появились зачахнувшие было от безделья звезды кино и эстрады, которые с началом карантина еще пытались давать концерты, но за отсутствием зрителей по причине сумасшедших цен на билеты были вынуждены свернуть шоу-деятельность.
Но, пожалуй, самую масштабную творческую деятельность закрутил господин Чигорин, получивший в подчинение РУУКР женский батальон охраны, состоящий из перевоспитанных им же столичных путан, случайно застрявших в карантинной зоне. Первым делом в отлично оборудованной кухне подземного укрепрайона он наладил из мясных и рыбных запасов, которыми были забиты холодильники, производство полуфабрикатов для домашних животных и отдельных представителей местного населения, которым в силу привычки было все равно, чем питаться, лишь бы дешево.
Но самое главное, что особенно возвышало Чигорина в собственных глазах, это управление «стратегическими» запасами топлива, алкогольных напитков, табачных изделий и медицинского спирта. Последний был обнаружен за бронированной дверью в одном из потайных помещений укрепрайона. Эта кристальная жидкость хранилась в пятидесятилитровых бочках из нержавеющей стали. Их было такое количество, что не поддавалось учету.
На этом, как уже было сказано, «стратегическом» участке Чигорин выставил специальный пост из особо доверенных девиц, не склонных к употреблению алкоголя. Кроме того, узнав об открытой Демидовым лазейке к Волынскому лесу, он быстро сообразил, что можно заняться контрабандой и периодически направлять на Большую землю парочку шустрых подопечных за дефицитным товаром. Любовь к черной икре, балыку и дорогим коньякам как символ прошлой жизни настолько зримо являлась Чигорину во сне или наяву, что думать о другом он просто не мог. Но, увы, красивая идея была загублена в управе на корню, несмотря на то, что лично старосте Чигорин сулил с каждой ходки пару-тройку бутылок виски Jemeson 18или 21-летней выдержки.
Удивительно, но факт: даже в чигоринских грезах о прекрасном «контрабандистки» ни разу его не подводили. И непременно возвращались к месту дислокации, старательно выполнив задания руководства. Такую преданность бывших проституток Чигорин объяснял исключительно своим личным мужским обаянием. Но самое главное, что с неисправимым бабником и кутилой стали происходить некие внутренние, по-своему удивительные метаморфозы. Ежедневно общаясь со своим женским контингентом, Чигорин вдруг искренне зауважал представителей слабого пола и практически полностью переменил отношение к жене и детям, стал больше уделять времени членам семьи.
Во всем Успенском земстве только Марина Танкер была несколько разочарована жизнью, ибо количество ее постоянных клиентов сократилось почти вдвое, что с другой стороны, безусловно, свидетельствовало об укреплении духовного и физического здоровья местного люда. Этой трогающей обоих специалистов теме она иногда посвящала встречи с доктором Табачниковым.
Семе Фомарю пока, как говорится, было ни жарко ни холодно, Он по-прежнему большую часть времени нежился на диване. Работа его не особо волновала. Хотя как сказать. Тихой сапой он, например, основательно «присосался» к левому бизнесу Львова, который поставлял из своих складов, случайно оказавшихся на Рублевке, продовольственные товары с просроченными сроками реализации. Фомарь охотно торговал ими в своих полупустых бутиках, поставив командовать этим направлением Анюту Тихую, которая так и квартировала в его доме в творческом застое. Правда, при этом Сема предварительно потребовал от нее самолично, дабы случайно не прознали в управе, сдирать с упаковок старые этикетки. Анюта про себя материлась, так как у писательницы постоянно ломались ногти – предмет ее особой гордости и заботы в прошлой жизни.
Непонятно почему, но в какой-то момент активного ничегонеделания на диване Фомаря словно поразила молния. Этому предшествовало нудное перечитывание многотиражки, чья передовая статья восставала против закона о новом порядке управления недвижимостью.
– Таки я знаю, как они достанут меня, – неожиданно сообразил он. – Ты помнишь, как четыре года назад на наши магазины наехали таможенники?! – крикнул он через полуприкрытую дверь своей содержанке.
– Отстань. Я крашу ногти, – раздраженно отозвалась она.
– Подойди сюда, дура, а то на улицу отправишься ночевать. Или к своему писателю. Думаешь, я не догадываюсь, что он тебя между писанием гениальных строчек помаленьку дрючит? А вот жить к себе не зовет. Видно, больно жадный.
«Не жадней тебя», – вновь ругнулась про себя Анюта. Но тем не менее появилась перед доставшим ее до печенки любовником.
– Тогда, помнишь, ими командовала одна «баба с яйцами» – Щукина, что ли? Генеральша, между прочим.
– Какие яйца, какая щука? – тупо уставилась на Семочку писательница. – Может, ты опять прихворнул, дорогой? Бредишь? Я же только зимой с тобой сошлась...
Поняв, что этой тихоне в его прошлой жизни быть не могло по определению, он досадливо махнул рукой, мол, можешь идти.
Дело между тем было серьезное: его с напарником заловили на деле – они беззастенчиво занижали стоимость ввозимого «люкса». Как быстро подсчитали «щукинцы», его компания нанесла государству ущерб в сотни миллионов баксов. Тогда они вовремя подсуетились, и дело в прокуратуре закрыли. Но теперь-то эта Щука, которой тогда наступили на хвост, трудится на благодатной ниве московской прокуратуры и наверняка сделает все, чтоб оторвать ему с напарником яйца.
Так и отрывать уже нечего, сказала бы Анюта. Но она была занята – приводила в порядок ногти. Фомарь как в воду глядел. Его опасения обретали реальность.
Когда генерал Григорьев добрался до головного офиса компании торгового олигарха, там вовсю орудовали вооруженные люди в черном. Какой-то полный мужчина лежал на полу в кабинете директора, вдоль и поперек «отутюженный» резиновыми дубинками. На его холеных руках поблескивали наручники.
– Кто таков? – спросил координатор.
– Уже никто, – прошептал испуганный и униженный торгаш. – Прикажите подать попить.
– Виски? Коньяк? Водку?
– Можно все вместе. В одном флаконе, – нашел в себе силы пошутить толстячок, все еще не шевелясь, как свернутый ковер.
– Налейте ему. Пошарьте по кабинетам, здесь наверняка такая смесь найдется. Посадите господина на стул и снимите наручники. Он же не подследственный...
– Как сказать, как сказать, – раздался откуда-то женский голос.
Оглянувшись, Григорьев увидел у окна даму в прокурорской форме, которая потягивала кофе.
– Наталья Щукина, – представилась она.
– А вы-то что здесь делаете, мадам? – не скрывая удивления, спросил координатор. – Простите, великодушно, но здесь командую я.
Подняв голову, младший партнер Фомаря, Славин, внимательно посмотрел на прокуроршу.
– Я в курсе, чем здесь занимаются ваши люди. Их интересует прежде всего данная компания. Меня же – этот человек. Жаль, что здесь отсутствует его напарник. Тогда был бы комплект. Они у меня на крючке по давнему делу.
Ее надменно-жестокое выражение лица оставалось невозмутимым.
– Помните, господин Славин, три года назад я говорила вам и господину Фомарю, что мы еще встретимся? – с иезуитской интонацией в голосе произнесла Щукина. – Сейчас мы для начала все у вас конфискуем и вместе поедем... Вы уже догадались куда?
– Не имеете права, – попытался возразить Славин. – Мне сам генпрокурор говорил, что ваше ведомство не имеет к нам претензий.
– Имеем, имеем право. Это вам говорил прежний генеральный. А вот у меня санкция нового. – Щукина показала бланк с логотипом Генпрокуратуры сначала генералу, а затем и Славину.
– Но ведь дело давно закрыто... – закашлялся он.
– Было закрыто при помощи ваших грязных денег, а теперь снова открыто с помощью... Впрочем, это неважно.
– Вы понимаете, что творите? Это же беззаконие... – вновь попытался трепыхнуться Славин.
– Почему же? В ходе следствия вы убедитесь, что все законно. А кстати, где ваш дружок Фомарь? Жарится на Багамах или еще где-то?
Ответа она так и не дождалась. В кабинет вернулся покинувший его на какое-то мгновение Григорьев.
– Сейчас вам позвонят, – коротко сказал он. Вступать в спор с бешеной бабой – а Щукина показалась ему именно такой, – генерал не собирался.
И действительно, ее мобильный телефон заиграл мелодию «Интернационала».
– Щукина слушает. – Прокурорша живо вскочила со стула. – Все в порядке. Да, его? Но как же так, все подтверждено документами. Вы же сами... Понятно. А имущество? Здесь столько добра... Понятно. Слушаюсь. – Щукина выключила мобильник и уставилась на Славина. – Снова повезло вам, гражданин. Сейчас дадите подписку о невыезде и живите. Пока, – зло прошипела она.
– Никаких подписок. – Генерал вмешался в этот показавшийся ему затянувшимся диалог. – А вы, мадам, оставьте нас на пару минут.
– Ну что, молодой человек? Еще несколько минут вы свободный человек, – произнес генерал, когда мужчины остались одни. – Если мы не поймем друг друга, вы поедете с ней. Сами знаете, куда и на сколько. – Григорьев кивнул в сторону дверей.
– Да. Да. Конечно, Я все понимаю. Но мы ни в чем не виноваты, простите, не знаю, кто вы.
– Я тот, кто пару минут назад организовал звонок генерального этой мымре. Ведь мымра?
– Еще какая! – радостно поддержал его Славин.
– Но, заметьте, это ничего не меняет. Лично я охотно вам верю. Но вы же понимаете, что
