тоном предложил, как отрезал: – Надо до конца исследовать проблему и доложить результаты. Причем в кратчайшие сроки!
Кушаков понимающе улыбнулся. «А уроки пошли на пользу молодому человеку», – с ехидцей, но одновременно удовлетворенно подумал он. И уже обращаясь к министрам, сказал то, что должен был сказать:
– Чтобы наперед избежать всех неясностей и недомолвок, я должен сказать и о том, что с такой подозрительностью обсуждал здесь господин Дрейф. Ну, помните, когда мы с Оржаком только появились?
– Да, я сказал, – вызывающе произнес министр, выпрямившись. – Неувязочка у вас, на мой взгляд, во времени. Или не во времени, а в планах и их исполнении. Впрочем, чему удивляться? У нас почему-то во всем так.
– Не язвите, – безобидно попросил его Кушаков. – Пусть объяснится наш всеми уважаемый главный спасатель.
– Значит, так! – в привычной для него резкой манере начал Оржак. – Чтобы было сразу всем ясно – я вообще не считаю нужным рассказывать о деталях. Это я даже мог бы повторить при президенте, если бы он был рядом. У моих коллег нередко язык плохо держится за зубами. Отсюда сплетни, кривотолки, ненужные эмоции. Мы действительно намеренно сдвинули фактические сроки катастрофы. Хотя я бы поостерегся упоминать это слово. Еще ничего не ясно. Собственно, мы позволили себе выиграть время, чтобы хоть в первом приближении оценить ситуацию, прежде чем сообщать о ней. Понятно излагаю?
– Кто это мы? – спросил неугомонный Дрейф.
– Кому положено. Я – прежде всего. Ситуация была чрезвычайная. И не нужно во всем видеть тайны мадридского двора. Но и болтать лишнего тоже не нужно. Убедительно прошу вас следовать моей просьбе. И последнее. Карантин объявлен сроком на месяц. Пока на месяц. Все передвижения в зону и из нее категорически запрещены. В случае государственной необходимости только представители спецслужб могут выдать пропуск на дефлорацию зоны. Я закончил свое выступление.
Оржак хулигански улыбнулся, оставшись довольным применением незамусоленного словца из другой области человеческих знаний, которое он почему-то давно считал весьма подходящим к использованию в экстремальных ситуациях.
– Может, и мы закончим? – вопросительно окинул взглядом зал Шатунов.
– Подождите, господа, – вдруг встрепенулся министр денежного довольствия Лысов. – У меня все-таки тоже вопросец имеется. Там же главы и владельцы крупнейших компаний. Их отсутствие в системе управления страны вызовет экономический коллапс...
– Никакого коллапса не будет! Не волнуйтесь, – с места бросил до этого не проронивший ни слова министр наземного транспорта Гудин. – Мы здесь на что?!
– Правильно, – раздались нестройные голоса.
Делая вид, что внимательно слушает реплики членов правительства, Шатунов понял, что некоторые министры приняли его игру и сейчас начнут вовсю подыгрывать. Каждый из них в своем роде был талантливым актером. Не хуже Михаила Ульянова или Юрия Никулина.
«Сейчас мозги станут заламывать, как в свою пользу использовать создавшуюся ситуацию», – подумал вицепремьер.
Для Шатунова, да и для многих других осведомленных людей не было секретом Полишинеля, что практически каждый из нынешней властной команды (если уж совсем не «чайник») негласно был связан деловыми отношениями с одним или даже несколькими финансовыми «донорами».
– Теперь, коллеги, всем есть о чем подумать. Но только советую следовать заповедям Гиппократа, и первой из них – вы уже догадались какой? Правильно. Не навреди.
Этой странной и одновременно многозначительной фразой Шатунов решил закончить заседание.
Заговор
На ноябрьские праздники, правда, теперь уже бывшие, в президентской зоне Кремля с самого утра царил небывалый ажиотаж, какого не было, наверное, с той поры, как «совдеповская власть кончилась».
У президента было впечатление, что весь аппарат его администрации и правительства только и ждал отмены Госдумой официального праздника большевиков, чтобы как следует это дело отметить. Возвращаясь в кабинет с заседания Совбеза, президент краем уха ухватил разговор в собственной приемной.
– Ты представляешь, – жаловался кому-то в трубку референт, еще моложавый, но уже с залысинами мужчина. – Все телефоны как заклинило. Ту-ту. Ту-ту. Занято! Все цокаются друг с другом, с праздником поздравляются. А в столовой? Тоже цок-цок, цок- цок...
Увидев в дверях президента, референт, словно обжегшись, бросил трубку на рычаг.
«Городская линия», – машинально зафиксировал президент.
– Это какой у нас праздник? – полюбопытствовал он у вошедшего вслед за ним Шатунова.
– Так седьмое же? – удивился тот. – У меня в аппарате тоже только один вопрос в повестке дня – где и как будут проставляться? Может, мы поспешили отменить столь любимый народом праздник? Как вы думаете?
– А ты как думаешь?
«Проверяет. Надо же так вляпаться...» – Сколько раз он давал себе зарок не подставляться, и пожалуйста...
– Чего молчишь? Боишься не угадать ответ? Давай с двух раз.
– Инерция привычки, – осторожно предположил Шатунов. – Или лишний повод выпить.
«Конечно, и то и другое у нас в крови. Неистребимо, – подумал президент, про себя улыбнувшись. – А мужик он смышленый, собранный. Только достаточно ли это для будущего президента?..»
Пропустив вперед Шатунова, он вошел в свой малахитовый кабинет и уже там не стал себя сдерживать.
Ему активно не нравилась та едва уловимая атмосфера какого-то безразличия и даже цинизма, исходившая в последнее время от общения с главными чиновниками страны. Он давно уже понял, что латанием дыр одновременно с имитацией видимости Империи, чем он в итоге занимался все годы своего правления, ничего эпохального свершить, увы, так и не удалось. Хотя, передавая бразды правления в его руки на кремлевском крыльце, президент Уралов завещал лишь беречь Россию. Не ломать, не перестраивать, не приумножать, а всего лишь сберечь.
«Собственно, для кого сберечь? – вдруг подумал президент. – Для народа? Или для преемника?»
Он скосил взгляд в сторону дверей, где все еще скромно топтался его возможный сменщик, пытаясь убрать с высокого лба непокорную челку.
Как ни цинично звучит, но это так – именно сменщик.
– Ты что топчешься у дверей, как топтыгин? Присаживайся. Разрешаю «примерить» кресло.
Шатунов позволил себе великодушно ослушаться и сел на приставной стул.
– Что, не по Сеньке шапка?
– Как скажете, – потупил взгляд вице-премьер.
– То-то и оно – как скажу. Конечно, моей рекомендации хватит, если скажу народу, как тогда Уралов. Но правильно ли поступлю? Вот в чем вопрос!
Действительно вопрос! Президента даже передернуло от прикосновения к холодному дыханию вечности.
Он часто думал в последнее время об этом. Исторически сложилось так, что прогресс в России обеспечивался не столь даже умным, сколь долгим правлением яркой неординарной личности. Иван Грозный, Петр Великий, Екатерина, Сталин, наконец... Как ни крути, все они были созидателями, а не просто «сберегателями». Но у страны теперь новая Конституция... Ее не изменишь.
Тем более что ему абсолютно не было жаль расставаться с браздами правления. Может, в том и есть его высшая президентская зрелость, чтобы продолжить преемственность власти в стране.
На самом деле он давно уже сравнивал себя с арбитром на футбольном поле, которому одна часть публики аплодирует, а другая посылает на мыло или, того хуже, кроет матом. За что? Разве всем угодишь?! И какого, собственно, рожна он должен угождать? И сколько это еще может продолжаться?
Президент вновь посмотрел на возможного сменщика, нос которого от волнения еще более заострился.
– Правильно я рассуждаю, Сергей Васильевич? – хитро спросил он вице-премьера.
– Простите, не понял?
– Вот и я о том же, – пробормотал президент. – Как ты думаешь, Сергей Васильевич, не надоело мне тянуть всю эту лямку? Каждый день лицезреть ваши скучные лица, кстати, как раз в этом самом кресле, в котором ты сейчас сидишь...
Под пристальным взглядом президента будущий сменщик заерзал. Тем более речи шефа ему были непонятны, а стало быть, опасны.
Президент с сожалением констатировал, что вылепленная его собственными руками команда мало-помалу распадается, хотя внешне это, возможно, и незаметно.
Опустившись в свое излюбленное кресло, хорошо знакомое миллионам телезрителей именно потому, что во время экранных «собеседований» с посетителями главного кабинета страны оно неизменно пустовало, президент привычным движением раскрыл синюю папку с ежедневным обзором прессы.
Специально обученные на составлении выжимок из СМИ мастера были кем-то в его аппарате здорово надрессированы лишь на определенного рода критику. И кто уж конкретно пытался влиять на него таким вот бесхитростным способом, президент особо не зацикливался.
Какая, собственно, разница? Кто из его советников – Умнов, Крутов, Смирнов или еще кто-то за кулисой, о себе мнил, что именно он серый кардинал Кремля, старательно, красным маркером выделяя все критические выпады журналистов в адрес тех или иных персон из его окружения?
Тем не менее президент заставил себя прочитать обзор СМИ и в первую очередь те строки, которые были старательно подчеркнуты красным маркером.
