В первом манифесте Екатерина II писала: «Я НЕ ИМЕЛА НИ НАМЕРЕНИЯ, НИ ЖЕЛАНИЯ СТАТЬ ИМПЕРАТРИЦЕЙ, ИЗБРАННЫЕ НАРОДОМ ВЕРНОПОДДАННЫЕ САМИ ВОЗВЕЛИ МЕНЯ НА ПРЕСТОЛ».
Народ избрал собственных вождей и возвел Екатерину на престол. Народ заслуживает благодарности.
И Екатерина публикует манифест: «ОБ ОБЛЕГЧЕНИИ НАРОДНОЙ ТЯГОСТИ».
Содержание манифеста: понизить цену на соль на десять копеек с пуда. Все.
То есть, по остроумному замечанию одного русского историка, нужно было в один присест сожрать шестнадцать килограммов соли, чтобы почувствовать собственным желудком это ОБЛЕГЧЕНИЕ НАРОДНОЙ ТЯГОСТИ.
Потом Екатерина отблагодарила вождей, которых избрал народ.
Выражаясь поэтическим языком Екатерины,
Фельдмаршал К. Г. Разумовский, сенатор Н. И. Панин получили пожизненные пенсии по 5000 рублей.
Остальные получили единовременно от 24000 до 1000 рублей, а также крестьян. Всего сорок с небольшим гениев народа получили 526000 рублей и 18000 крестьянских душ. Иными словами: 18000 избирателей были подарены в пожизненную кабалу своим депутатам.
Екатерина знала, как делается история: она торопилась с коронацией.
В августе «для отправки в Москву было сделано 120 дубовых бочек с железными обручами по расчету на 5000 рублей серебряной монеты в каждую бочку», — 600 тысяч рублей.
600 тысяч рублей были нужны Екатерине на сюрпризы друзьям и «для бросания денег в народ».
Коронация Екатерины II состоялась 22 сентября в Москве, в воскресенье, в Кремле, на Красном крыльце, под звон колоколов, — салют! Шесть камергеров поддерживали императорскую мантию, конец мантии нес граф Шереметьев, обер-камергер, сенатор. 20 архиереев и 35 архимандритов пели псалом «Милость и суд воспою тебе, господи!». Началось священнодействие: К. Г. Разумовский поднес Екатерине II на золотой подушке золотую корону. Императрица взяла двумя руками корону и надела ее на свою голову. Произошла пушечная пальба. На Красной площади жарили быков. Били фонтаны рейнвейнского.
После коронации произошли подарки.
Все Орловы были возведены в графское достоинство. К. Г. Разумовский получил бриллиантовую шпагу. Все так называемые
Коронационные торжества продолжались еще три месяца, потом государственная деятельность Екатерины II, Великой, стала налаживаться и вошла постепенно в свою колею.
Вот выписка из камер-фурьерского журнала — перечисление характерных для царствования Екатерины событий, своеобразная летопись России со 2 января 1763 года по 2 февраля 1763 года:
2 января маскарад у графа Шереметьева П. В.,
7 ' маскарад у графа Чернышева И. Г.,
9 ' маскарад для всего дворянства,
10 ' опера на российском диалекте,
12 ' куртаг (дворцовый прием с банкетом),
13 ' маскарад у Локателли,
16 ' маскарад публичный,
17 ' маскарад у князя Воронцова И. Л.,
18 ' маскарад у князя Гагарина С. В.,
19 ' трагедия на российском диалекте,
20 ' прием у графа Букингема, милорда, посла Англии,
22 ' прием у графа Гендрикова И. С., в селе Пруссы,
23 ' маскарад публичный, по пригласительным билетам,
24 ' венчание подпоручика конного полка Алексея Челищева с графиней Варварой Гендриковой (племянницей Петра III)
25 ' трагедия на российском диалекте, балет, нахт-комедия, вечернее кушанье у графа Орлова Г. Г.,
26 ' российская трагедия,
30 ' в барже, поставленной на полозья, и в фигурных санях, — к Бецкому И. И. смотреть маскарад, оттуда в Кусково, к Шереметьеву П. Б.,
31 ' русская опера,
1 февраля публичный маскарад по пригласительным билетам, билеты были напечатаны тиражом 3000 экземпляров,
2 ' маскарад для малолетних детей генералов и дворян (от 8 до 12 лет).
Начало государственным долгам и выпускам бумажных денег было положено в царствование Екатерины II.
Царствование Екатерины II оставило в наследство потомству 280 000 000 рублей долгу.
10
Это лето выдало только четыре теплых дня, да каких там теплых, тепловатых, — проклятое лето.
Стояли традиционные петербургские холода; семь градусов в тени, а солнца все лето не было ни разу.
В это лето произошло еще четырнадцать заговоров и четырнадцать простых процессов над заговорщиками. Все заговоры были в пользу Иоанна Антоновича, двадцатитрехлетнего императора Российской империи, который вот уже двадцать два года сидел в Шлиссельбургской крепости, которого не видела еще ни одна живая душа. Его не видели — на него надеялись.
В это лето в дебрях Российской империи появилось четыре самозванца, четsре Петра III под простыми фамилиями: Кремнев, Чернышев, Богомолов и Асламбеков. Первые три — беглые солдаты и крестьяне. Последний, Асламбеков, — даже инородец. Призрак Петра III появлялся повсюду, и не только в России, но и в Сербии, в Черногории, в Польше, в Киргиз-Кайсацкой орде. Ходили по всей Европе и Азии, бунтовали под именем Петра III незамысловатые авантюристы.
В это лето в России появился и распространился в списках «плач холопов» — крестьянское произведение поэзии, безымянное, в котором автор восклицал: «О горе нам, холопам, от господ и бедство!»
Стояла плохая погода, петербургские тучи плыли на запад, петербургское небо не меняло своей повседневной окраски, — легкое, тяжелое, как ртуть, а время от времени в небе кто-нибудь видел (или оно ему мерещилось?) северное солнце, нарисованное детской кисточкой, петербургское светило, оно освещало кое-как улицы столицы, просачиваясь сквозь тяжелые тучи, но — никакого тепла. Моросило.
В то же лето в Петербурге появилось множество летучих мышей.
Сначала они жили незаметно, в Казанской церкви, потом разлетелись по всему городу, во все стороны. По ночам они кричали страшными голосами, бились в окна, устраивали шабаши на чердаках.
Петербург боялся летучих существ, с амвонов провозглашались проклятья им, суеверие нашептывало, что никакие это не мыши — вурдалаки, вампиры в образе таких тварей, мстители за убийство императора Петра III, вестники восшествия Иоанна Антоновича.
Действительно, в окрестностях Петербурга летучие мыши предпочитали Шлиссельбургскую крепость. Часовые стреляли в них из мушкетов, мыши толпились в вечернем воздухе над казематами, от их крика становилось не по себе, тошно и страшно, часовые стреляли и стреляли, ночами напролет, а наутро солдаты Шлиссельбургского гарнизона подбирали мышей и выбрасывали в Неву, твари плыли вверх лапками, их гигантские шерстяные крылья шевелились в жуткой бессолнечной воде, живые крылья мертвых тварей!
