встречали у трапа три солидных джентльмена в черных костюмах — президент академии Рафаэль Де Роза и два члена конкурсной комиссии.
Один из встречавших вручил сияющей черноглазой лауреатке — всего шестнадцати лет от роду — роскошный букет цветов, и в тот же миг защелкали сотни фотокамер.
Пока встречающие ученые мужи кланялись и расшаркивались перед синьоритой да Коста, папарацци всеми силами пытались обратить на себя внимание, не утруждаясь особыми любезностями.
— Изабелла, улыбнись! Сюда смотри! Повернись-ка! Поприветствуй всю Италию!
Заботы о багаже кто-то взял на себя, а девушку и ее отца тем временем провели через таможню и паспортный контроль. После этого их проводили на автостоянку, где дожидался черный лимузин.
Во время полета Реймонд, не привычный ни к чему другому, кроме пива «Миллер», поддался чарам итальянских стюардесс и основательно приложился к «Асти-Спуманте». Сейчас его пошатывало, но он героически не отставал от итальянских профессоров и своей знаменитой дочери.
До погруженного в сон города ехать было довольно далеко, и один из итальянцев на литературном английском зачитал программу мероприятий, старательно распланированных организаторами для Изабель. Там были пресс-конференции, приемы, снова пресс-конференции, телеинтервью и два торжественных ужина в ее честь — причем один накануне церемонии вручения. Церемония должна была стать апофеозом всех этих событий, а местом проведения был выбран актовый зал университета.
Там Изабель произнесет речь, после чего все переместятся в отель «Эксельсиор», где программу увенчает гала-банкет.
В полете, пока отец наслаждался преимуществами первого класса, Изабель пыталась набросать свою речь, которую будет транслировать в прямом эфире крупнейший итальянский телеканал «РАИ».
Комитет не скупился на демонстрацию своего восхищения достижениями юной исследовательницы. Роскошный номер в отеле «Эксельсиор», забронированный для отца и дочери да Коста, украшали не менее дюжины букетов, и все — разные.
Изабель интуитивно подошла к самому шикарному. Как она и подозревала, он оказался от Джерри. «Ни пуха ни пера. С любовью, Дж.», — гласила записка.
Изабель быстро спрятала карточку.
Захмелевший Рей удалился к себе в спальню поспать.
Изабель же, напротив, была полна энергии и заказала в номер завтрак с крепким кофе. Она намеревалась с полной отдачей использовать двенадцатичасовую передышку, образовавшуюся до начала официальной церемонии.
Примерно через час работы она оторвалась от изящного старинного стола и на цыпочках подкралась к отцовской двери. Убедившись, что он вовсю храпит, девушка поспешила к телефону и набрала номер, сверившись с записной книжкой.
— Алло! — озираясь, проговорила она. — Это Изабель да Коста. Вас, наверное, предупреждали о моем звонке…
Ей что-то ответили, она внимательно выслушала, после чего сказала:
— Нет, деньги у меня будут только после церемонии. Но думаю, вас устроит и банковский чек. Он ничем не хуже наличных. В любом случае я рассчитываю, что ваш товар стоит тех денег, которые вы берете, иначе мне придется поискать в другом месте.
44
Сэнди
Самый светлый день в жизни Грега Моргенштерна стал самым черным для Сэнди.
Менее чем через три года после опубликования Моргенштерном «его» открытия на тему рака печени ему была присуждена Нобелевская премия по медицине. Складывалось впечатление, будто лауреат так долго оставался не оценен научным сообществом, что теперь все бросились исправлять столь существенный недосмотр.
Сэнди тяжело переживал новость о присуждении Нобелевской своему обидчику. А церемония вручения и вовсе стала для него ножом в сердце. Ибо Грег, верный своему долгу семьянина, взял в Стокгольм не только жену, но и дочь с внучкой.
По иронии судьбы, все газеты и журналы Америки сочли своим долгом напечатать крупным планом фотографию лауреата и трех его дам.
И по иронии судьбы, Сэнди, со своим извечным великодушием, сам нанес себе очередной удар.
Дело в том, что условия развода запрещали Джуди увозить девочку из страны без согласия отца. Сэнди страшно хотелось сказать нет — наконец-то у него появилась возможность хоть в чем-то отказать ненавистному семейству: ведь они-то с ним не церемонились.
Однако Сэнди был не настолько жестокосерден, чтобы сделать дочь заложницей своего ожесточения.
Кроме того, он рассудил, что, если он сейчас настоит на своем праве вето, то сам даст Джуди повод настроить против него Оливию на всю оставшуюся жизнь.
— Не нравится мне все это, — признался он, когда Джуди позвонила за разрешением поехать с дочкой.
— Кажется, я тебя понимаю, — ответила та. — Но уверена, ты поступишь, как порядочный человек. Что бы ты сейчас ни чувствовал, ты же не захочешь навредить Оливии!
Сэнди вздохнул.
— Я дам согласие, но при одном условии.
— Конечно, Сэнди.
— Ты больше никогда не будешь рассуждать при мне о порядочности.
Вернувшись из Швеции, дочь сообщила ему по телефону:
— Пап, было очень здорово. Ты зря не поехал.
Когда Грег совершил свой интеллектуальный грабеж, Сэнди обратился за помощью к Милтону Клебанову, самому крупному специалисту по патентному праву в Гарварде. Он хотел выяснить, может ли рассчитывать хоть на долю справедливости.
В первую встречу Клебанов расценил ситуацию довольно оптимистично. В конце концов, доктор Рейвен ведь может предъявить в качестве улики собственные лабораторные журналы. Можно также найти экспертов, которые выступят на суде и подтвердят его решающий вклад в проект.
Пока они беседовали, Сэнди все больше охватывал страх, что в тот самый момент, пока они сотрясают воздух, Моргенштерн или его клевреты утащут его записи и лишат его улик. Поспешно закруглив разговор, он в панике бросился в лабораторию, чтобы забрать все свои бумаги, включая контракт. Поскольку ему всюду мерещились шпионы, Сэнди снял с документов копии, но не на университетском ксероксе, а в магазине на Массачусетс-авеню.
На другой день Клебанов сам ему позвонил. Сэнди коротал время в факультетском клубе.
— Я, конечно, не ученый, — начал адвокат, — и в формулах ничего не смыслю. Но меня поразили две вещи. Во-первых, даже мне ясно, что вы выполнили колоссальную часть работы. А во-вторых, предпринимать что-либо уже поздно.
У Сэнди упало сердце.
— Но вчера вы…
— Вчера я еще не видел вашего контракта, — пояснил юрист. — Думаю, вы и сами его не читали как следует. Иначе вы бы уяснили тот пункт, по которому права на все ваши достижения в штате лаборатории автоматически переходят к ее заведующему. То есть — профессору Моргенштерну.
Настроение у Сэнди совсем ухудшилось. Он понимал, что, даже если бы вчитался в этот пункт контракта, все равно доверился бы Грегу и подписал без звука.
Поддавшись эмоциям, Сэнди успел написать заявление об уходе из института, будучи уверен, что без труда найдет себе другое место. Расчет оказался верен: Колумбия и университет Джона Хопкинса, хорошо
