Султан Юсуф и его крестоносцы

прочих славословий. — Недаром, он сказал мне: сообщи Юсуфу мою волю и сразу веди его ко мне.

— Повелел сам атабек? — еще больше изумился Юсуф.

— Брось книжку и пошли! — коротко рыкнул дядя Ширку, и вложил саблю в ножны, хотя тень последовала примеру хозяина только за порогом дома.

Атабек Нур ад-Дин принял их в саду своего дворца, сидя на атласных подушках и попивая щербет[61]. Он был худощав и внешностью напоминал мудрого дервиша, однако — дервиша, облаченного в очень богатые обежды.

Еще издали он бросил на Юсуфа короткий, проницательный взгляд, и едва оба курда склонились перед ним, как он насмешливо обратился к старшему:

— Что, Ширку, не хочется твоему племяннику в богатый Египет? Он не любопытен?

— Правда, атабек! — развел руками Ширку. — Ему, видно, не терпится стать отшельником и провести остаток жизни в пещере или дупле. Но этот молчун с детства таит свои мысли.

Атабек заметил и то, что Юсуфа вовсе не оскорбила «догадка» дяди. Он пригласил обоих опуститься подле себя на ковер и, предложив старшему сладкое угощение, левой рукой протянул Юсуфу чашку со щербетом. Тот обомлел, а у дяди и вовсе глаза едва на лоб не вылезли, когда он увидел, что атабек так благоволит к его племяннику.

— Когда старшие братья продавали прекрасного Юсуфа египетским торговцам, — напомнил атабек о старом предании, — ему не очень-то хотелось попасть в ту далекую, богатую страну. Верно, Юсуф?

— Да, атабек, — немного растерянно отвечал молодой воин его свиты, держа чашку со щербетом, словно бутон необыкновенного цветка. — Иначе и быть не могло.

— Но потом Юсуф стал большим человеком в Египте, и очень богатым, на зависть своим братьям, — напомнил атабек и счастливый конец этой истории. — Верно, Юсуф? Пей. Остуди голову. Хотя она у тебя всегда холодная…

Тот повиновался и сделал неторопливый глоток, пытаясь поскорее разгадать замысел своего повелителя.

— Так тебе все еще не хочется в Египет? — спросил Нур ад-Дин и хитро прищурился.

— Воля атабека, да смилуется… — начал было Юсуф, не кривя душой, но атабек поднял руку, прерывая его славословие, и посмотрел на Ширку.

— Племянник, в Египте нас ждут огромные богатства, — деловито, как торговец, сказал тот, уже не размахивая руками, что было непохоже на буйного дядю Ширку.

Юсуфу показалось, что сам атабек заранее велел дяде привести такой довод в пользу путешествия в Египет. Дальнейший разговор убедил его в этом.

— У халифа золота больше, чем песка в пустыне. У него есть целый сад, где вместо земли — позолоченное серебро и надд, а все деревья в нем также сделаны из позолоченного серебра. На них висят плоды из амбры.

Так пытался дядя поразить воображение племянника в то время, как тот лихорадочно размышлял, почему атабек снизошел до того, чтобы тратить время на уговоры своего слуги, а не отдал приказ седлать коня и пускаться в путь.

— А еще у халифа есть петух с гребнем из красного яхонта, осыпанный жемчугами, и с яхонтовыми глазами, — продолжал расписывать дядя богатства Мисра[62]. — И сотни прочих диковин. Вот еще золотая пальма и яйцо из бадахшанского рубина весом в двадцать семь мискалей[63]. На это стоит взглянуть хотя бы одним глазом… а лучше потрогать, а еще лучше…

— Ширку! — прервал эту опись хитрый атабек и грустно покачал головой. — И всей эту сверкающую пыль ты пускаешь в глаза моему воину, у которого не то, что динар никогда не прилипнет к ладони, но даже дирхем[64] не пристанет к подошве, если Юсуф на него невзначай наступит.

Ширку словно подавился и удивленно посмотрел на повелителя: ведь тот сам велел ему искушать племянника, а теперь попрекает!

Атабек же таким способом восхвалил неподкупность Юсуфа и лишний раз напомнил ему о том, почему юноша удостоился чести быть принятым в свиту. Несколько лет назад, когда Юсуф вместе со своим братом служил в военном гарнизоне Дамаска, он уличил в обмане гарнизонного казначея. Тот пытался откупиться от Юсуфа. Однако молодой воин, отказавшись от денег, поступил странным образом: он не выдал казначея, а сам отказался от службы, чем навлек на себя немало неприятностей. Началось разбирательство, и по воле Аллаха, правда открылась. История дошла до Нур ад-Дина. Казначей был наказан, а юный курд вскоре оказался среди приближенных атабека.

— Носящие имя Юсуф, обычно разбираются в толковании снов, — проговорил атабек. — Попробуй разгадать сон, который я видел сегодня. Мне привиделось, будто по морю, на корабле прибыли на наши земли четыре тощие коровы и, сойдя на берег, съели самую тучную корову из моего стада. Потом появился лев, который стал подкрадываться к этим плотоядным коровам. Но всякий раз, когда он собирался броситься на коров, на него сзади нападали шакалы и кусали льва за ноги и бока. Все же ему удалось задрать одну корову. Но на большее у него не хватило сил… Это еще не конец сна, но попробуй истолковать то, что уже услышал.

В древнем предании Юсуф-Иосиф разгадывал подобный этому сон фараона, но в том сне не было льва, а тощие коровы означали голодные годы, которые поглощали запасы, оставшиеся от урожайного года.

Размышляя над вымышленным сном атабека, Юсуф вдруг почувствовал облегчение.

— Атабек! Полагаю, что четыре тощие коровы — это четыре королевства франков[65] на нашей земле, а лев — истинный воин Ислама, который начал джихад[66] и уничтожил одну из этих коров. Твой отец, атабек, Имад ад-Дин Зенги, мир да пребудет над ним.

— А волки? — с довольным видом полюбопытствовал Нур ад-Дин.

— Те, кто ведет междуусобные войны и тем самым мешает изгнанию франков со Священной Земли.

Атабек хлопнул в ладоши.

— Ни один мудрец-звездочет не смог бы превзойти тебя в толковании! — сказал он. — Значит, тебе ничего не стоит раскрыть смысл и второй половины сна. Лев долгое время не приходил. Потом внезапно позади тощих коров появилась одна тучная корова с золотыми рогами. Она-то и съела всех тощих коров. Но куда же делся лев? А он оказался в шкуре этой тучной коровы. Он разодрал шкуру, вышел наружу и стал царствовать на всех обозримых землях. Отныне ему уже были не страшны никакие шакалы. Что скажешь, Юсуф? Тому, древнему Юсуфу, верно пришлось бы поломать голову.

«Нынешний» Юсуф невольно улыбнулся:

— Мне кажется, и тут смысл не темен: если Египет окажется в руках сильного властителя, то он сможет без особого труда победить кафиров.

— Тебя сразу нужно делать везиром! — воскликнул Нур ад-Дин.

— Но если воевать с Египтом, чтобы его захватить, тогда наши силы могут ослабнуть, и тощие коровы снова сытно полакомятся, проглотив тучную корову и ослабевшего льва, — осторожно добавил Юсуф, глядя прямо в проницательные глаза атабека.

Дядя Ширку снова поперхнулся и побледнел.

— В тебе уже просыпается талант благоразумного военачальника, Юсуф, — сказал, ничуть не посуровев, атабек. — Но кто тебе сказал, что мы будем воевать с Египтом? Дело куда более запутанное, как раз по твоему уму.

Юсуф знал и раньше, что Египтом правит малолетний и болезненный халиф аль-Адид, вернее не он, а — его приближенные, воюющие между собой за место везира с не меньшим размахом и упорством, нежели войска правоверных — с франками. Зато в то утро он узнал свежие новости. Ко двору Нур ад-Дина прибыл бывший египетский везир Шавар. Соперники пересилили его, отобрали место, и теперь он обратился за помощью с атабеку, чтобы, опершись на его силу, восстановить «справедливость».

— Ты нужен прежде всего для того, — сказал Нур ад-Дин Юсуфу, — чтобы постоянно напоминать своему дяде: его войско на этот раз идет не захватывать престол Фатимидов, будь они трижды еретиками, а