Сестра? Тогда птенцы – дети? Ну и что дальше? Чем реально он может помочь Пьеру? И нуждается ли тот вообще в помощи? Интересно, если бы Пьер сейчас узнал про этот текст, помог бы он ему? Как только в Канаде наступит утро, сразу нужно с ним связаться. А там видно будет...
Отправленная на другой конец планеты шифровка на самом деле ничего сверхсложного не содержала, а означала, что в одной из клиник Монреаля не сегодня завтра покинет белый свет крупный канадский бизнесмен Андре Орлофф. Он же, никогда не афишировавший своего происхождения, потомственный российский граф – Андрей Васильевич Орлов. Если бы его друг и душеприказчик, гражданин Франции Пьер Тьерри получил это сообщение до встречи с адвокатом, то вряд ли пошел бы далее предположений своего коллеги – разведчика Готье. Возможно, во фразе про орлицу, которая не вернулась в гнездо, в отличие от Готье, он и узрел бы упоминание о самом себе. Ведь это именно он остался в Канаде, а не улетел, как собирался, в Париж. На этом криптографические успехи Пьера наверняка бы закончились. По крайней мере, ключевую фразу шифровки о птенцах до встречи с адвокатом Розинским ему разгадать бы не удалось.
Адвокат приятно удивил бывшего разведчика. Стоило им выпить по чашечке кофе, который подал один из многочисленных слуг в доме Андре, как Розинский деловито достал из тонкого, почему-то прозрачного портфеля а-ля «дипломат» несколько объемистых документов.
– Сначала прочтите вот это. – Марк протянул Пьеру несколько бумаг. – Это завещание моего доверителя. Составлено на русском, английском и французском языках. Чтобы не было никаких разночтений. Насколько это важно, вы, надеюсь, понимаете. Какой из текстов вы предпочтете?
– Давайте русский текст, – после нескольких минут раздумий попросил Тьерри. – Как я понимаю, наследников будут искать в России. Стало быть, русский вариант основной.
– Вполне возможно, что вы и правы. Только я одного не понял. Разве Андре вам не сказал, что наследников ищут уже года три? Не меньше. Как только Андре заболел, тогда все и началось.
Тьерри удивленно вскинул «домиком» брови.
– Любопытно. Тогда, позвольте узнать, каковы результаты?
– Практически их нет. Впрочем, за эти годы появлялись на горизонте те или иные кандидаты в наследники: старики, дети... Но понимаете, господин Орлофф, если можно так выразиться, их всех отбраковывал. Он лично проверял родословные кандидатов и находил много несоответствий. Лично я не удивляюсь. Типичная ситуация, когда разыскивают наследников. Как будет, когда его не станет? – Розинский глубоко вздохнул и задумался.
– Простите, Марк, но меня тоже тревожит вопрос, который вы только что задали. Расскажите, как вы осуществляете поиски наследников. Припомните мелкие детали.
– Так и припоминать нечего. – Розинский недоуменно посмотрел на Тьерри. – Обычная процедура. В России имеется такая хитрая организация – Инюрколлегия.
– Да, я слышал. Раньше, во времена Советского Союза, вела дела по наследствам за рубежом, – вспомнил Тьерри.
– Ничего с той поры у них не изменилось, – Розинский старался выглядеть в глазах незнакомца всезнающим профессионалом.
«Нет, дружочек, изменилось. И многое изменилось. Как ни старайся, а далеко не все ты знаешь про Россию», – чуть отвернувшись, чтобы Марк не прочитал его мысли, подумал Пьер. Он вспомнил события годовой давности, когда после нескольких лет пенсионного «простоя», частным, так сказать, образом оказался вовлечен в почти детективную историю борьбы за власть в современной России.
Тьерри тогда обеспечивал безопасность тамошних политиков самого высокого уровня, вплоть до первого российского президента и нового кандидата на президентский пост. Благо тогда закончилось все хорошо, но Тьерри поразила жестокость, с которой русские боролись за власть. Лично Пьер в той истории ничего не потерял. Наоборот, приобрел немало новых друзей. Говорят, о той истории в России вышел роман...
– Нет, господин Розинский, нынче в России многое изменилось. И русские уже другие. Поверьте мне. – Он повертел в руках завещание и задумчиво добавил: – Меня не удивит, если из-за этого наследства еще разгорятся нешуточные страсти.
Тьерри сказал, естественно, наугад, не имея ни малейшего понятия, что страсти уже давно кипят. Он внимательно выслушал рассказ адвоката, как тот летал в Москву и от имени господина Орлофф подал в вышеназванную коллегию заявление на поиски наследников.
– А потом?
– Что потом? Что вы хотите услышать, месье Тьерри?
– Позже вы ничего не заметили сверхординарного? Ведь поиски идут, как вы сказали, несколько лет.
Настала очередь Марка задуматься. Но от бывшего разведчика не ускользнуло, что адвокат больше думал над тем, что можно сказать, что – нельзя. Наконец, он, видимо, на что-то решился.
– Были, на мой взгляд, удивительные моменты. Да, я вам уже говорил, что всплывали некоторые претенденты на наследство. Так вот, примерно через год я стал замечать, что наследники стали появляться с какой-то необыкновенной легкостью. Как в цирке всякие там предметы из мешка факира.
– И что вы сделали?
– Ничего. Рассказал моему доверителю, господину Орлофф.
Тьерри с новым интересом посмотрел на адвоката.
– Какова же была его реакция?
– Он отмахнулся. Объяснил неразберихой, которая всегда присутствовала в России. Бардак – он и в документах бардак.
Пьер уже было хотел что-то сказать, но потом вдруг изменил свое решение. «Именно сейчас будет лучше придержать язык за зубами», – подумал он.
– Спасибо, что вы любезно ввели меня в курс дела, господин Розинский. Премного благодарен. В дальнейшем будем на связи. А пока я изучу документы.
Он потряс папкой, которую ранее передал ему Марк, и встал. Потом что-то вспомнил и снова опустился в кресло. В конце концов, Андре просил его остановиться в этом доме. А господин Розинский здесь всего лишь гость.
Адвокат легко прочитал ход его мыслей и стал прощаться. Их расставание было не таким открытым, как встреча.
В ближайшее же воскресенье после своего прилета в Монреаль, за завтраком в доме покойного друга, Пьер Тьерри прочитал в разделе светской хроники французской газеты короткую информацию:
«Хорошо, что меня не упомянули, – подумал Пьер. Его мозг работал сосредоточенно и жестко. – Поскорее отсюда убраться – вот что надо сделать в первую очередь. Особенно если русские коллеги уже узнали об отведенной мне роли во всей этой истории».
Глава 4 Любовь
Изо всех сил пытаясь пробиться сквозь густой частокол долетающих до нее малозначащих слов, Настя с большим трудом воспринимала происходящее вокруг. Казалось бы, речь шла о событиях хорошо знакомых – все действительно происходило с ней. Но обрамленные в сухие бюрократические обороты слова лысого человека, чем-то напоминающего ее давнего обидчика, который сейчас торжественно восседает в важной ложе присяжных, теряли свой первоначальный смысл. Настя никак не могла избавиться от ощущения, будто прокурор излагает совершенно другую историю. О чужих людях, о чужой жизни...
Все было и так, и не так.
Сейчас он что-то долго говорил о Диме.
А она и без того хорошо помнила, как впервые увидела его в доме Добровольского. Даже спустя годы она никогда не позволяла себе говорить про этот дом – «наш дом». Она никогда не считала его своим, хотя никакого другого дома у нее не было – ни в памяти, ни в сердце.
Правда, когда у них с Димой все «это» произошло, она неожиданно для себя попыталась считать этот дом своим. Нет, ни стены, ни мебель, ни даже кровать, на которой они любили друг друга. Все это так и оставалось чужим. И все же что-то неуловимое стало в этом доме для нее родным. Если бы ее детский ум знал слово «аура», скорее всего, она согласилась бы с этим определением.
Из «материальных» же признаков дома конечно же сегодня это была их маленькая Оксанка, с ее тесной кроваткой, сделанной Димкиными руками, игрушками и пеленками. На памперсы, которые как восьмое чудо света рекламировали с телеэкранов, денег никогда не было. А Владимир Андреевич не давал. Стирай, мол, сама.
А вот Димка почему-то сразу стал считать дом Владимира Андреевича своим. Может, потому, что опекун относился к нему иначе?
Она отлично помнила, будто это было лишь вчера, как Добровольский через узкую калитку ввел ее в большой и неухоженный двор. И в дом они зашли не через главное крыльцо, а со стороны кухни. На кухне стоял мальчик – высокий и крепкий, с тонким, интеллигентным лицом, словно артист. Он с тревогой и интересом посмотрел на вошедших. Но особенно почему-то на ее чемодан с железными углами, который Настя не выпускала из рук. Чемодан был покрыт дорожной пылью, из чего Дима сделал вывод, что бо´льшую часть дороги они шли пешком. Значит, устали, решил он.
Не выказав удивления незнакомке, он вместо приветствия буднично сказал:
– Давайте обедать. Как раз и борщ поспел.
Обидно, что Владимир
