спутниковую систему навигации и средства наблюдения, располагалось в соседнем доме. Его верхние три этажа на самом деле были лишь подобием айсберга, ибо ещё шесть этажей этого уникального информационного центра, напичканного суперсовременной аппаратурой, находилось под землёй. Именно здесь денно и нощно за немалое вознаграждение на Блейка трудились десятки референтов.
Зато в личном кабинете он почти всегда находился в одиночестве. Потому что именно здесь, в окружении дорогих его сердцу предметов, он снова чувствовал себя молодым и защищённым, словно дух отца всё ещё витал в этих стенах и дарил ему отчётливое ощущение тепла и надёжности родного очага.
Но только не сегодня. Не сейчас. И виной тому всё та же вчерашняя депеша.
Всё! Хватит сантиментов! Пора работать! Бумага должна быть где-то здесь.
Но вместо неё на столе лежали три изрядно поистершиеся от времени кожаные папки зелёного, синего и красного цветов. «Триптих Блейка» – так метко окрестили их острословы из окружения магната.
– Да-да, где-то здесь.
Он не стал открывать зелёную папку, в которой содержались сведения о состоянии дел непосредственно в его собственной империи, насчитывающей более двенадцати тысяч объектов. Сейчас эта папка была ему неинтересна. Впрочем, как и вчера, и месяц, и год назад. В его империи уже давно не случалось никаких катаклизмов.
В синей аккумулировались оперативные сводки о котировках акций на биржах, курсах валют, индексах экономического роста в разных странах, состоянии фондовых рынков, сообщения о других важнейших событиях в мире бизнеса.
И наконец, красная папка содержала особо конфиденциальную информацию. Это были отчёты о состоянии различных секретных счетов, в том числе и Фонда Будущих поколений в офшорах. В папке также находилась заслуживающая внимания информация политического характера, которую слали ему персонально несколько десятков личных осведомителей – высококвалифицированных агентов, прошедших школу спецслужб в самых разных странах. С особым вниманием Блейк следил за сообщениями агентов из Восточной Европы, где в последние годы он наиболее успешно плодил свои капиталы. Но особенно его мысли поглощала Россия. Даже после распада СССР старик продолжал считать её «империей зла» и самым главным препятствием в достижении мировой гармонии. «Злой, ортодоксальный, но умный монстр» – именно так некогда окрестил он эту далёкую страну, выходцем из которой являлся. Но именно за это себя ещё больше ненавидел.
Именно с Россией в сознании Блейка была связана депеша, про которую он вспомнил, как только проснулся. В ней было нечто крайне важное. Но вот что именно? «В 87 лет просто стыдно не иметь склероза. – Блейку очень нравилась собственная шутка, которая вновь пришла в голову. – Хоть голова и болит, шуткам волю даёт. Жаль, не с кем поделиться».
Начинку «триптиха» вышколенные референты обязаны были обновлять не менее двух раз в сутки. Блейк не доверял ни прессе, ни телевидению, ни даже Интернету. Ибо по собственному опыту хорошо знал, что за всеми этими игрушками гласности и свободы стоят интересы их владельцев, а посему они не способны предоставлять объективную информацию.
Тренированным глазом он быстро перебрал вечернюю почту, но то, что искал, в ней не нашёл. Странно! Бумага должна быть именно в красной папке, – настаивала интуиция. Откинувшись на спинку кресла, хозяин принялся реконструировать события минувшего вечера. Но то ли от напряжения, то ли потому, что он ещё не принял обязательную порцию лекарств, старика затошнило. С удивительной для нынешнего утра прытью он отправился в ванную комнату и упал перед унитазом на колени. Болезнь все больше и больше делала его беспомощным.
Когда приступ рвоты прошёл, он тщательно умылся и внимательно оглядел себя в огромном зеркале. Но тут же боковым зрением увидел в зеркале отражение каких-то бумаг, спокойно лежащих поверх бронзового контейнера для мусора, и мгновенно всё вспомнил. Ну конечно! Накануне, уже собираясь покидать кабинет, он предусмотрительно посетил туалет, захватив с собой несколько непрочитанных файлов. Доставшаяся, как видно, по наследству привычка читать в интимном месте была настолько сильна, что Блейк давным-давно перестал с ней бороться.
Вот она, эта депеша! – Старик чуть не подпрыгнул от радости. – Но почему из Франции?! Почему вчера показалось, что из России? Но стоило ему тут же, в туалете, вчитаться в лаконичный текст информатора, как всё встало на свои места.
Перечитав сообщение дважды, магнат задумался. Если уж агент обратил внимание на подобное событие, то Блейк тем более не мог остаться к нему равнодушным. Он нутром почуял, какую бурю при определённых обстоятельствах может поднять не столько даже само судебное разбирательство, сколько весь ход следствия. Кто даст гарантии, что оно не наткнётся на то, на что натыкаться никак не следует? – невольно спросил себя Блейк и так же стремительно, как вошёл в туалет, покинул его. И только сейчас заметил, что охранник, находясь при исполнении, дремал в закутке за приоткрытой дверью. И даже не пошевелился.
– Вот надейся на них, – пробурчал старик. – И за что я только плачу им деньги? Чтобы эти гориллы могли спокойно дрыхнуть, когда я бодрствую?
– Мистер исполин, дуб стоеросовый! – буквально рявкнул он в ухо охраннику. – Срочно ко мне твоего шефа!
Блейк тяжело развернулся в своих домашних тапочках, которые при каждом шаге спадали с ног, и прикрыл за собой дверь кабинета.
В былые времена Корсар взревел бы от гнева, но сейчас ему почему-то не захотелось поднимать шум. При чём, в конце концов, этот охранник?! Если уж и устраивать кому разнос, так это шефу собственной безопасности.
В ближайшем окружении столь странное прозвище принадлежало Блейку с незапамятных времен. Старик отлично знал об этом и даже втайне, как ребёнок, им гордился. Считалось, что Корсаром его прозвали друзья после того, как он поведал о том, что в детстве искал на острове Ки Уэст сокровища, якобы зарытые там пиратами. Впоследствии друзья часто подшучивали над тем, что свои сказочные богатства Блейку суждено было добыть тоже почти пиратским путём. Чем и заслужил прозвище Корсар.
Империя магната, которую он собрал за свою долгую жизнь, была огромной. Сколько бы он мысленно ни пытался охватить разом свои владения, стопроцентного результата никогда не получалось. Всякий раз выяснялось, что о чём-то он так и не вспомнил. Владения Корсара охватывали мыслимые и немыслимые сферы бизнеса: банки, инвестиционные фонды, производственные компании, медиахолдинги, научно-исследовательские центры, казино, сетевые отели и предприятия торговли. И тем не менее все эти сокровища современного пирата мало волновали его воображение. Короткое сообщение из красной папки, сумевшее каким-то чудом удалить головную боль, было напрямую связано с одной из доминирующих идей всей его бесконечно тянущейся жизни. Если формулировать максимально коротко, идея звучала бы так: уничтожить Россию. Речь не шла о каком-нибудь физическом воздействии над её народами типа того, что в прошлом веке пытались совершить нацисты. В отличие от этих величайших злодеев, Блейк даже по-своему любил ту далёкую и непостижимую страну. Если бы кто-то подсчитал, сколько денег он инвестировал в Россию, наверняка счёл бы Блейка сумасшедшим. Тем более что это было единственное место на земле, где все его инвестиции сгорели, не оставив даже пепла от тех костров.
В ожидании начальника службы безопасности Пита Гудвина Корсар знал, что будет делать. Та самая распечатка разговора, о которой упомянул информатор из Франции, покоилась на его рабочем столе и теперь ни на секунду не позволяла забыть о себе. Сухими скрюченными пальцами старик осторожно взял первую страницу. Интересно, на каком она языке? Блейк удовлетворённо крякнул, когда понял, что перед ним русский текст. Всякий раз, когда он имел возможность вспомнить родной язык ближайших предков, Блейк испытывал ни с чем не сравнимое чувство. Вот он, совсем маленький мальчик, идёт с папой по Бруклину и крепко держит его за руку. На папе большая черная шляпа, закрывающая половину лица, но маленькому Давидке и не надо заглядывать под шляпу. Он и без того знает, что папа, как всегда в такие минуты, чем-то жутко недоволен.
– Нет, сынок, это не Киев, – с досадой в голосе говорит он, оглядываясь по сторонам. – И даже не Конотоп.
В руке папа несёт сумку с продуктами.
– Папочка, кто «топ»? Это лошадка?
– Ты о чём, сынок? – Сначала папа не понимает, а потом грустно смеётся. – Ты о Конотопе? Это такое местечко под нашим Киевом. Там тоже нет Бессарабки, как нет её в Бруклине... Ты ж понимаешь...
– А что такое «Бессарабка», папа?
– Это не «что», а «кто»! Это королева! Твой дедушка и твоя бабушка жили рядом. И я там жил, когда был маленьким. Чтоб я так жил сейчас, сынок! Ты полагаешь, что в той лавке мы сейчас купили
