, и ей выделили для исследований отдельную территорию в бассейне Гомбе. Там она занимается двумя вещами — знакомит туристов с дикими людьми и пытается выпускать на волю содержавшихся в зоопарках и лабораториях людей…
— Мик, — Саймон взял себя в лапы и прервал смотрителя, — «хуууу» можете вы нам растолковать, почему Лики выбирал для своей программы Исключительно самок «хуууу»?
— Хороший вопрос, Саймон. Лики полагал, что самцы людей воспримут самок шимпанзе спокойнее, чем самцов. У людей, как вам известно, седалищные мозоли почти не набухают, так что шимпанзе-самец может привлечь к себе излишнее «хуууу» сексуальное внимание со стороны человека.
— Вот как, любопытно.
— Мы, как правило, не отсылаем людей к Раушутц, но иногда, как в случае вашего юного самца, такой путь представляется разумным. В конце концов, единственная альтернатива — кастрация.
И с этим жестом Каршимп погрузился в беззначие.
Вечером того же дня Саймон лежал, свернувшись клубком, в своем гнезде, в гостевой гнездальне Буснеров, и смотрел передачу «Вожак-повар для старших подростков». Саймон узнал ведущего, самца по обозначению Ллойд Гроссшимп, и гостя, известного повара по обозначению Антон Мозишимп. На мордах трех юных шимпанзе, старших подростков, сражавшихся за верхнюю позицию в иерархии на телевизионной кухне, читалась смесь тревоги с томлением — прямо на их глазах взрослые принялись оценивать их стряпню.
— «Уч-уч» Антон, —
— На что это вы, «уч-уч» черт побери, намекаете «хууууу»? — отзначил франкозначный швейцарец.
— Ни на что «хуууу», ни на что, насколько мне известно, у вас у самого три детеныша-самки «хууу»?
Саймон не увидел, что отзначил Мозишимп, потому что дверь в гнездальню распахнулась и внутрь зачетверенькал именитый экс-психиатр. Глянув на экран, он показал:
— «Хуууу» кого я вижу, Мозишимп, у меня есть один знакомый, он его худо-бедно знает. По слухам, у его дочерей не жизнь, а сплошное надругательство — он почти с ними не спаривается «ввврраааа»!!!
— В самом деле, — жесты Саймона были столь же бесстрастны, сколь приветственные взмахи королевы, когда та в дни официальных торжеств проезжает по городу в карете.
— Что случилось, Саймон «хуууу»? Поход в зоопарк расстроил вас «хуууу»?
— А вы как думали?
— Вы до сих пор полагаете, что этот человеческий детеныш, номер девять тысяч двести тридцать четыре…
— Никакой он не сраный не номер «враааа»! Его обозначают Саймон «вврррааа»!
Буснер немедленно отреагировал на проявление непокорности. Он вскочил на край гнезда и хорошенько огрел Саймона по физиономии, несколько раз — иной наблюдатель решил бы, что в гнездальню заползла ветряная мельница. Спустя секунду-другую экс-художник запросил пощады, истошно скуля и кланяясь своему вожаку.
— Вот так, вот так, «гггруууннн» я знаю, вы расстроены, Саймон, но подобную наглость я не могу оставить безнаказанной, надеюсь, вы меня понимаете…
— Да-да, конечно, я вас понимаю, я «чапп-чапп» прошу прощения, ваша задница столько для меня значит…
— Знаю, знаю, но главное в другом: вы по-прежнему верите, что этот человеческий детеныш — ваш, ваш мордный детеныш, ваш Саймон «хуууу»?
— Не знаю почему, но я до сих пор в это верю.
— Отлично, — показал именитый натурфилософ, как он продолжал себя обозначать, и уселся на край гнезда, — в таком случае у меня для вас «гррннн» хорошие новости.
— И какие же «хуууу»?
— Я только что жестикулировал с Алексом Найтом, и он показал, что его компания заинтересовалась вашей историей и готова раскошелиться.
— Раскошелиться на что «хууу»?
— Как на что? На нашу поездку в Африку, на поиски этого человека.
— В Африку «хууу»? И когда мы отправляемся?
— Как только все будет готово, мы немедленно вылетаем.