— Вот что, ребята, — сказал Усольцев. — Землекопам зимой, конечно, труднее, чем плотникам. Но ведь надо же кому-нибудь и землю копать. Скоро вы все сойдетесь снова на кладке стен, бригада ведь у вас каменщиков, так кажется?
— Каменщиков, — ответил Виталий, а Саша буркнул: — Справедливости нет, вот о чем речь!
— Будет справедливость, — пообещал Усольцев. — И добьетесь вы ее сами. Завтра походите по объектам, где работают ваши приятели и подруги, и присмотритесь, кому правильнее идти взамен вас в землекопы. После этого — ко мне и называйте фамилии: переведем вас на их место, а их — на землю.
Саша покривился.
— Нашли дураков! Да нас они со света сживут, когда узнают.
— Что вы придете ко мне, будем знать только мы трое.
— Что же, вроде подходяще! — осторожно сказал Виталий. — Если без шума — можно!
Когда Усольцев ушел, Саша зевнул и отвернулся к стене.
— Пойдешь ты, Витька. Я этих штук — присматриваться, кто где работает, — не люблю, понял? Тем более — врет он, никого не переместит. Начальство всегда врет.
— Ну, не всегда. Бывает, что врут, но не всегда.
Саша скоро захрапел, а Виталий лежал и думал о своей жизни. Занятие это — обдумывать жизнь — было ему внове, раньше он просто жил, радуясь выпадающему хорошему, огорчаясь при неудачах. Дальше так идти не могло, надо брать жизнь за рога и силой толкать в нужную сторону. Маленькое происшествие с прогулкой в пургу имело большие последствия. Из Москвы пришли письма от приятелей, газетная статья их — поразила — все радовались его успехам. Кое-кто закидывал удочку, не перебраться ли и ему в эти далекие края, где так хорошо развернулся Виталий? На что он способен, могут и другие, не он один родился героем.
Это писали те, кто называл Виталия байбаком и балбесом, многие открыто признавались, что не понимали его раньше, другие умалчивали о своих ошибках, но тоже не повторяли обидных прозвищ. У Виталия дрожали от возбуждения руки, когда он читал первое письмо, а потом посыпались новые, такие же хорошие, еще лучше. Они связывали Виталия, ему было совестно перед собой — в него поверили далекие друзья, он не мог обмануть их доверия. В нем вспыхнуло честолюбие, острое и неожиданное чувство, он хотел выйти в первые, чтоб снова о нем писали газетные статьи и снова он отсылал их в Москву — читайте, кумекайте, каков Виталий, нет, это была не случайность, тот героический поход в пургу! И когда он думал об этих отличиях, его охватывала обида — какие могут быть достижения на отбойном молотке и лопате, тут нужна физическая сила, а не умение и мужество! Нет, как ему не повезло, как не повезло! Игорь с Верой в плотницкой, Лешка со Светланой, Надей и Леной штукатурят, а он вкалывает на морозе! Виталию захотелось плакать, до того стало себя жалко. Пусть Сашка поступает, как хочет, а я это дело поломаю. Раз сам Усольцев обещал, перейду на работу, где можно показать по-настоящему, кто чего стоит!
И последнее, о чем думал Виталий, засыпая, были деньги, полученные из дома для бегства из тайги. Деньги лежали в бумажнике аккуратненькой стопочкой, серенькие и синенькие билетики — они жгли, напоминали о том, что пора, наконец, решиться на что-нибудь: или смываться, или насовсем оставаться. Куда бы ни шел Виталий, он ощущал этот набитый бумажник, как инородное тело, что-то вроде зловредной опухоли, с которой надо обязательно разделаться, пока она тебя не задушила. Виталий нашел бы способ разделаться с деньгами, но решение зависело не от него, он дал слово быть в этом деле заодно с Лешей и Светланой, теперь надо ждать их приговора. Виталий поеживался в постели — черт знает, как повернутся события. От взбалмошной Светланы можно всего ждать!
3
Утром Виталий сказал Васе, что его вызывают в контору, и побежал в деревообделочный цех. Он не торопился разыскивать Игоря и Веру. Он осматривался, останавливался. В цеху было тепло и шумно, у стен поднимались штабеля готовых досок, пахло сырой древесиной. Первой Виталию повстречалась Вера. Она приглаживала электрическим рубанком доску. Работала она, как обычно, медленно и без усердия — стружка шла мелкая и неровная. Виталий прикинул про себя, что бы он делал на месте Веры, вышло так много и хорошо, что он радостно усмехнулся. Вере показалось, что он посмеивается над ней.
— Что шляешься? — сказала она. — Присматриваешься, куда в тепло пристроиться? Здесь занятие как раз по тебе — одни девушки работают.
И хотя Виталий думал именно о том, что рубанок оказался бы вполне ему по плечу, он с негодованием запротестовал:
— Еще чего! У меня свое мужское занятие — ковыряем землю-матушку!
Он поспешно отошел, чтобы не продолжать неприятного разговора и, холодея, подумал, что совершил глупость. От электрического рубанка надо было отречься, что там ни говори, занятие это скорее для женщин, а не для парней, но хвалить котлован не следовало. Что теперь подумает о нем Вера, когда он оставит отбойный молоток? «Дурак! — ругал себя Виталий. — Нет, дурак же!» Настроение у него испортилось, он уже хотел уйти из цеха, не повидавшись с Игорем. Но Игорь сам его заметил и окликнул.
— Я сейчас, — сказал Игорь, — вот еще эту сосенку прокатаю.
Виталий угрюмо следил, как Игорь ловко подталкивал бревно на круговую, бешено вращающуюся пилу. Железо завизжало живым голосом, вгрызаясь в дерево, целый фонтан солнечно-светлых опилок взметнулся вверх. Если и была где легкая, по-настоящему стоящая работа, то, конечно, у Игоря.
Игорь распилил бревно и обернулся к Виталию.
— Ты почему не в котловане?
— Да так, вызывали в контору… На обратном пути заглянул посмотреть, как у вас… Не скучаешь в тепле?
— Скучаю, — грустно сказал Игорь. — Хорошо здесь, а с товарищами веселее. Не слыхал, скоро нас соединят?
— Выведем фундамент без вас, а стены — укладывать вместе…
— Хорошо вам! — Игорь снова вздохнул. — На воздухе, на морозе… Здесь так жарко, что и в одной рубашке потом обливаешься. Слушай, Витя, а ты не поменяешься со мной? Ты бы освоил пилу быстро, я уверен!
— Что ты! — Виталий с отчаянием сознавал, что и в этот раз говорит вовсе не то, что следовало, но не мог по-другому. — С какой стати с тобой меняться? Мы с молотком — приятели! Не то, что летам — на кайле и тачке…
Игорь взялся за свое бревно, а Виталий пошел к выходу. На воздухе он запахнул полушубок и зашагал на стройучасток. В этот теплый, наполненный запахом древесины цех пути больше не было. Виталий даже согнулся от стыда, представив, что произошло бы, если бы Веру или Игоря погнали в котлован, а его — вместо них. От одних укоризненных взглядов проходу не будет, а взглядами не ограничится, такая, как Надя, поупражняет язычок… Виталий пошел в заканчиваемый дом, зная, что идет напрасно и сюда. Никогда у него не хватит решимости настоять, чтоб Лешу или тем более девушек выдворили из помещения на мороз. Ну и задачу задал Усольцев — хитрый мужик, хитрый…
Леша тоже удивился, почему Виталий прогуливается в рабочее время.
— Не прогуливаюсь, а по делу, — сурово сказала Виталий. — До каких пор вы будете тянуть резину? Мне старикам надо отвечать, остаюсь или выезжаю, они же волнуются!
Леша бросил мастерок и отошел от корыта с раствором. В комнате, кроме него, работали Надя и Лена. Лену мало интересовало, о чем говорят парни, а Надя скосила на Виталия злые глаза.
— Выйдем в коридор, — сказал Леша радостно. — Ситуация ясна!
Ситуация, в самом деле, была ясна. Раньше Светлана твердила, что никуда не уедет, пока Валя не поправится, теперь ей вовсе расхотелось ехать. Вслед за деньгами пришло письмо от отца. Он не скрывал, что иного, кроме бегства, от дочери не ждал. В институт, как и следовало ожидать, она не попала, для чего-то умчалась в тайгу, там тоже не прижилась — все, как он предсказывал. Он встретит ее с радостью, но прежней воли ей не будет. Она доказала неспособность жить своим разумом, придется, хоть и
