объедками питавшийся, начинает резко головой мотать. Тут же грива вырастает, клыки удлиняются, кисточка на хвосте визитной карточкой прет. Смотришь – опять лев получился. Мишень очередная, трофей удачливых охотников с лицензиями и свободных стрелков-браконьеров.
О том, как все-таки неплохо быть мудрым вороном, пусть необычного цвета, мне не дало домыслить появление Оли. Вернее, сперва в кабинет вплыл настоящий гжельский поднос со свидетельствами моего гостеприимства, затем прозвучала музыка смертоносной бижутерии кустарного производства… Марина оставила нас наедине, я скользнул взглядом по женщине средних лет с пока тонкой сетью морщинок у уголка покрасневших глаз и тихо сказал:
– Присаживайся, Оленька.
– Знаешь, почему я здесь? – как в давние годы сходу взяла проблему за рога Оля, только не было в ее блестящих голубых глазах прежнего комсомольского задора.
Я отрицательно покачал головой, хотя прекрасно понимал, зачем она разыскала меня. Вовсе не для того, чтобы посмотреть, как я выгляжу через столько лет, выяснить, чем живу. Впрочем, наверняка, осведомлена; многие люди, приходящие в этот кабинет считают меня целебнее кремлевской больницы и влиятельней президентов, невиданно расплодившихся на одной шестой части света.
– Ты мне поможешь? – с оттенком утверждения продолжила Оля. Со временем вызывающий тон в устах любого собеседника мне перестал нравиться. И Оля не исключение. Тем не менее наливаю кофе в крохотные фарфоровые чашечки гарднеровской работы и улыбаюсь:
– Конечно, Оленька. Садись, выпей коньяка, успокойся немного.
Мне ничем не хотелось помогать этой абсолютно безразличной для меня женщине, но пацана с фотографии я никогда не смогу вычеркнуть из своей памяти – слишком ему обязан. Зато Ольге этой, полузнакомой… Хоть слово бы какое-то сказала… Да нет. У нее тоже все осталось в прошлом. Поросло травой забвения, чертополохом прожитого.
– Оленька, что же от меня требуется? Операция ребенку за границей или пришла трахнуться по старой памяти?
– Почти не изменился, – коротко выдохнула Оля. – Такой же циник и…
– Прости, пожалуйста. Однако, согласись… Впрочем, неважно… Так что привело тебя ко мне через столько лет? Наверняка, беда. Жила бы припеваючи, на кой дьявол я тебе бы сдался…
Тогда, помню, я не любил, когда она плакала. Сейчас мне это тоже не нравится.
– Извини, – рывком поднялась из кресла Оля. – Я ошиблась дверью.
Возле этой самой двери я успел ее остановить, обнял за плечи и бережно усадил на диван.
– Знаешь, Оля, я несколько раздражительным с возрастом стал, особенно когда не высыпаюсь…
– Значит все у тебя, как тогда? – отказалась от попытки захлопнуть за собой дверь моя бывшая единственная любовь.
– Как тогда, – подтвердил я. – Но сейчас не это важно. Что стряслось, Оля?
– Юру арестовали.
– А это кто?
– Мой муж.
– За что взяли?
– Ни за что, – предельно ясно ответила Оля и снова заплакала.
Понятно. Даже если ее благоверный оставил отпечатки пальцев на ста трупах, Оля, как, впрочем, многие другие, уверена – убивать, грабить, красть может кто угодно, только не близкий человек.
– Тебе нужен адвокат?
– Ему нужен. Я пыталась, но… Я ведь домохозяйка…
– Понятно. Я дам денег на адвоката.
– Да ничего тебе непонятно. Думала, ты хоть немного изменился. Деньги у меня есть.
– Ладно, ты хоть скажи: его задержали или арестовали?
– А какая разница? – непонимающе посмотрела на меня Оля.
Я прикурил сигарету и перевел разговор из теоретической правовой плоскости в нужное направление:
– Так за что захомутали твоего инженера?
– Он уже пять лет не работает по специальности…
– Торгует, значит?
– Откуда знаешь?
– Из жизни. Если он несколько лет не инженерит, а деньги у тебя имеются, значит разбойничает или торгует. За пусть даже потенциального бандита ты бы никогда не вышла. Это я по своему опыту сужу… Рассказывай.
– У него фирма, производственно-коммерческая. “Олли” назвал, в мою честь. Американизировал, безусловно, но ты знаешь, сейчас все так поступают… Да, что я говорю?
– Успокойся. Фирма, как я понимаю, коммерсует, что касается производства, то, кроме денег, она изготавливает собственные прайсы на ксероксе. Чем торгуете?
– Компьютеры, оргтехника, канцтовары…
– … – телевизоры, магнитофоны, – продолжил я. – Нет, Оля. О такой фирме впервые слышу… Ты скажи, что конкретно от меня требуется?
– Нужно освободить Юру! – решительно выдохнула она.
Хорошо сказано. Тем более, что она даже не знает, какое здание нам предстоит штурмовать – изолятор временного содержания или тюрьму. Какие проблемы, дорогая? Сейчас свистну свое войско, изготовлю таран и пойду воевать Бастилию местного пошиба.
– У тебя же есть связи, – утвердительно продолжила она. – У тебя уже тогда они были. Что тебе стоит нам помочь…
Действительно, ничего. Уже полегчало: изготавливать таран из столетнего дуба не требуется. Куда проще снять телефонную трубку и кому-то позвонить. Алло, Василий Гордеевич, как ты себя чувствуешь? Что ты говоришь? Ай-я-яй. Да, геморрой – это не шутки. Знаешь, приложи укроп к заднице и Юру заодно освободи из узилища…
Если серьезно, я могу позвонить многим людям. И мэру, и губернатору, и даже некоторым воронам из моего высокого сообщества. Могу и Вершигоре звякнуть. Он, наверное, уже моего ответа заждался. В самом деле, что стоит начальнику Управления по борьбе с организованной преступностью этого Юру согнать с теплого местечка на нарах и сослать в кресло директора фирмы “Олли”? На первый взгляд, ничего, особенно если я приму его предложение. За такое Вершигора не то что Олькиного благоверного, дюжину рецидивистов тюремного крова лишит. Но это только на первый взгляд.
Кроме Вершигоры, могу звякнуть и прокурору. А главное сказать ему предельно откровенно, не солгав ни на йоту: “Ты благодаря кому прокурором стал? Мэру? И губернатору? Вот и неправильно! На меня молись. Если бы я не застрелил твоего предшественника, ты бы до сих пор у него в заместителях гнил. Это благодаря мне все наоборот – он, в натуре, гниет, а ты стоишь на страже закона. Так что свободу Юре в виде благодарности – и никаких гвоздей. По крайней мере, в крышке твоего гроба”.
– Понимаешь, Оля, – мягко рассуждаю вслух. – Есть такое понятие – машина. Она в действии, если кто-то попадает в ее шестеренки, мгновенно маховик не остановишь. Ты автомобиль водишь?
– Да.
