человек. Двенадцать основных и двое запасных. Можем переходить к существу дела.
Судья вновь покосилась на подсудимого, что было в данный момент вполне естественно, затем перевела взгляд на эту странную потерпевшую Анастасию Уфимцеву. Та сидела в первом ряду в свободном, как балахон, сером платье, стараясь даже здесь оставаться незаметной, как мышка. Если она время времени и поднимала глаза от стертого до черноты паркета, то лишь для того, чтобы еще раз посмотреть на Диму, перехватить его взгляд и найти в нем именно то, что она постоянно видела на протяжении последнего года: любовь и страсть.
Несмотря на юный возраст, после родов Настя необыкновенно расцвела, и это пробуждение плоти лишь добавило ярких красок к ее уже оформившейся женственности и стати. Стоило девушке оказаться на улицах города, в магазине или, упаси бог, в кино, как местные мужики мгновенно превращались в возбужденных хищников, пожирая глазами каждую частичку ее тела.
Ну и что с того? Насте не нужен был никто, кроме ее Димки. Она и не замечала никого вокруг. Лишь постоянные сальности, брошенные вдогонку, возвращали ее к реальностям бытия. Ничего, кроме омерзения, это у нее не вызывало.
– Имеются ли возражения по поводу кандидатуры Кустова Сергея Сергеевича, известного всем человека, директора санатория «Сказка»? – словно откудато издалека донеслись до Насти слова Зуевой, мгновенно вернувшие ее из области своих воспоминаний в зал суда. «Есть! Есть!» – как можно громче хотела крикнуть Настя и с вызовом взглянула на человека, чью фамилию минуту назад произнесла судья. Это он тогда подвозил Настю на своей «Волге», когда она опаздывала в школу, а автобуса не было, и дал волю рукам. Водитель подтвердит, какими словами он обзывался...
Конечно же, вслух она ничего не произнесла, так как жутко боялась, что судья скажет в ответ лишь то, что и Владимир Андреевич в тот же день, когда она ему все рассказала:
– Ну и дура! Нечего было лезть в чужую машину. И нечего теперь жаловаться.
Судейская пауза несколько затянулась, и Зуева сама это поняла.
– Слушается уголовное дело в отношении Сироткина Дмитрия Михайловича, 1989 года рождения, обвиняемого в совершении преступлений, предусмотренных статьей сто тридцать первой, часть вторая, пункт «д» и часть третья, пункт «в» УК Российской Федерации. – Галина Николаевна произнесла эту дежурную фразу абсолютно невыразительно, затем выдержала небольшую паузу, по опыту зная, что большинству граждан безликие номера статей ни о чем не говорят. Поэтому, оторвавшись от текста обвинительного заключения и артистично нарастив голос, печально добавила от себя специально для подсудимого и присяжных: – Статья сто тридцать первая – это изнасилование, то есть половое сношение с применением насилия или с угрозой его применения к потерпевшей, заведомо не достигшей четырнадцатилетнего возраста, – часть третья, пункт «в». Срок наказания – до пятнадцати лет лишения свободы. А также изнасилование заведомо несовершеннолетней – часть вторая, пункт «д». Срок лишения свободы – до десяти лет. При этом сроки наказания по части третьей, пункт «в» и по части второй, пункт «д», статьи сто тридцать первой УК РФ могут быть сложены полностью или частично.
Не успела Зуева еще закончить ликбез для присяжных, как толпа на площади уже была проинформирована.
– Ему грозит пятнадцать лет. Максимум, что возможно! Только сейчас объявили, – выпалил киномеханик, который выскочил на улицу из своей будки.
– А минимальный? – спросил уверенный женский голос где-то рядом с журналистом Львом Багрянским, который торчал здесь же, на площади перед Домом культуры, где шел суд.
– О минимальном пока не сказали, – ответил киномеханик, – я бы услышал. Только про максимальный.
– Как все просто у них получается? Суд еще не начался, а уже заранее приговорили!
Лев повернулся, пытаясь рассмотреть, кто это сказал. Чуть позади себя он увидел молодую женщину приятной наружности лет тридцати.
– Ты о чем? – спросил ее мужчина в зеленой бейсбольной кепке, по возрасту явно моложе, чем его знакомая.
– Об «автоматизме» в судебном процессе. Слышал? – Женщина кивнула в сторону доморощенного глашатая. – Даже минимальную меру наказания по статье судья не сочла необходимым объявить.
– Значит, сидеть бедному, сидеть, – покуражился мужик в бейсболке.
– Да что я тебе объясняю?! Ты же сюда за «клубничкой» приехал. В твоем «Комсомольце» разве комунибудь нужна суть? Что суд, что футбол – все едино.
– Что ты на меня взъелась? Стою, молчу, – оправдывался мужчина. – Я вообще ничего не понял. Ты-то откуда все знаешь?
– В отличие от тебя, дорогой, я успела подготовиться, – ни капли не красуясь, с достоинством ответила женщина.
Багрянский еще раз взглянул на нее с интересом и уважением. Он сразу сообразил, что перед ним коллеги по журналистскому цеху. Лев уже слышал от Родиона Корниенко, директора «Слободы», где обычно останавливался, что в город специально на суд пожаловали столичная и питерская пресса. «Разве пишущую братию остановит, что суд закрытый? Вообще что за глупость – слушать дела об изнасиловании в закрытом процессе? – недобро подумал он. – Эти юридические крючкотворы придумали удобные себе правила и отлично живут по ним. Сегодня в любой книжке насилия – читай не хочу, в подробностях об изнасиловании пишут».
Строго говоря, в Дом культуры Лев не собирался и пожаловал лишь после того, как узнал об интересе к процессу своих московских коллег. А что? Чем черт не шутит? Может, действительно что-то любопытное.
...Судья Зуева позволила присяжным переварить информацию об уголовной статье и сроках, а затем продолжила стандартную процедуру:
– Подсудимый, встаньте и назовите себя!
Лицо Димы Сироткина посерело от беспомощности. Он мужественно пытался взять себя в руки, однако это ему плохо удавалось. Зуева поймала себя на мысли, что пока подсудимый не вызывает в ней сколь-нибудь откровенной антипатии.
– Сироткин Дмитрий Михайлович, – подняв голову, твердо выговорил он.
– Вы понимаете, в чем вас обвиняют? И признаете ли себя виновным полностью, частично или не признаете вообще?
– Понимаю, – безразлично ответил Дима, – только я не понимаю, почему меня обвиняют. Мы с Настей любим друг друга. У нас есть ребенок. В чем же мы виноваты? В одном или в другом? Или в обоих преступлениях сразу? Извините, я оговорился. Настя вообще ни в чем не виновата. Вы слышите меня?
Его голос, равнодушно-безразличный в начале фразы, перерос в нескрываемо угрожающий.
– Напрасно вы себя заводите, Сироткин. Отвечайте только по существу заданного вопроса. Ведь вам вручено обвинительное заключение? Там черным по белому записано, что вы еще в ходе следствия признали факт изнасилования проживающей с вами под одной крышей несовершеннолетней Анастасии Уфимцевой.
– Мой подзащитный и отвечает по существу, – изза полированного конторского стола, аналогичного тому, за которым восседал прокурор, словно на перехват пули, направленной в сторону юноши, выскочила адвокат Екатерина Черняк.
Сироткин утвердительно кивнул, что, видимо, означало – к данному ответу ему нечего добавить.
– Прошу отвечать на поставленный мною вопрос: «Да, ваша честь» или «Нет, ваша честь», а не кивать вместо этого. Лично мне непонятны такие жесты. Ваши слова должны быть занесены в протокол судебного заседания, – строго заметила судья.
– Немого из себя строит, гад, – склонившись к уху Грязнова, прошептал заседатель Кустов. – Небось, когда девку портил, язык вертелся как помело от всяких любовных соплей и обещаний.
– Подсудимый, я еще раз повторяю свой вопрос.
– Да, ваша честь. Но я не понимаю, почему меня обвиняют.
– Ваши протесты и объяснения, Сироткин, суд выслушает, когда вы будете давать показания. А пока, будьте любезны, отвечать на вопросы.
Адвокат Черняк быстро обернулась к обвиняемому и попыталась что-то ему втолковать. Но тот уже замолчал.
Из обстоятельств дела убедительно вытекало, что потерпевшая Анастасия Уфимцева и отрешенно сидящий на скамье подсудимых Дмитрий Сироткин с момента самого факта изнасилования продолжают сожительствовать. Более того, у них родилась дочь Оксана. Так или иначе, дети – а кем еще они могли быть в глазах местной общественности?! – Дмитрий и Анастасия не скрывали своих отношений. Наоборот, как явствовало из материалов предварительного следствия, хотели их официально узаконить. Беда в том, что закон этого не хотел, вернее, не дозволял. Насте еще не исполнилось четырнадцати лет.
Тем не менее город взорвался именно тогда, когда на свет появился ребенок, и молодые, взявшись за руки, гордо явились в местный загс, чтобы получить свидетельство о рождении дочери и одновременно расписаться. Их опекуну, отставному подполковнику Добровольскому, ничего не оставалось делать, как поплестись вместе с ними. Он отчетливо понимал, что дальше скрывать их общую тайну невозможно.
Заведующая загсом, куда явились молодые, настолько обалдела от услышанного, что незамедлительно повернула жениха и невесту домой. Она коротко и ясно проинформировала, что поскольку у них уже ребенок, то пусть приходят, когда маме исполнится шестнадцать лет, а раньше не положено. Всю следующую неделю она бегала по инстанциям и даже ездила в областной центр советоваться. В итоге решение вопроса «повисло» на неопределенный срок.
Из материалов дела было совершенно непонятно, почему по прошествии столь долгого времени с момента факта изнасилования Сироткина
