ходока вы еще не видывали. Она обогнала меня однажды у острова Вознесения, делая два узла, пока я делал один, а ведь «Милочка Грэс» был такой корабль, которым я гордился. Я рвал на себе волосы. С тех пор «Мечта» сделалась
— А ее вместимость?
— Хватит с нас. Больше не понадобится. Сто девяносто тонн, без малого двести, — ответил капитан. — Она достаточно велика для нас троих; всего бы лучше нам взять еще помощника, хоть оно и жалко, когда можно нанять туземцев за полцены. Затем, нам нужен кок. Я могу взять неопытных матросов, но не следует идти в море с новичком-коком. У меня есть на примете подходящий человек: лихой малый, мой старый корабельный товарищ, зовут Амалу. Стряпает отлично, да и всегда лучше брать туземца, он не удерет, вы можете вертеть им как угодно, и он не умеет вступиться за свои права.
С того момента, когда капитан Уикс вмешался в разговор, к Кэртью вернулись интерес и доверие; этот человек (что бы он ни сделал) был, очевидно, добродушный и дельный малый: если он одобрял предприятие, предлагал участвовать деньгами, вносил опыт и мог с одного слова решить проблему товара, то Кэртью готов был стать во главе. Что касается Гаддена, то его кубок был полон, он помирился с Востоком за шампанским, тост следовал за тостом, было предложено и принято единогласно переименовать шхуну (когда она будет куплена) в «Почтенную Поселянку», и до наступления сумерек фактически была учреждена «Островная Торговая Компания „Почтенной Поселянки“».
Спустя три дня Кэртью стоял перед стряпчим, все еще в своей бумазейной паре, получил полтораста долларов и пытался довольно робко просить нового снисхождения.
— Я имею шансы на некоторый успех, — сказал он. — Завтра вечером я надеюсь быть совладельцем корабля.
— Опасная собственность, мистер Кэртью, — сказал стряпчий.
— Не в том случае, когда собственники работают на ней сами и сами отправляются в плавание, — был ответ.
— Я допускаю, что предприятие может оказаться выгодным, — заметил стряпчий. — Но разве вы моряк? Я думал, что вы были на дипломатической службе.
— Я опытен в управлении яхтой, — сказал Норрис, — и мне приходится делать, что могу. В Новом Южном Уэльсе не проживешь дипломатией. Но я хотел поговорить с вами вот о чем. Мне невозможно будет явиться к вам в следующую четверть; мы намерены предпринять шестимесячное плавание среди островов.
— Очень жаль, мистер Кэртью, но я и слышать об этом не могу, — возразил стряпчий.
— Я рассчитываю на те же условия, что прошлый раз, — сказал Кэртью.
— Условия совсем не те, — отвечал стряпчий. — Прошлый раз мне было известно, что вы в колонии, и все-таки я отступил от инструкций. На этот раз, по вашему собственному признанию, вы собираетесь нарушить условие, и я предупреждаю вас, что если вы исполните свое намерение, и я получу доказательство этого (настоящий разговор я согласен считать конфиденциальным), то мне придется исполнить мой долг. Будьте здесь в следующую четверть, иначе вы перестанете получать пособие.
— Это очень жестоко и, как мне кажется, довольно глупо, — возразил Кэртью.
— Это не мое дело. Я только исполняю инструкции, — сказал стряпчий.
— И вы так понимаете ваши инструкции, что они запрещают мне честно зарабатывать хлеб? — спросил Кэртью.
— Откровенно говоря, — сказал стряпчий, — я не нахожу в этих инструкциях ничего насчет честного заработка. Я не имею основания предполагать, что мои клиенты думали о нем. Я имею основание предполагать только одно — что они желают, чтобы вы оставались в колонии, — и догадываться о другом, мистер Кэртью… догадываться о другом.
— Что вы хотите сказать? — спросил Норрис.
— Я хочу сказать, что очень сильные основания заставляют меня догадываться, что ваше семейство не желает больше вас видеть, — пояснил стряпчий. — О, они могут быть не верны, но таково впечатление, остающееся у меня; за осуществление этого намерения, я полагаю, мне и платят, и для меня не остается выбора.
— Я не хочу обманывать вас, — сказал Норрис, сильно покраснев, — ваша догадка правильна. Мое семейство не желает видеть меня, но я еду не в Англию, я еду на острова. Какое же отношение имеет это к островам?
— Да, но я ведь не знаю, что вы едете на острова, — сказал стряпчий, опуская глаза и протыкая пером пропускную бумагу.
— Извините, я имел удовольствие сообщить вам это, — возразил Норрис.
— Боюсь, мистер Кэртью, что я не могу считать это сообщение официальным, — последовал медленный ответ.
— Я не привык, чтобы в моих словах сомневались! — воскликнул Норрис.
— Тише! Я никому не позволяю повышать голос в моей конторе, — сказал стряпчий. — Что касается этого дела, то вы, кажется, толковый молодой джентльмен, — сообразите же сами, что мне известно о вас. Вы отвергнутый сын, ваше семейство платит деньги, чтобы отделаться от вас. Что вы сделали? Я не знаю. Но разве вы не видите, как глупо было бы с моей стороны рисковать своей деловой репутацией, полагаясь на слово джентльмена, о котором я знаю ровно столько и ничего более? Это очень неприятное объяснение. Зачем длить его? Напишите домой, пусть мне дадут другие инструкции, и я сделаю по-вашему. Но не иначе.
— Мне очень желательно иметь триста фунтов в год, — сказал Кэртью, — но я не могу выполнить ваше требование. Больше я не буду иметь удовольствия вас видеть.
— Делайте как хотите, — сказал стряпчий. — Если вы не явитесь сюда в следующую четверть, выдача прекратится. Но я предупреждаю вас, и делаю это предупреждение с дружеским намерением. Спустя три месяца вы явитесь сюда с просьбой, и мне останется только указать вам на дверь.
— Доброго вечера, — сказал Норрис.
— Вам тоже, мистер Кэртью, — сказал стряпчий и позвонил клерку.
Так случилось, что в течение остальных хлопотливых дней, проведенных в Сиднее, Норрис не видался со своим легальным советником, а когда он уже был в море и земля исчезла из виду, Гадден принес ему сиднейскую газету, над которой дремал в тени кухни, и показал объявление:
— Ему придется подождать еще полгода, — сказал Норрис довольно беспечным тоном, хотя чувствовал приступ сильного любопытства.
ГЛАВА XXIII
Бюджет «Почтенной Поселянки»
Перед полуднем, 26 ноября, они вышли из Сиднейской гавани на шхуне «Почтенная Поселянка». Собственник, Норрис Кэртью, находился на судне в не совсем обычном положении помощника; имя капитана было, по бумагам, Вильям Киркоп; кок был гавайский бой, по имени Джозеф Амалу, кроме того,
