– В противном случае вы запели бы по-другому! На долю мгновения ее глаза потемнели, но Пай Ли тут же взяла себя в руки.
– Возможно, вы правы, не будем спорить о частностях. Вас действительно почти невозможно опознать, чужой хард, маска… Кроме того, как старшая по возрасту, опять же позволю заметить, вы вели себя недопустимо рискованно, вы могли погибнуть в Лагосе!
– И что бы изменилось?
– Очень многое. Господин Стасов поставил выполнение второго соглашения в прямую зависимость от первого.
– Вы не можете решать за правительство…
– Господин Молин,
– Я понял. Теневой кабинет.
– Забавно… Что же, пусть будет такое название. Если ваши люди уберут оружие, мы сможем помочь раненому?
– Баш на баш. Отключите ган. «Титановая» бабушка принимала решения, как и положено главе семьи. Шипастый охранник рухнул к моим ногам. Серж принесла белого, как простынка, Изабель. В шахте закрылся люк, затем двое подопечных советника забрали криэйтора в челнок.
– Итак? – спросил я, откупоривая пакет пива.
Господи, благодать-то какая! Может, перед смертью не надышишься, но напиться вполне реально! Только теперь я заметил, какая жарища стояла в скафандре. Да и воздух в тоннеле, без вентиляции, нагревался с каждой минутой. Либо внизу бушевал пожар, либо кислородные фермы, лишенные управления, не справлялись с отводом тепла.
Вместо охраны из второго челнока вышли трое мужчин средних лет, двое почти седые, последний помоложе, в темных очках. Оказавшись в тамбуре, церемонно поклонились матери, затем мне. Откуда ни возьмись, между нами возник столик с напитками и включенным сегментом харда. Китайцы сохраняли вежливое молчание. Звери смотрели, выпучив глаза, Серж беззвучно бормотала ругательства. Я испугался, как бы ей не пришло в голову захватить всю семейку в заложники. Встал и задвинул дверь в тоннель. Не ахти как вежливо, зато спокойнее…
Я попытался сохранять максимально равнодушный вид. На разрушенной вирусом базе напротив меня сидели бандиты столь высокого калибра, что язык не поворачивался их так обозвать. Слетелись специально из-за меня, побросав миллиардные свои делишки, промчались миллионы километров и терпеливо, как школьники, сидят, ручки на коленках. Вот оно, олицетворение таинственной мощи Востока, подчеркнутая терпеливая скромность вершителей судеб. Непроницаемые щелочки глаз, отсутствие малейших украшений и – о, чудо! – нормальные мужские ногти…
– Итак, – повторила Пай Ли, – господин Стасов хочет получить нечто эфемерное, легенду, несуществующий пульсатор, технологию, несовместимую с законами изученной физики… Мы хотим получить нечто эфемерное, легенду, химическую формулу несуществующего допинга. Сказку взамен сказки. Справедливая сделка, вы не находите, господин Молин?
– Так… – сказал я. – Пансион на Марсе. Теперь все понятно…
– Вас никто не предал, если вы
– И что… что сказал президент? Виртуальная война ведь давно идет. Китай не вступит в реальную войну?
– Если вступит, то на стороне Содружества. Четверть часа назад заключено перемирие, на восемь вечера по Гринвичу назначена встреча министров иностранных дел.
Я не мог сидеть, встал и принялся топтаться. Братья Ли следили за мной без малейших признаков эмоций.
– Что-то у вас не складывается, госпожа советник! Никакой Стасов, будь он трижды Мудрый, не смог бы отменить Конвенции по генотипу… Я так понял, для европейской расы, извините, конечно, это болевая точка!
– Справедливо. Но он не трижды мудр, как вы изволили заметить, а по крайней мере двадцать один раз.
Я захлопал глазами.
– Вместе со Стасовым по всемирным каналам выступили с совместным обращением двадцать Мудрых, из них четверо – мои соотечественники. Через некоторое время к ним присоединились еще семеро, возможно, их уже больше.
– Забастовка?! – ахнул я.
– Как? Слово мне незнакомо, но корневой смысл я улавливаю. Лучше плохой мир, чем отличная война, разве не так, господин Молин?
– Этот «плохой» мир будет в вашу пользу…
– Отнюдь. Исключительно в пользу естественного исторического развития общества. Наша семья не относит себя к национальным шовинистам, но руководствоваться идеями некоторых европейских социологов, в том числе русских, китайский народ не считает нужным.
– Какими идеями?
– Например, стерилизовать от трех до пяти миллиардов моих сограждан. – Она изящным жестом взяла из вазочки орешек. – Человек такой же плод мироздания, как травинка или муравей, господин Молин. Не фашистам из Партии натуралов определять, какая раса будет доминировать на планете.
– Одну секунду! – Меня внезапно посетило небольшое озарение. – Вы с сыновьями! Вы женщина, но
– Вы наблюдательны, господин Молин. – Пай Ли чуть поклонилась, скрывая улыбку. – Любой ученый, и самого высокого дана, совершает ошибки. Это лишь цена за открытия, не так ли? Вы сами подсказали Стасову путь решения – проверить колонии порченых, и он бы еще очень долго их проверял, если бы мы не встретились. Что составляет здоровый фундамент семьи, господин Молин? Традиции! В традициях узкого круга китайских семей, я имею в виду – влиятельных семей, естественное деторождение не считается преступлением…
– Так вы сами?..
– Разумеется, это запрещено Демо-департаментом ООН и точно так же преследуется в моей стране. Однако законы люди издают, а традиции создают людей. Солидные кланы не могут допустить риска подмены, а политическая игра, господин Молин, – слишком серьезное дело, серьезней любой войны. Я буду с вами абсолютно искренна, минимум шесть поколений моей семьи практикуют криминальное деторождение. У нас и у некоторых наших друзей достаточно денег, чтобы под вывеской элитного инкубатора спрятать родильный дом.
– И каков результат? – для порядка поинтересовался я. То, что она ответит, я знал заранее.
– Всякий результат подобен палке о двух концах, не так ли, господин Молин? В клане Ли нет пробоев… – Она выразительно притихла, давая мне закончить мысль.
– Но… у вас рождаются мутанты, не соответствующие… – Я уже понял, что не угадал.
Пай Ли покачала головой, сыновья синхронно отхлебнули кофе.
– Это побочный эффект, против Демо-полиции мы бессильны. Дети с врожденными нарушениями точно так же, как в Европе, получают компенсации и выбывают из активного социума. Самое страшное последствие заключается в сексуальной деформации. Я – натуралка, а младшая моя сестра порченая, как и двое двоюродных братьев, как и мои сыновья… – Последние слова она произнесла с видимым напряжением.
Я потрогал кончиком ботинка упавший ган, отхлебнул пива, заглянул в тоннель. Звери покуривали вокруг экструдера, гранатомет Медведя чуть слышно посвистывал в боевом положении.
– Вам приходится это скрывать?
– На семью не может упасть даже малейшее подозрение, господин Молин.