Змей

каждую сотню метров и спускались в Балтику, точно хоботы ненасытных слонов.

Когда я сложил догадки, картина выросла прелюбопытная… С гипнотической настойчивостью голубоглазая моложавая старушка вычерчивала рисунок вселенского кошмара, но прямо выразить мысль не хотела.

Медовым голосом комп предложил прослушать личное сообщение. Я отщелкнул гнездо на левом браслете – это мы уже освоили, – активировал носитель. Как и тайм-навигатор в левом глазу, браслет выполнял множество функций, от зажигалки до автозагара, но меня сейчас интересовала инфа.

«Подтвердите личный доступ». Я послушно ткнул пальцем в сетчатое окно на браслете, лучик лазера сам нашел сетчатку.

«Подтвердите специальный уровень доступа». Ого! Пароль голосом и одновременно двумя руками, по двум висящим в воздухе клавиатурам. На самом деле это были никакие не клавиатуры, скорее два шара, в которые погружались кончики пальцев.

«Контрольный вопрос: ваше настоящее имя?»

Секунды три я глотал воздух открытым ртом. Задать этот вопрос мог себе только я сам. Прекрасно, это лишь подтверждает иллюзорность происходящего… Я ввел ответ вручную. Секунду спустя визор заполнило объемное отражение скуластого лица Снейка, точно я приблизился вплотную к зеркалу.

«Хэй, Макс. Донт варри, джаст слушай и постарайся штекнуться! Это я, Снейк Ксения, и я втыкаюсь, кто ты. Если ты в моем харде, стало быть, пробой прошел хэппи и на календаре двадцатые числа декабря. Поюзай моим боди, так и быть… – Он игриво погрозил пальцем. – Лу-ук, не обижай Изабель, криэйторы – пиплы нервные. Теперь полный ахтунг, бой! Из респекта к пра-пра-дедушке я выполняю твой аск. У тебя времени в обрез. Мне стоило немало сил отправить себя в пансион Гаутамы. К счастью, Алла Караян любит охоту с моим участием, тебя выпустят на поруки… Йэп! Драйв в Брюссель, там найдешь банк «Альт-Националь», у них есть кое-что на имя Снейка Антонио. Они сбросили на хард эту инфу – «получить в декабре две тысячи триста девяносто девятого»… Но ресурс откроется только на тебя, во время пробоя. Других френдов с таким именем у меня нет, надеюсь, что я не ошибся… Гуд лак, бой! Если встретишь Кристмас в моем боди, подари Сержу Аркелофф парфюм от Роше, самый редкий, с океанической фермы, найдешь! Я не могу заранее, моллюск живет всего неделю… О прайсе не думай, ей будет в кайф, только Чаку ни слова! Кстати, если возникнут проблемы, обращайся к ней. Итс олл, би хэппи, долли!» Он помахал волосатой ручищей и исчез.

«По вашему запросу сообщение уничтожено».

Я стянул со взмокшего лба визор. Главное – не соскочить с катушек. Если на минутку, лишь в виде исключения, допустить, что я действительно нахожусь в будущем, то есть не я, а матрица моей памяти в мозгу Антонио, то… Но он заявил, что выполняет мою просьбу! Я никогда не оставлял просьб человеку, которого произведет на свет искусственная матка четыреста лет спустя… И до кучи – доктор Караян. Снейк убежден, что ему пошли навстречу из-за спортивных достижений, но тут тоже не все просто…

– Чак! – Я потряс его, бородатый болтался, словно кости выпали из суставов. – Чак, отведи меня на Мистерию!

4. Мистерия

Пока не выросла наша «тыква», семья Снейка ютилась в трехэтажном особняке старинного испанского покроя, с внутренним патио, фонтанами и раскидистыми алоэ вдоль садовых дорожек. От исторического прототипа дом отличался тем, что с нажатием кнопки, в течение получаса, полностью менял внутреннюю конфигурацию, мебель и цветовую гамму. Отсутствовало понятие несущей стены, можно было вообще убрать перегородки, превратить помещение в одну большую комнату, но при этом крыша удивительным образом держалась. Какое-то время я этим забавлялся, двигая спальни и уничтожая лестницы, потом надоело. Неизменными оставались картины Чака. Нет, эти полые геометрические фигуры на картины походили не слишком, но автор называл их именно так. Трапеции, кубы, цилиндры, в которых, внутри и снаружи, непрерывно перемещались цветные капли, создавая иллюзии – то бескрайней иссохшей пустыни, то водопада, то таинственной горной гряды. На фоне текущих пятен в глубине повисала главная сюжетная линия; здесь также могло встретиться что угодно, от группы танцующих детей до бегущего стада жирафов…

Я так понял, переезд стал необходимым из-за сужения ареала искусственного климата. Календарь рядом с термометром смотрелся бы гротескно: 23 декабря, плюс 20 по Цельсию, и это на широте Петербурга. Изабель тужился растолковать мне политику правительства в области погоды. Подобные вопросы решались прямым голосованием: если население города согласно платить бешеный налог за микроклимат – нет проблем. Поддержание субтропического оазиса обходилось с каждым годом все дороже, и многие северные мегаполисы ограничивались «отоплением» центра и жилых районов. Колоссальные средства в то же время уходили на поддержание холода в полярных областях. Под действием дыхания подводных плантаций ледники неумолимо таяли, но возвращение сельского хозяйства назад, на изгаженную сушу, представлялось еще более дорогим мероприятием. Кроме всего прочего, огромные массивы угодий, освоенных в двадцатом веке, прекратили существование, уступив дефицитную площадь промышленности.

Чак уехал молиться и заодно порисовать, он состоял в Церкви ангелов Хо, нечто среднее между воинствующей теософией и классикой буддизма. Все-таки восточные корни давали о себе знать, но творчество привлекало его сильнее религии. Прозрачные шедевры он создавал не в одиночку, иногда над особо сложной оптической композицией трудилось человек пять. Большинство картин требовали предварительного компьютерного моделирования, но высшим шиком считалось обойтись без машины и удержать трехнедельную, а то и месячную работу в голове. А затем наступало самое странное и обидное, во всяком случае, мне бы стало обидно. Картины выносились прямо на улицу, в зоны гуляний, на задворки Мистерий, развешивались в барах. Денег никто не получал. Чак так искренне засмеялся, когда я указал на недопустимость столь легковесного отношения к собственному труду:

– Какие музеи, бой? Музеи созданы, чтобы хранить старину! Если запихнуть в экспозиции все, что пишут сегодня, придется отдать под музейные площади всю жилую зону!..

Оставаться одному мне было скучно, я напросился с Изи в пансион на чистку. Пока он, утыканный клизмами, валялся в барокамере, мне предоставили массажную ванну со стационарным нэтом, откуда я не мог выбраться больше трех часов. Изабель появился посвежевший, чернокожий, с подновленной почкой и потащил ужинать в Кронштадт, в подводный ресторан. Там вплотную к окнам подплывали касатки, и можно было манипулятором протянуть им кусок мяса. В чем тут фишка, я не мог понять очень долго, ну, касатки и касатки, ничего особенного, – пока Изабель не огорошил сведениями из области океанологии. Места, где водилась рыба и прочая подводная живность, представляли собой страшную редкость, содержание природных заповедников обходилось недешево, а товарный рыбный промысел давно осуществлялся на гигантских фермах. Зато в среде бомонда верхом крутизны стало подводное уединение с последующими творческими всплесками, например дрессурой новых видов аквариумных рыб и созданием из них живых мозаик с изменяющейся окраской…

Чем дольше я напрягал зрение и слух, тем сильнее закрадывалось в мозг отвратительное чувство упадка. Технические достижения не просто ошеломляли, многих вещей я так и не смог охватить – требовался иной уровень восприятия. Нефть давно кончилась, о диких лесах вспоминали как о легенде. Большая часть Сибири после вырубки зелени превратилась в неухоженную тундру, а южные районы, подобно африканским пустыням, представляли из себя колоссальную солнечную батарею с многоярусными теплицами биомассы внутри. Засохшее ложе Каспия занимал крупнейший в Содружестве грузовой космодром для вывоза отходов. Союзнички по-прежнему отодвигали самое вредное подальше в Азию… За это Россия монопольно продавала опускающейся в воду Западной Европе землю, а если точнее, ненужные горы. Измученные потопом голландцы, англичане и прочие через цепочку концессий вывозили с Урала миллиарды кубов грунта и вываливали у своих берегов. Испания тоже порывалась продать верхушки сьерры, но у Испании не было мусорного космодрома. Вот так-то!