что домой не вернется до тех пор, пока не выяснит все. Это может занять день или два, но возможно, и несколько недель — неважно. Он уже не доверяет Ричленду или Джейн Гаррисон — до тех пор, пока не получит больше информации.
— А теперь, — произнесла графиня, — объясните мне, откуда у вас на пальто кровь. — И она осторожно дотронулась до темного пятна на коже.
Мэллой рассказал ей все, не приукрашивая и не скрывая. А когда закончил, она спросила:
— Это друзья вас подставили?
— Не обязательно. Если некий человек знал, что я в деле, он вполне мог прослушивать мой номер с улицы с помощью микрофона направленного действия.
— Кто знал о вашем участии?
— Мои друзья. Покупатели. Возможно, продавец.
— Каков мотив, Томас?
Он покачал головой.
— Не знаю. Наверное, все же деньги. Но Боб Уайтфилд активный игрок на поле. Возможно, мишенью был именно он.
Графиня посмотрела на пакет, который принес Мэллой.
— Хотите, чтобы я взглянула?
— Вообще-то я надеялся уговорить вас сохранить его. Пока я все не выясню.
— Давайте посмотрим на портрет и тогда решим, что делать.
Графиня поднялась, подошла к кухонному буфету, выдвинула ящик, достала нож и перерезала бечевку. Под оберточной бумагой оказался небольшой кусок льняной материи, в который была аккуратно завернута небольшая икона. Графиня с интересом осмотрела ткань, но ничего не сказала. Затем развернула и увидела маленькую черную деревянную панель. В центре сверху донизу шла трещина. На каждом уголке и по краю дерево было гладким — судя по всему, от частого прикосновения человеческих рук. Никаких видимых повреждений больше не наблюдалось. Даже без отчета Маркуса Штайнера о радиоуглеродном анализе было ясно — вещь очень старая.
Перевернув доску, Мэллой увидел изображение Христа в терновом венце. Икона сохранилась на удивление хорошо: цвета богатые, выразительные.
— Владельцы буквально вчера проверили дерево, — сказал он. — Датируется первым веком нашей эры.
— Да, на двенадцатый век совсем не похоже, — недоверчиво заметила графиня. — Перенесите ее вот сюда. Здесь больше света.
Она указала на разделочный столик в центре кухни.
Мэллой подошел к столу и не мог оторвать глаз от изображения человека, смотрящего на него из глубины двух тысячелетий. На иконе была изображена голова, шея и плечи. В отличие от всех картин эпохи Ренессанса здесь Христос вовсе не выглядел европейцем. Кожа темная. Нос и губы отмечены характерными семитскими чертами. Мужчина на картине оказался, вопреки традиции, немолод. Выглядел он скорее на шестьдесят, а не на тридцать и вовсе не был красив. Лицо худое, кожа грубая, но в глазах светились сила и уверенность. И терновый венец на голове походил на корону. Капли крови блестели, точно драгоценные камни.
— Перспектива слегка страдает. И потом, видите, как прописаны блики на шипах, капельках крови и в глазах? Словно случайно, их тут быть не должно.
Мэллой этого не заметил, но затем понял, что она имеет в виду. В картине отсутствовал внешний источник света.
— Так это… хорошо или плохо?
— Это типично для живописцев Древнего Рима. Художнику удалось показать перспективу, не имея представления о том, как это делается.
— Вы полагаете, что это не подделка?
— Да, по двум причинам. Прежде всего, она написана восковыми красками. Все известные мне подделки девятнадцатого века создавались с помощью темперы. Темпера — краска, которую готовят на яичной основе, она хорошо ложится, ею легко писать. Эти же краски сделаны из пчелиного воска и должны были использоваться горячими. А наносились с помощью шпателя. И две тысячи лет тому назад самые лучшие художники использовали именно восковые краски, по вполне очевидной причине: они не выцветали и обладали особым, не сравнимым ни с чем блеском. А мы по-настоящему открыли эти краски лишь лет восемьдесят тому назад. Возможно, конечно, кто-то написал эту картину недавно, на очень древней доске, но лично мне кажется, это не тот случай. Видите, как дерево отполировалось от частых прикосновений? А в некоторых местах краска осыпалась. Нет, эта картина насчитывает много сотен лет и написана задолго до того, как художники двадцатого века познакомились с техникой письма восковыми красками.
— То есть это не подделка времен Средневековья или Ренессанса?
— Думаю, это подлинник. А именно — икона первого века, и, возможно, она имеет египетское происхождение. Лучшими художниками-портретистами были в те далекие времена рабы-египтяне или те, кто прошел обучение в Египте.
— Так она стоит двадцать пять миллионов?
— Стоит столько, сколько может предложить рынок. По-настоящему она бесценна.
Тут вдруг заговорил стоящий у двери Рене:
— Убирайтесь!
Мэллой удивленно обернулся. Графиня прикрыла картину тканью и заговорила с Рене на незнакомом языке. А потом сказала Томасу:
— Поднимитесь наверх. Там есть одежда, можете выбрать, что подойдет. Комната справа от лестницы. Переоденьтесь, в этом вас сразу арестуют.
Мэллой неуверенно смотрел на Рене. Похоже, слуга графини не одобрял его присутствия в доме. Его или картины. Это несомненно.
— А вы уверены, что это удобно?
— Приду через минуту. — Она перехватила взгляд Мэллоя, тот не сводил глаз с картины. — Я сохраню ее для вас. Не волнуйтесь.
В комнате на втором этаже Мэллой увидел четыре живописных полотна, сходных по композиции и стилю с портретом Христа, который он вывез из Цюриха. Похоже, это были редкие и старые работы, возможно эпохи Римской империи, но изображались на них определенно не римляне. Одежды разноцветные. Цвет кожи темный. Глаза у всех черные и сверкающие. Впрочем, люди на портретах были самые обычные, скорее всего — выходцы из среднего класса.
На секунду задумавшись, где графиня приобрела эти старинные картины, Мэллой взялся за дело. В шкафу он обнаружил несколько пальто, все оказались впору. Он выбрал самое неброское. Сшито, конечно, не на заказ, зато оно просторное и отлично прикрывает кожаную кобуру. Интересно, подумал он, откуда взялись здесь эти вещи. Они определенно не могут принадлежать Рене.
Он внимательно осмотрел остальную свою одежду. За исключением небольшой дырочки от пули в свитере, все вполне презентабельно.
— Выглядит неплохо.
Мэллой удивленно поднял глаза на графиню. Он не заметил, как она поднялась по лестнице и неслышно подошла по скрипучим половицам.
— Избавьтесь от свитера. Думаю, у меня есть кое-что в запасе, вам подойдет.
Он улыбнулся, снял пиджак, кобуру и свитер. Она взглянула на бронежилет с дыркой от пули над сердцем, но промолчала. Если б не жилет, подумал Мэллой, то на станции было бы сейчас одним трупом больше.
— Мне непременно надо вернуться в Цюрих. Я должен забрать там свой чемодан.
— Тогда попробуем обеспечить вам хоть какую-то безопасность, — сказала графиня и направилась к двери.
— Мне нравятся эти картины.
Графиня остановилась, вернулась и начала любовно рассматривать полотна.
