безответственно относиться к собственным детям! Будьте любезны, заберите два этих воплощенных кошмара и дайте нам хоть одну ночь поспать спокойно. Удачи, мадам!
Оглушенная кикимора сгребла своих чад и пошлепала в лес. Детки прыгали у нее на загривке, махали ручками, оглядывались и кричали:
— До свиданья, папа!
Я сел и, слегка покачиваясь от переутомления, помахал ребятне вослед. И отрубился, заползя в поставленную солдатами палатку.
Этой ночью я впервые выспался! Да не я один! Арианэ — и та тихо вползла и молча пригрелась под боком. Да, «маленькие детки — маленькие бедки»! А до больших я могу и не дожить. Ночь прошла непривычно мирно и спокойно.
Утром отдохнувшие путешественники с неописуемой радостью и огромным облегчением покинули край болот и отбыли в королевский замок Лайе.
То ли я полегчал, то ли озверел, но всю обратную дорогу до деревеньки, где расквартирован отряд Деррика, мой мерин даже не рыпался. После первого же удара каблуками по ребрам и слов: «Только дернись — сдам на фарш!» — Увидев мою зверскую рожу, конь сник и свои фокусы больше не показывал. Мало того, я в жизни не встречал такого смирного и послушного коня! Просто сказка! Мечта! Идеал конюшен!
Я чувствовал себя на свободе. По сторонам мелькали позеленевшие обочины. Кое-где селяне, нажимая на плуги, которые тащили приземистые крестьянские лошадки, перепахивали узкие и длинные огороды, обнажая жирный чернозем. Весело переговаривались едущие домой солдаты. Мрачно трюхал на неведомо откуда взятом ослике недовольный Браторад. Таинственный покровитель заставил его поехать с нами дальше до Лайе.
По пути нам встречались подводы, едущие в сторону столицы или обратно. Чирикали птицы… И дышалось теперь полной грудью — легко и привольно. Потеплевший воздух дарил обещание мая.
На деревьях и кустах набухали цветочные почки, кое-где появились одиночные цветы. Одомашненные крокусы и гусиный лук под заборами и возле домов выпустили стрелки бутонов. Еще день- два — и начнется их массовое цветение. В такой обстановке совершенно не хотелось будить в себе плохие мысли о том, что мая могу и не дождаться, а июня мне наверняка не пережить. Ни к чему! И я заливисто смеялся каждой солдатской грубой шутке и старался избегать арианэ. Успеется. Та словно по обоюдной договоренности, не стала меня трогать. Спасибо и на том.
Еще спасибо Сухлику, который не оставлял водную деву своим страстным мужским вниманием. Он нависал над ней, словно стрела Эроса, не давая зеленоволосой хищнице отвлечься от себя ни на минуту. То пел, то читал стихи, восседая на колченогом одре, который ему всучили добрые кавалеристы, то играл на губной гармошке… В общем, трудился по две смены, как шахтер в забое.
Так, во взаимном благодушии, мы прибыли в деревню.
В селе вышла неувязочка. Наши солдаты категорически отказались покидать своего обожаемого Кондрада. Он метал громы и молнии, разве что трибуналом не грозился — бесполезно! Ему вежливо напомнили, что от короны он публично не отрекался, полномочий не складывал. Соответственно первостепенная задача любого солдата — беречь и охранять своего владыку и властелина! И хоть тут их режь!
Мало того, вдохновленный примером товарищей, за нами увязался ВЕСЬ ОТРЯД! Кондрад, хоть и ругался, но доводы воспринял. И смирился, скрежеща зубами.
Одно обеспокоило. С каждым шагом в сторону Лайе Кондрад становился мрачнее и мрачнее. Я отозвал его в сторонку и прямо спросил:
— В чем дело?
Кондрад потер выбритый подбородок и горько сказал:
— Понимаешь, Денис, у каждого солдата есть свои приметы, внутреннее предчувствие, ощущение опасности…
— У нас это чувство зовется «интуиция», — перебил я его.
— Так вот, — продолжил зять. — У меня она всегда работала весьма неплохо. Хорошее и плохое я всегда чуял за версту. Сейчас мое внутреннее чувство, та самая ваша интуиция, орет в голос — грядет несчастье! Огромная беда, которую не изменить и не исправить. Надвигается что-то страшное. Я пытаюсь понять что, но не понимаю. Одного боюсь больше всего: не могу увидеть, как там Илона. Знаю, это глупо. Уверен — с ней пока все в порядке! Но не могу успокоиться.
— Может, просто мерещится?.. От усталости? — Я попробовал его перебить, но Кондрад упрямо сжал зубы.
Словно в полусне он продолжил:
— Меня что-то гложет. Лишь однажды меня преследовало настолько противное чувство — накануне битвы под Мантором! — Кондрад поднял на меня измученные глаза. — И своему врагу не желаю того пережить! Будет лютая сеча, поверь мне!
— Горгулы? — Я и сам заволновался.
— Нет, — мотнул головой Черный Властелин. — Н-не думаю…
— А что тогда?..
И получил задумчивое:
— То-то и оно, что не знаю… И даже не могу пока представить. Это и пугает. Болит у меня сердце за Илонку. Не болит — печет! Огнем…
Мрачные настроения у меня маленько рассеялись, когда с гиком и топотом лихие джигиты ворвались в стены замка. У горгулов был… День благодарения, Восьмое марта, Первое мая или еще какой-то другой праздник. Во всяком случае, нас никто не беспокоил, над ухом не каркал и рожи когтями не полировал.
Даже странно. В душу закралось страшное подозрение. Я оставил конюху своего «скакуна» и, обежав кругом замок, облегченно вздохнул.
Что-то в этом мире всегда остается неизменным! Или кто-то… В данном случае — горгулы! Они всем стадом опять пасли кого-то из дам, вися на заоконных решетках. И я, кажется, догадываюсь кого! В том крыле на третьем этаже как раз поселили Светлану Чибисову.
Судя по количеству желающих подглядеть, занимаются с Дерриком они чем-то о-оч-чень увлекательным. А если вспомнить глубокую тишину и полузашторенные окна — о постороннем присутствии голубки даже не догадываются!
Конечно, можно крикнуть во всю глотку и сорвать сеанс стриптиза, а то еще и чего поинтересней. Но поскольку я не самоубийца — да простит меня Деррик! — лучше благоразумно промолчу. Я целее останусь, и солдаты, которые сейчас распрягают лошадей и подводы у конюшен и каретного сарая, перетаскивая продукты в замок.
Осторожно, на цыпочках, стараясь почти не дышать, вернулся к центральному входу. Там вовсю шла погрузка-разгрузка. «Деловая колбаса», подлый заместитель сбежавшего сенешаля, вовсю раскомандовался, уже только что пинки и зуботычины чужим солдатам не раздавал. Эх, повезло ему, что Кондрад отвернулся и отошел!
И о-очень не повезло, что я вернулся! Под моим немигающим взглядом наш крутой «начальник и бизнесмен» посерел, зачах, стал меньше ростом и увял прямо на подлете. Ровно через минуту славный ночной «храбрец» и подлый подстрекатель, прихватив на плечо мешок муки, тихо сгинул в направлении кухни. Чему я, и не только я, а и все остальные были несказанно рады. Погрузка ускорилась. Даже Сухлик, подставив рахитичное плечико, волок куда-то узелки с припасами и корзину гогочущих гусей. Ведун — и тот впрягся в перетаскивание.
К тому моменту, когда занимательные события начали закругляться, а горгулы очнулись и начали опять нападать, мы успели разделаться с основным фронтом работ. То, что осталось дожидаться утра, могло вполне полежать на воздухе ночку-другую.
— Все в дом, быстро! — приказал Кондрад припозднившимся солдатам и слугам, и они порскнули от хищных когтей и крыльев горгулий под защиту замка. Мы успели.
