поведение судьи Зуевой. Ее метания из стороны в сторону. Вы тоже хороши!..
Последняя поднятая до визга фраза была обращена к Кириллу Петровичу Никодимову, который спал и видел, как бы ему спокойно досидеть без проблем свой последний предпенсионный год.
– А мы что? Как и просил уважаемый Виталий Титович Гришайло, я дал ему в оппоненты судью Зуеву, за чью принципиальность и неподкупность я ручаюсь.
– То-то и оно, – задумчиво произнес Транов с непонятной интонацией, то ли одобряющей поведение судьи, то ли осуждающей.
При всей своей внешней строгости и важности полковник МВД Иван Сергеевич Транов до конца так и не понимал, какую миссию выполняет. Еще весной его следственной группе поручили «схарчить» какого-то мальчишку в каком-то заштатном городишке, чтобы в итоге отправить его за решетку как можно на более долгий срок.
Состав преступления, по мнению прокуратуры, был налицо, и сомнений в успехе ни у кого не было. Но тот факт, что заниматься этой мелочью поручили Москве, было достаточно необычно и настораживало. Полковник понимал, что интрига здесь не в самом судебном процессе, а в чем-то другом, ему не доступном, закулисном, куда его не пустили даже на порог. Мол, твоя хата с краю. Твое дело обеспечить суд материалами, чтобы все прошло без сбоя и мальчишка как можно скорее сел.
Все бы в конце концов тем и кончилось, если бы не эти загадочные публикации в СМИ. Они явно и убедительно доказывали, что включение в процесс известного адвоката, загадочные намеки в Интернете есть не что иное, как неожиданное появление в этой истории неизвестной доселе стороны, у которой совершенно противоположное мнение на весь судебный процесс.
– Что вы думаете об этой сплетне? – спросил Транов гособвинителя.
– О какой из них? – прикинулся «чайником» Гришайло.
– Той, хотя бы на счет отцовства?
Гришайло молчал, явно выгадывая время. Вброшенная через СМИ информация в корне могла изменить весь ход дела – это прекрасно понимали все присутствующие. Если действительно отец – сам Добровольский, а все остальное лишь ширма? Тогда все старания людей, сидящих за круглым столом, ничем, кроме как провалом, назвать нельзя. Тогда задание – упрятать пацана за решетку – сорвано.
– Что-то я сомневаюсь, – наконец подал голос Гришайло. – Отец ребенка – Сироткин, и только он. Надо видеть глаза этого мальчишки и то, как он смотрит на свою Настю.
Слова явно не из прокурорской терминологии – про глаза и прочее – странно было слышать от обвинителя.
– Я тоже считаю, нам не надо отвлекаться на всякие бредни и сплетни. Другое дело – эти журналистские утки. Лично меня они настораживают, – веско заметил полковник Транов. – Но не в плане якобы вновь открывшихся фактов.
– Меня тоже напрягают. Что это за частное сыскное агентство? Оно же не с неба свалилось?! Хотя по идее, по этому поводу голова пусть болит у вашего начальства.
Областной прокурор выразительно посмотрел на московского гостя.
Если б прокурор знал, что полковник об этом «начальстве» не ведает вовсе ничего, то, наверное, не поверил. Конечно, это не эмвэдэшные боссы. Со своими командирами лично ему было бы легче.
– Обещаю, я провентилирую вопрос, – важно сказал Транов. – Но не ручаюсь, что это случится уже завтра. А вам надо выходить на суд. Время не терпит.
– С чем выходить? – простодушно спросил Никодимов. – Я примерно представляю, что устроит защита. А если к тому же у нее действительно новые факты?..
– Плевать! У меня тоже есть факты. Новые! Убийственные! – неожиданно грубо и резко взвизгнул Гришайло. Даже его непосредственный начальник – областной прокурор – вынужден был попросить его умерить свой пыл.
– Какие такие факты? – не скрывая заинтересованности, спросил Транов, вставая.
Гришайло почему-то полез сначала во внутренний карман пиджака. Затем, видно, что-то вспомнив, открыл портфель и извлек листок бумаги с какими-то записями.
– Вот, пожалуйста, это признание Сироткина, записанное с его слов. Смею вас уверить – это приговор!
– Позвольте? – перегнувшись через стол, протянул руку за листком Никодимов.
Недоверчиво, мол, надо ли ему это делать, Кирилл Петрович углубился в чтение, по мере которого брови полезли наверх, а лицо зарделось нездоровым румянцем.
Остальные терпеливо ждали.
– Да, батенька, это документ! – наконец вымолвил он. – Только никак не возьму в толк, почему раньше вы не дали ход такой бумаженции?
– Не догадываетесь? – нагло спросил Гришайло. – А я думал, хваленая ваша Зуева успела доложиться. Неужели скрыла? Или не знала? Не поверю.
Председатель областного суда в ответ лишь пожал плечами, что можно было трактовать по-разному.
– Кончайте темнить, господа- товарищи, – повысил голос столичный эмиссар. – Выкладывайте ваши тайны мадридского двора.
– Понимаете, полковник, как бы вам объяснить. Заставить подсудимого дать признательные показания можно ведь разными способами, – неожиданно перешел на фамильярный тон Гришайло. Он забрал у председателя областного суда документ и с вызовом посмотрел снизу вверх на все еще стоящего полковника. – Не знаю, какими методами пользуетесь вы в Москве, добывая у преступника необходимые показания. Но нам здесь, в глубинке, когда все друг другу соседи, это делать проще... Кой у кого тут очень уж чесались кулаки по Сироткину. Понимаете, пацанские разборки между собой... так, слово за слово... Словом, следователи из вашей следственной бригады позволили «страждущим» расквитаться. Короче, несколько дней назад помогли осуществить воспитательные меры.
– Наслышан, – демонстративно резко оборвал прокурора Транов. – Но я, признаться, думал, что это самоуправство охранников. Так сказать, коллективная месть борцов за чистоту местных нравов.
– Извините, мне уже неинтересно, что вы там думали. Сначала даете неадекватные задания, а потом прикидываетесь чистоплюем. Я так и знал... Так и знал...
Гришайло говорил резко, с него окончательно слетел прокурорский лоск.
– Тем не менее продолжу свой короткий рассказ. Взамен того, что милицейская охрана пропустила валдайских пацанов поквитаться с подсудимым, следователь попросил об одной услуге: обеспечить подпись обвиняемого под той самой бумажкой, которую только что так высоко оценил уважаемый товарищ судья.
– А подучили следователя конечно же вы, Виталий Титович? – догадался Транов.
– Именно я, ваш покорный слуга. Зато теперь у нас есть то, что нам нужно. Признание Сироткина... Впрочем, не буду вас сейчас утомлять правовой казуистикой и объяснять, о чем речь.
– И когда вы дадите этой бумаге ход?
– Уже завтра утром. Не сомневайтесь.
В кабинете областного прокурора повисла напряженная тишина. Чего в ней было больше: сладкого удовлетворения от беседы или горького, но все же утешения – никто глубоко не задумался. Утро вечера мудренее.Зал судебного заседания замер, даже не успев переварить заявление обвинителя.
– Вы хотите сказать, что располагаете новыми фактами, усугубляющими вину подсудимого Сироткина? – уточнила судья Зуева, глядя в упор на Гришайло, подскочившего к ее столу.
– Совершенно верно, ваша честь.
– Возражаю, – толком не понимая, против чего и кого предстоит протестовать, почти автоматически отреагировал защитник Бахтин на сенсационное заявление оппонента. И вслед за прокурором бросился к центру сцены. – Вы что, факир? В ходе допроса свидетелей мы не услышали ничего сколько-нибудь серьезного, что можно было бы трактовать как вновь открывшиеся обстоятельства. Тогда откуда они у вас взялись? – Разгоряченный неожиданным поворотом дела Бахтин двинулся на Гришайло.
– Из собственноручного признания подсудимого, – веско, но совершенно спокойно, так как инициатива осталась за ним, возразил обвинитель, даже не сдвинувшись с места. Подчеркнуто галантно он положил два листочка, которые держал в руке, на зеленое сукно председательского стола.
Зуева начала читать.
– Чтобы этот документ ни содержал, его нельзя приобщать к делу, – попытался по инерции протестовать Бахтин, обращаясь больше к присяжным, чем к судье.
– Успокойтесь, Борис Фиратович. Против чего вы, собственно, протестуете? Суд еще не ознакомился с документом, а вы только мешаете. Прошу, вернитесь на свое место.
– И не подумаю, – твердо заявил Бахтин, гордо тряхнув седой головой. – Документ, появившийся в ходе разбирательства непонятно каким путем, не может быть приобщен к делу.
– Дайте ознакомиться народу. Читайте вслух! – потребовал староста присяжных Алмазов.
«Ну и дела», – только и успел подумать Багрянский, сознавая, что произошло что-то неладное. Он сидел в будке киномеханика на сей раз с журналисткой.
– Вы что-нибудь слышали об этом? – Губы Марины почти вплотную приблизились к его уху.
Багрянский отрицательно мотнул головой, на какое-то мгновение сбитый с мыслей ароматом ее духов. Нет, все-таки здесь, на Валдае, дамы так не благоухают. Чем только приходится заниматься?!
Тем временем Зуева закончила читать документ, и лицо ее посерело до цвета давно не крашенных стен Дома культуры. Немного поразмыслив, она вернула бумаги прокурору и, не глядя в сторону Бахтина, тихо сказала:
– Считаю необходимым, чтобы стороны вновь допросили подсудимого Сироткина. Вы первый, Виталий Титович.
Услышав свою фамилию, Дима покорно двинулся для дачи свидетельских показаний.
– Подсудимый Сироткин, это ваша подпись? – Гришайло почти ткнул последней страничкой документа в лицо Сироткина.
– Моя, – после секундного изучения ответил парнишка.
– Вы всегда читаете документ, прежде чем его
