— Как наша леди-босс? — спросил Гектор.
Берт закатил глаза.
— Тебе лучше не знать.
— И все-таки?
— Она не человек.
— Мне она кажется очень похожей на человека, — заметил Гектор.
— Это иллюзия. Какие-то хитрые штучки, черт их дери. Ловкость рук. Больше ничего не скажу. Увидишь сам.
— Что это значит? — спросил Гектор.
— Ты сопровождаешь ее на пробежке, приятель.
— Когда?
— Рано утром послезавтра. Встречаетесь ровно в 5:30 у главных ворот. Она сказала, десять миль. И готов биться об заклад, что она задаст темп, не похожий на прогулочный. Не позволяй ей обогнать себя.
Для Хейзел Бэннок день тоже был длинным и трудным, но ничего такого, что нельзя было бы смыть в горячей ванне с пеной. Потом она вымыла голову и высушила волосы феном, спустив на правый глаз светлую волну. Надела атласное платье, голубое, под цвет глаз. Весь ее багаж отправили сюда на несколько дней раньше. Пару чемоданов крокодиловой кожи слуги уже разобрали, вся одежда была заново выглажена и развешана в просторной гардеробной. Туалетные принадлежности и косметика аккуратными рядами расставлены на полочках над раковиной в ванной комнате. Хейзел побрызгала за ушами «Шанелью», потом прошла в гостиную. В баре было все, о чем предупредила Берта Симпсона ее личная помощница Агата. Хейзел наполнила высокий бокал колотым льдом и свежевыжатым лаймовым соком и добавила совсем немного водки «Довгань» и прихватила его с собой в свой собственный узел связи по соседству. Там шесть больших плазменных экранов на стене позволяли следить за ценами на акции и основные товары одновременно на всех фондовых биржах; остальные экраны были отданы новостным и спортивным каналам. В данную минуту ее особенно интересовали итоги скачек на приз Триумфальной арки в Лоншане;[10] в скачках участвовала ее лошадь. Хейзел недовольно поморщилась, увидев, что та пришла лишь третьей. Это укрепило ее решимость уволить тренера и нанять молодого ирландца. Потом она переключилась на теннис. Ей нравилось следить за усилиями молодых русских и восточно-европейских теннисисток. Они напоминали Хейзел о том времени, когда ей самой было восемнадцать и она была алчной, как волчица. Сидя за компьютером и прихлебывая обжигающую водку, она просматривала свою электронную почту. Агата в Хьюстоне уже рассортировала ее, так что вниманию Хейзел предлагалось всего около пятидесяти писем. Хейзел быстро просмотрела их. Хотя в Хьюстоне сейчас три часа ночи, телефон всегда рядом с Агатой, и она готова отвечать. Хейзел позвонила ей по скайпу. На экране появилось изображение Агаты. Ночная рубашка с розами по воротнику, седые волосы в бигуди, глаза сонные. Хейзел продиктовала ей ответы на письма. Наконец она спросила:
— Как ваша простуда, Агата? Сегодня вы не так хрипите, как вчера.
— Мне гораздо лучше, миссис Бэннок. Спасибо за заботу.
Вот за что ее любят работники — за заботу, пока кто-нибудь не ошибется. Тогда она безжалостно увольняет. Хейзел закончила разговор с Агатой и сверила часы с циферблатом на стене. На борту «Влюбленного дельфина» то же самое время. Хейзел не нравилось, как Генри назвал их яхту, и она всегда называла ее просто «Дельфин». Из уважения к памяти мужа она не могла переименовать ее; к тому же Генри заверял, что сделать это значило бы навлечь на себя невезение. Название — единственное, что не устраивало Хейзел на судне: 125 метров самой сибаритской роскоши, двенадцать гостевых кают и просторные апартаменты владельца. Столовая и другие помещения украшены многоцветными фресками работы модных современных художников. Четыре мощных двигателя позволяют яхте пересечь Атлантический океан за шесть дней. Яхта оборудована всеми последними достижениями навигационной техники и электронных средств связи; игрушки на борту Хейзел способны изумить даже самых привередливых и избалованных гостей. Хейзел набрала номер капитанского мостика, и ей ответили еще до второго гудка.
— «Влюбленный дельфин». Мостик.
Она узнала калифорнийский акцент.
— Мистер Джетсон?
Старший помощник. Как только он понял, кто звонит, его голос исполнился почтения.
— Добрый день, миссис Бэннок.
— Можно поговорить с капитаном Франклином?
— Конечно, миссис Бэннок. Он рядом со мной. Передаю трубку.
Джек Франклин поздоровался, и Хейзел сразу спросила:
— Все в порядке, капитан?
— Да, миссис Бэннок, — заверил он.
— Где вы сейчас?
Франклин прочел координаты на мониторе данных со спутника, потом быстро перевел их в более понятную форму:
— Мы в ста сорока шести морских милях к юго-востоку от Мадагаскара, идем курсом на остров Маэ Сейшельского архипелага. Ожидаемое время прибытия на Маэ — в полдень в четверг.
— Вы сильно продвинулись, капитан Франклин, — сказала Хейзел. — Моя дочь с вами на мостике?
— Боюсь, что нет, миссис Бэннок. Мисс Бэннок рано ушла к себе и попросила подать ужин в вашу каюту. Прошу прощения, я хотел сказать, в ее каюту.
Когда миссис Бэннок не на борту, дочери позволено занимать ее апартаменты. Франклин всегда считал, что картин Гогена и Моне и люстры работы Лалика[11] многовато для невоспитанного подростка, девчонки, считающей себя не менее важной персоной, чем ее знаменитая мать. Увы, красивая, но неприятная маленькая стервоза была единственной слабостью Хейзел Бэннок.
— Пожалуйста, соедините меня с ней, — велела Хейзел Бэннок.
— Конечно, миссис Бэннок.
Она услышала щелчок. Линия отключилась, потом вновь ожила, послышался гудок. Хейзел ждала двадцать гудков, прежде чем трубку подняли. Она узнала голос дочери.
— В чем дело? Я приказала меня не тревожить.
— Кайла, малышка!
— Ой, мамочка! Как приятно слышать твой голос. Весь день жду твоего звонка. Уже подумала, что ты меня больше не любишь.
Радость была искренней, и сердце Хейзел сжалось от материнской любви.
— Я была ужасно занята, дорогая. Здесь столько всего происходит!
Кайла выглядит безупречно:[12] Хейзел выбрала для дочери очень подходящее имя. Ей всегда казалось, что кожа у Кайлы из прозрачного белого нефрита, под которым пульсирует и светится молодая кровь. Глаза у нее светлее и в них больше небесной голубизны, чем в глазах Хейзел. Там словно отражается чистота сознания и души. В девятнадцать лет это женщина, балансирующая на краю, но все еще нетронутая, девственная, совершенная. Хейзел чувствовала, как ее переполняет могучая любовь к дочери. Этот ребенок — самый важный элемент ее жизни, именно ради Кайлы она приносит все жертвы, преодолевает все препятствия.
— Узнаю мамочку. Всего одна скорость. Полный газ!
Кайла рассмеялась и чуть отодвинулась от лежавшего рядом мужчины. Их потные голые животы слиплись и разъединялись с легким сопротивлением. Девушка почувствовала, как его пенис выскальзывает из нее, а вслед за ним — ее собственная влага. Теперь, когда его нет в ней, она чувствует пустоту.
— Расскажи, что ты сегодня делала, — потребовала Хейзел. — Занималась?
Именно поэтому она оставила дочь на «Дельфине». Итоги последнего семестра у Кайлы просто ужасны. Ее преподаватель пригрозил, что, если не будет заметного улучшения, до конца года ее исключат. До сих пор только щедрые пожертвования матери в университетскую казну мешали исключить Кайлу.
