Увидя эти следы, «лохматый» прежде всего постарался наскрести побольше грязи в источник. На дереве, где чесался Уэб, он, взобравшись на выступ утеса, сделал свою собственную метку ровно на пять футов выше метки Уэба. Затем он слез с выступа и стал бегать взад и вперед, загрязняя ванну. В то же время «лохматый» зорко посматривал по сторонам. Вдруг из леса послышался шум, и «лохматый» затих на месте. Шум слышался все ближе и ближе, и вскоре «лохматый» ясно почувствовал ненавистный ему запах — запах Уэба. Тогда «лохматый» в ужасе побежал в противоположную сторону и спрятался между деревьями.
Уэбу в последнее время нездоровилось. У него возобновились прежние боли в лапе, да к ним прибавились еще и боли в правом плече, где все еще оставались две пули. Уэб медленно шел, хромая и подергиваясь. Вдруг нос Уэба почуял врага. В то же время он увидел следы на грязи. Следы принадлежали, как говорили глаза, небольшому медведю, но нос упорно твердил, что это следы медведя-исполина. К тому же он увидел дерево со своими метками, и выше этих меток были метки чужого медведя. Уэб чувствовал, что этот чужой медведь совсем близко и может появиться каждую минуту.
Уэб давно уже был нездоров и ослабел от боли. Он чувствовал, что в таком состоянии сражаться с врагом было бы настоящим безумием. Поэтому он, не воспользовавшись даже своей ванной, повернул обратно и поплелся в противоположную от источника сторону. В первый раз в жизни Уэб уклонился от битвы с врагом.
Это сыграло громадную роль в жизни Уэба. Как жаль, что он не пошел по следам своего врага! Ведь, пройдя всего лишь пятьдесят шагов, он нашел бы своего врага полумертвым от ужаса, скорчившимся, дрожавшим всем телом. «Лохматый» сидел около пня на лужайке, со всех сторон окруженной скалами. Эта лужайка была естественной западней, и здесь Уэб, без сомнения, мог бы прикончить своего врага. Хорошо было бы для Уэба, если бы он хоть выкупался в своей серной ванне. Его сила и храбрость вернулись бы к нему, и если не сейчас, то в другой раз он все же встретил бы «лохматого» должным образом. Но Уэб повернул назад. Впервые в жизни он не знал, как ему нужно поступить.
Уэб брел потихоньку, сильно прихрамывая, вдоль нижних отрогов Шошонских гор. Вскоре он почувствовал ужасный запах. Этот запах он слышал уже много лет, но никогда не знал, что это за запах.
Теперь этот запах стоял прямо на его пути. Уэб на этот раз проследил, что запах исходит из небольшой голой лощинки, дно которой сплошь было покрыто какими-то скелетами и темными телами. Уэб теперь уже ясно чувствовал запахи разных зверей. Но это были запахи не живых зверей, а мертвых. Из расселины в скалах, в верхнем конце лощинки, выходил смертоносный газ. Этот газ, невидимый, но тяжелый, наполнял всю лощину и с ее нижнего конца выходил наружу. Это был отвратительный смрад: от него кружилась голова и хотелось спать. Уэб поспешил уйти и был очень доволен, когда снова стал дышать свежим запахом соснового леса.
Уступив серный источник врагу, Уэб навлек на себя несчастье. Позволив пришельцу завладеть серным источником, Уэб уже больше туда не ходил. Ревматизм его без лечения все развивался, и с каждым днем Уэб становился все менее годным не только к борьбе с врагом, но даже к бегству.
Иногда все же, напав на след врага, Уэб чувствовал прежнюю отвагу и, испустив свое громоподобное рычанье, ощущая сильную боль и прихрамывая, пускался по следу, чтобы разом покончить с ненавистным медведем. Однако ему никогда не удавалось догнать таинственного великана.
Бывало так, что Уэб угадывал присутствие врага в такую минуту, когда находился в каком-нибудь неудобном для битвы месте. Тогда он откладывал битву до другого случая. Но когда условия для битвы были благоприятны, ему никак не удавалось подойти к «лохматому». И «лохматый» всегда выгадывал.
Случались дни, когда Уэб чувствовал себя настолько плохо, что не мог и думать о битве, а когда ему было легче, враг прятался от него.
Вскоре Уэб заметил, что следы врага чаще всего встречаются в местах, наиболее богатых кормом. И Уэб в те дни, когда чувствовал себя неспособным к борьбе с врагом, стал избегать таких мест. Но так как он теперь почти всегда чувствовал себя скверно, то получалось, что он отдал пришельцу лучшую часть своих владений.
Проходили недели. Уэб чувствовал, что ему нужно принять серную ванну, но не шел, и ему становилось все хуже и хуже. Теперь у него постоянно, кроме задней лапы, болело и правое плечо.
От долгого, напряженного ожидания битвы Уэб стал беспокоен. Постоянная тревога лишила его отваги, и теперь он думал уже только о том, как бы ему не встретиться с врагом до тех пор, пока ему не станет лучше.
Итак, первая маленькая уступка Уэба привела к окончательному отступлению. Уэб уходил все дальше и дальше вниз по реке, чтобы не встречаться с «лохматым». Каждый день он находил все меньше и меньше пищи. От недостатка питания Уэб стал слабеть.
Мало-помалу из всех владений Уэба ему остались только низовья реки. Это были как раз те места, где он жил когда-то со своей матерью и братьями. И жизнь его теперь очень напоминала жизнь маленького, беспомощного серого медвежонка, оставшегося без семьи. Может быть, теперь он тоже чувствовал бы себя иначе, если бы у него была семья.
Однажды утром Уэб, прихрамывая, тихо шел по обнаженной осиновой рощице. Он искал каких- нибудь корешков или червивых ягод черники, которых не ели даже белки и тетерева.
Вдруг он услышал, как вблизи с треском скатился камень, и вскоре до его носа донесся противный запах врага. Уэб быстро перешел через холодную, как лед, реку Пайни. В былое время он перескакивал через нее! От этой холодной ванны он почувствовал ужасные боли. Но, несмотря на это, он уходил все дальше и дальше. Куда же идти? У него была в запасе одна дорога — к ферме Палетт-Рэнч. Однако в Палетт-Рэнче еще задолго до его прихода поднялась такая суета, что он решил повернуть обратно.
Куда же идти? Приходилось, по-видимому, оставить все свои владения ненавистному пришельцу.
Уэб чувствовал, что он теперь окончательно поражен, низложен и изгнан из своих земель чужим медведем, слишком сильным, чтобы с ним можно было сразиться. И Уэб повернул вверх, на запад, окончательно уходя из своих владений. Его могучие ноги не имели прежней быстроты и силы, и потому теперь он тратил в три раза больше времени на каждый хорошо знакомый переход. При этом ему постоянно приходилось оглядываться назад, чтобы узнать, не преследует ли его враг.
Далеко впереди виднелись Шошонские горы. В этих мрачных, неприступных горах не было врагов, а за этими горами был Йеллоустонский парк. Вперед, вперед!
Уэб уже начал, пошатываясь, взбираться наверх, как вдруг его нос почувствовал запах смерти. Запах этот исходил из оврага Смерти, из той лощинки, которая вся была наполнена смертоносным газом и где все было мертво. Обычно Уэб уходил подальше от этого тяжелого запаха, но в этот раз его что-то влекло к нему. Овраг Смерти находился как раз на пути Уэба.
Он поднял вверх свою серую морду с длинной белой, развевающейся по ветру бородой. Этот тяжелый запах, прежде неприятный ему, вдруг показался каким-то странно манящим и сладостным. Уэб стоял и глядел вокруг. Далеко во все стороны, насколько хватал глаз, простиралась громадная область, когда-то всецело принадлежавшая ему, где властвовал он много-много лет и где никто не осмеливался встречаться с ним один на один.
Расстилавшийся перед Уэбом вид был очень красив, но Уэб думал сейчас не о красоте его. Он думал о том, как хорошо было жить в этой стране, думал о том, что когда-то эта страна была его владением, а теперь он ее потерял, думал о том, что пропала его сила и он должен искать себе места, где мог бы спокойно пожить.
Там, за Шошонскими горами, есть такое место, где можно жить ему, теперь слабому и беспомощному, спокойно-спокойно, — это парк. Но может ли он туда дойти? Ведь парк так далеко… Зачем же идти туда? Вот здесь, в этой маленькой лощине тоже можно найти покой и сон.
Уэб на мгновение остановился у входа.
Пока он стоял, смертоносные пары, подхваченные ветром, уже начали потихоньку свою работу. И мало-помалу засыпали пятеро его верных стражей: обоняние, зрение, слух, осязание и вкус. Вот и его нос, его верный руководитель с самого рождения, совсем перестал ему служить. Прошло еще несколько мгновений. Уэб продолжал колебаться. Но вот былое мужество всколыхнуло косматую грудь старика- медведя, и он бросился в лощину.
