на челе. Чёрные миндалевидные глаза его взирали на муллу Акобира с величайшим почтением, а тонкий горбатый нос от избытка внимания и почтительности, казалось, стал ещё длиннее, чтобы вдыхать аромат мудрости, расточаемый святым отцом.
А мулла Акобир ласково улыбался.
«Где этого проходимца носил шайтан целых три месяца? — думал он. — Странная личность… Камол. А может быть, и не Камол? Может быть, Мурод, или Собир, или ещё как-нибудь… Что мы о нём знаем? Торговец. Но чем? Не слыхивал я раньше о таком торговце, хотя изъездил по святым (ну, себе-то уж можно и не врать: по торговым) делам весь Туркестан от Верного до Красноводска. Хотя, правду говоря, денег у него куры не клюют и платит он за услуги не вонючими керенками, не какими-то липкими от типографской краски дензнаками и бонами, но самыми настоящими фунтами стерлингов. Ни в «Улеме», ни в «Шурой ислам» о нём тоже толком никто ничего не знает, а все заискивают, лебезят. И с Джунковским он накоротке, и с этим прапорщиком… — Акобир даже мысленно запретил себе произносить фамилию прапорщика. — Купчик из Мешхеда… А какой нынче товар в Мешхеде? Там полным-полно англичан, там сейчас спрос не на ситец, а на пушки. Да аллах с ним… Сейчас главное — побольше выудить из него новостей. Судя по всему, птичка прилетела с севера. Север — край холодный, но там есть атаман Дутов, и от него идёт в Туркестан тепло…»
И, подумав так, мулла Акобир улыбнулся ещё ласковей и спросил:
— Светлой ли была дорога моего уважаемого гостя?
— Дорога дрянь, — решил не церемониться Камол. — Дутов взял Оренбург и перерезал железку — это точно. Но Оренбургский фронт красных существует — и это точно. А пока он существует, путь Дутову в Туркестан закрыт. Правда, у красных мало оружия, но это явление временное.
— Мой уважаемый гость так считает?
— Я уверен в этом, домулла. Недавно из Астрахани вышел большой караван с оружием для Оренбургского фронта. Он движется на Челкар.
— Но ведь там же пустыня! Русские в пустыне — как дети.
— Там не только русские. Кстати, командиром у них Алиби Джангильдин.
— Постойте, постойте, — мулла Акобир наморщил свой пергаментный лобик, — не тот ли это мятежник, который вместе с Амангельды Имановым ещё в шестнадцатом году взбунтовался против белого царя?
— Он самый.
— Но ведь он же мусульманин!
— Мусульманин. И красный.
— О аллах, пошли проклятие на голову отступника, — закатил глаза мулла Акобир, — сокруши его громом, испепели молниями, пошли мор на семью и весь род его!..
Камол криво улыбнулся:
— Поберегите силы, святой отец, они ещё вам пригодятся.
— Но ведь это неслыханно. Мусульманин — и вдруг…
— Почему же неслыханно? А разве среди рабочих хлопкоочистительных заводов мало мусульман? Может быть, их мало среди дорожных рабочих? Но они, домулла, спешат почему-то не к вам в мечеть, а на сборы дружин Красной гвардии. Дехкане на что уж преданный исламу народ, но и те отказываются приносить законную дань своим господам, как установлено шариатом. Или, пока меня здесь не было, что-то изменилось? Может быть, усилиями «Улемы» правоверные вновь обращены на путь праведный?
— Зачем же так резко, так категорически? — заохал мулла Акобир. — Мы здесь тоже не сидели сложа руки. Были между единомышленниками ссоры и распри, много сил душевных ушло на примирение, но с приездом в Ташкент инглиза Бейли всё изменилось к лучшему.
— Что! — вскочил с курпачи Камол. — Как вы сказали? Повторите имя!
— Я говорю, — невозмутимо продолжал Акобир, — что с приездом в Ташкент инглиза Бейли…
— Так он здесь? Не в Мешхеде?
— Почему в Мешхеде? Бейли официально возглавляет миссию инглизов в Ташкенте.
— Большевики дали ей дипломатический статус?
— Даже вывеска есть. У Бейли личный автомобиль — каждый день катается по Ташкенту.
— Мне необходимо встретиться с этим господином, — сказал Камол уже спокойным голосом, — но не в миссии. Улавливаете? Лучше всего было бы здесь, у вас.
Мулла Акобир задумался. Он понимал, что Камолу необходимо встретиться с инглизом. Больше того, мулла даже был уверен, что инглиз заинтересован в этой встрече не меньше, чем его гость, но… Мулла представил себе, как по кривым улочкам Старого города, где два ишака не разминутся, пробирается шикарный автомобиль главы английской миссии и останавливается возле его резных ореховых ворот. Зрелище красивое и пышное, но что подумают прихожане? Что скажут соседи? И наконец, как к этому визиту отнесётся эта проклятая ЧК?
— Оно бы можно, — решился мулла, — но пусть сначала господин ознакомится с этим документом.
Камол взял из его рук клочок бумаги, на котором чётким канцелярским почерком были выведены русские слова:
«По отношению к послам и консулам советуем держаться выжидательно, ставя их под тройной надзор и арестуя подозрительных лиц, сносящихся с ними.
Предсовнаркома Ульянов (Ленин)».
— «Под тройной надзор»… — повторил с лёгкой усмешкой мулла Акобир.
— Но откуда это у вас?
— С телеграфа.
— У вас там есть свои люди?
— И не только гам… — Мулла поднял правую руку и загадочно пошевелил иссохшими пальцами. — Но об этом говорить рано. Что же касается телеграммы, то можете не сомневаться — она подлинная, и хотя мой дом — ваш дом, но провести остаток дней в застенках ЧК ни у вас, ни у меня нет ни малейшего желания.
— Это резонно, — сквозь зубы процедил Камол. — А что вы, святой отец, предлагаете?
— Выход есть. Аллах надоумил меня предложить вам следующее. Завтра в кишлаке Чорбед соберётся кое-кто из видных людей. Там должен быть и инглиз Бейли.
— А Джунковский?
— И Джунковский.
— Это меняет дело, — с облегчением вздохнул гость. — Надеюсь, вы меня туда проводите?
— Я весь к вашим услугам, почтеннейший Камол-ака, ибо сказал сладкозвучный Муслиходдин Саади:
… В маленьком пригородном кишлачке, в доме почтенного скупщика хлопка Урузбая Сохибова, в этот вечер собралось. изысканное общество. Правда, оно не красовалось нарядами, не ослепляло блеском эполет и аксельбантов — ситцевые косоворотки, пыльные сапоги, полотняные картузы сменили здесь кители, фраки и пиджачные пары, — но никого не могла ввести в заблуждение скромность костюмов.
Бывший помощник бывшего генерал-губернатора Туркестана Джунковский ныне был больше похож на мелкого служащего скупочной конторы — чесучовые брюки дудочками, помятый пиджачок, засаленный, обвисший галстук, и всё же военная выправка, властность движений, чёткий командирский голос выдавали в нём военного. Не так давно Джунковский возвратился из Мешхеда, куда бежал после
Октября, возвратился, снабжённый деньгами и полномочиями. Англичане присвоили ему титул вождя
