использовать его квартиру показалась несколько необычной, но он согласился. Ведь именно так должны поступать истинные патриоты.
Апартаменты поражали изяществом. В огромном камине, отделанном флорентийским мрамором, ярко пылал огонь, когда прибыла Николь Норт со своим эскортом. Джонас Старр был мрачен и насторожен, точно ожидал обвинений.
Дж. У. Ричленд надел свою телевизионную улыбку, а Майк, его телохранитель, смотрел подозрительно, словно ожидая ловушки. Остальные охранники остались внизу. Старр, Ричленд и Норт пришли сюда не для того, чтобы затем потерять драгоценную картину на улицах Нью-Йорка, а наводнять гостиную охраной сочли неудобным. Кроме того, Мэллой заранее специально проинструктировал Николь Норт. Все трое прибыли сюда для совершения обмена. Они могли привести с собой по одному человеку. Наличие оружия не имело значения, но телефоны и любые записывающие устройства исключались.
Телохранитель Ричленда, добродушный гигант Майк, принес деньги. Мэллой устроил целый спектакль, обыскивая каждого на предмет переговорных устройств, при этом от внимания его не укрылось, что у Джонаса Старра и Майка оказались при себе пистолеты. Оба дали понять, что эта процедура для них крайне оскорбительна. Николь и преподобный Ричленд перенесли досмотр спокойно и с достоинством, а также с изрядной долей юмора.
Прямо из холла они проследовали в гостиную и сразу увидели картину. Мэллой поставил ее на стол, причем позаботился о том, чтобы освещена она была самым выгодным образом — в отраженном свете пламени камина. И Старр, и мисс Норт уже исследовали картину в Цюрихе, в ультрафиолетовом освещении. Но теперь, в отблесках огня, краски сверкали и переливались, глаза на портрете словно ожили, а в капельках крови танцевали красноватые искорки. У любого зрителя не оставалось сомнений, что картина наделена особой божественной силой. Она была прекрасна и одновременно внушала благоговейный страх, и даже завзятого скептика так и тянуло преклонить перед ней колени — настолько величественным и потрясающим был этот портрет, что, казалось, его не могла создать рука человеческая.
И Ричленд не сдержался: он подошел и опустился перед столиком на колени, а затем стал истово молиться, причем вскоре слова стали плохо различимы. Он молился на нескольких языках. Подобное состояние было вызвано вовсе не восхищением перед уникальным предметом старины, не тем, что с ним связаны удивительные легенды. Графиня оказалась права. Он действительно верил в то, что лицо Иисуса — именно это изображение Иисуса на деревянной доске — поможет ему излечиться от рака. Завершив молитву, проповедник поднял глаза, в которых стояли слезы, и обратился к Норт.
— Ах, Никки, ничего подобного я прежде не видел!
— Вы довольны? — спросил его Мэллой.
Ричленд оторвал взгляд от Норт и поднялся.
— Весьма, мистер Мэллой. Вы сделали… все, о чем мы договаривались!
— Я хочу, чтобы вы позвонили Джейн Гаррисон. Скажите ей, что все в порядке. И если что-то не устраивает, например то, как я провел операцию, сообщите ей.
Стоящий чуть поодаль Джонас Старр заметил:
— Мы так не договаривались.
Мэллой ему не ответил. Настала пауза, ее нарушил Ричленд.
— Все нормально, Джонас. Несмотря на ряд сложностей, лично мне кажется, мы вполне можем пойти навстречу мистеру Мэллою.
— Вы просто читаете мои мысли. Ведь кое-кто может подумать, что я не делал все от меня зависящее, чтобы вернуть вам картину, как мы договаривались в самом начале. Звонок необходим, чтобы рассеять эти подозрения.
— Полностью согласен.
Мэллой взял мобильный, ввел специальный код и протянул телефон Ричленду. Тот так и рассыпался в похвалах. Это не просто хорошая работа. С учетом всех обстоятельств, это просто потрясающая работа! Никаких жалоб! Нет, конечно, не обошлось без затруднений, но мистер Мэллой здесь совершенно ни при чем. Нет, он проявил себя профессионалом высокого класса! Просто высочайшего!
Все соответствовало этой хвалебной речи Ричленда — голос, манеры, тон и присущее ему красноречие. Закончив, он поймал на себе взгляд Николь и кивнул. Норт, в свою очередь, кивнула Майку. Тот подошел и передал деньги.
— Картина ваша, — сказал Мэллой, забирая кейс. — Теперь я за нее больше не отвечаю. Все, как договаривались.
В этот момент в гостиную вошли Кейт с Итаном. Джонас Старр сердито нахмурился.
— Что такое?
Бранд подошел к Ричленду, сжимающему в руках портрет, и заявил:
— Эта картина моя.
Проповедник нервно улыбнулся.
— Боюсь, вы ошибаетесь, молодой человек.
Он дал знак Майку. Тот сунул руку под пиджак, но Кейт его опередила, с молниеносной скоростью выхватив оружие. Майк посмотрел на пистолет, нацеленный на него, и рука так и осталась за пазухой.
— Николь, объясни этому человеку, что сегодня вечером умирать ему совсем не обязательно, — произнесла Кейт.
— Все в порядке, — сказала Николь Майку.
Телохранитель покорно опустил руку.
— Можете размахивать пистолетом сколько угодно, юная леди, — угрожающе произнес археолог. — Но предупреждаю, вы не выйдете из этого здания с картиной! На улице нас ждут двадцать охранников!
Итан приблизился к Николь Норт на расстояние вытянутой руки.
— Скажи ему. Скажи ему, что ты обещала мне той ночью, когда я нашел тебя в башне.
Николь колебалась.
— Я не… Я не знаю, о чем вы.
— Ты обещала отдать мне все, что угодно, если я позвоню в «Плазу» мистеру Гидеону.
— Но я вовсе не это имела в виду!
— Ты сказала так. Все, что угодно. Так вот, мне угодно получить эту картину.
— Я не помню! Меня заставили! Я не отдавала себе отчета!
Она умоляюще смотрела на проповедника и своего дядю.
Кейт убрала пистолет в кобуру.
— Зато я помню. А еще я помню, что мистер Гидеон не пожелал подойти к телефону. Человек, с которым мы говорили, ответил, что он очень занят. Пришлось рассказать все ему, и он в ответ пообещал, что займется этим делом.
Николь Норт вопросительно взглянула на Ричленда.
— Если кто и звонил, я этого не слышал! — огрызнулся священник.
— Расскажите ей о нашем разговоре, — предложил ему Мэллой.
— Ума не приложу, о чем идет речь! — Ричленд пытался выдавить улыбку, но безуспешно.
— Так что ты ему сказал?
Проповедник ткнул пальцем в Мэллоя.
— Он отказывался отдавать картину Джонасу до тех пор, пока мы не договоримся о твоем освобождении.
— Это правда, но не вся, ваше преподобие, — заметил Мэллой. — Положите руку на картину с Иисусом и поклянитесь именем Господа нашего, что говорите правду.
— Да как вы смеете!
— Что ты ему сказал? — продолжала настаивать Норт.
Ричленд молчал, и тогда Мэллой прояснил ситуацию:
— Дилемма была несложной. Я сказал, что могу использовать картину для вашего освобождения или же доставить ее в Нью-Йорк. Я сказал, что, если такие варианты его не устраивают, он никогда не увидит портрета.
— И что же он ответил? — спросила Николь, не сводя при этом взгляда с Ричленда.
— Он велел привезти картину в Нью-Йорк.
