Китеж! Наконец-то.
Я шел, любуясь красивыми дворцами, украшенными затейливой резьбой. Они уходили ввысь на несколько этажей и пронзали небо высокими острыми крышами, на которых, как живые, трепетали на ветру флюгера в виде петухов. Дворцы, первые этажи которых были каменными, чередовались с деревянными часовнями, церквями, построенными из камня. Много-много церквей с шатрами, на вершине которых сияли золотые кресты. Главная улица была заполнена весело гудящим народом, идущим по своим делам. Они улыбались друг другу, и от этих улыбок, казалось, повсюду веселей играли солнечные зайчики. Дети, весело галдя, носились по улице. Вдоль дороги, отражаясь от стен, разлился благовест. Люди стали оборачиваться и креститься, глядя вдаль улицы, где стоял великолепный и красивый храм с множеством золотых куполов.
Вдруг, перебивая благовест, раздался набат.
Люди тревожно заозирались. От городской стены, откуда летел набат тревоги, закричали:
— Поганые! Поганые пришли!
Все кинулись кто куда. Матери стали звать своих детей. В сторону ворот торопливо бежали ратники и ополчение. Я кинулся за ними.
Свергнув за угол, побежал к башне. Лестница гудела от топота поднимавшихся на стену защитников. Проглатывая широкими шагами ступени, вылетел на стену и замер от открывшейся картины.
Сколько же их? Господи, спаси.
Всё поле перед городом было заполнено врагами. Они не торопясь окружали город, медленно подступая к стенам. Ратники, имеющие луки, наложили стрелы и приготовились стрелять, но степняки остановились на расстоянии выстрела.
Из толпы поганых выехал всадник, держащий длинный шест, на котором висели белые и черные конские хвосты. Под ними висело полотнище. Всадник подъехал к воротам и вскинул над собой шест. Ветер развернул полотнище, и все увидели на нём серого кречета с черным вороном в когтях. За полотнищем затрепетали на ветру длинные чёрно-белые ленты.
Всадник величественно оглядел стены и закричал:
— Урусуты! Этот город и все земли принадлежат Бату-хану, внуку великого Потрясателя Вселенной Хана Чингиса. Склонитесь перед царём всей земли и целуйте землю у его ног!
Степняки взревели:
— Кху! Кху! Кху!
Стоявший рядом ратник сквозь зубы пошипел:
— Ишь чего удумали поганые.
Со стены закричали вниз:
— Поцелуй своего царя сзади, под хвостом. Ирод.
— Уходите с нашей земли, поганые.
Монгольский воин ещё раз дернул знаменем и проорал:
— Склонитесь перед богатурами Бату-хана. Рабы.
Вот сволочь! Я не выдержал и заорал:
— Сначала попробуй нас взять.
И стены взревели яростным криком.
Меня толкнули и…
— Боярин, вставай. Снедать будем.
Передо мной стоял Демьян, держа в руках серебряную ложку.
Вот блин! А я думал, что это я наяву в Китеже побывал. А как натурально все. Почесав зудящий затылок, полез из палатки.
Вздрогнув от утренней прохлады, посмотрел на небо. Ни одного облака. День обещает быть жарким. Потянувшись и зевая как бегемот, огляделся. Лагерь курился множеством костров. Большое поле превратилось в палаточный городок. Недалеко на холме была видна деревня Большие Ключи. Интересно, ключи — это родники? И почему большие?
— Здравствуй, боярин.
Я кивнул прошедшему мимо ратнику. Справа вышел высокий и худой парень, с саблей на боку.
- Доброе утро, боярин. — Поклонился он.
- И тебе доброе утро. — Проводил его взглядом, повернулся и достал из палатки флягу, но не успел глотнуть, как мимо прошли ещё трое бояр. Они смотрели на меня и улыбались. Чего это они? Наперебой поздоровались:
— Здравствуй, боярин.
— Многие лета, тебе Володимир Иванович.
— Здрав будь, добрый ипат.
И все трое поклонились.
Чего это они? Подобрав выпавшую от удивления флягу, двинул к костру, у которого сидел Кубин и о чём-то говорил с Демьяном. По дороге опять раскланялся с ратником, совершенно мне не знакомым. Блин, сговорились они что ли? Смотрят на меня как на бога и кланяются. Разве, что не крестятся. А этот третий, меня 'Добрым ипатом' назвал, это значит… а что это значит? А, вспомнил, 'Ипат' значит воевода. А почему воевода? Или это шутка Кутерьмы? Нет, не должно. Его настрого Горин предупредил, завязать с приколами, а то, блин, по закону военного времени…. Ну это я мысленно шутю. Но почему, интересно, все так на меня пялятся и кланяются. Может я вчера отчебучил чего? Вроде нет, и выпил да кубка всего. Трезвый, как стекло, хрустальное, в палатку ушел спать. Кубин увидев меня, кивнул:
— Здравствуй…
— Вот только кланяться не надо, хорошо?
Кубин раскрыл рот и удивленно пробормотал:
— Ты чего, Владимир Иванович? Какие поклоны? Аль приснилось чего?
Усевшись рядом с котелком, от которого вкусно пахло, пояснил:
— Выхожу из палатки, а там, ратники, что мимо не идут, то здороваются и кланяются, как иконе ей Богу. Грешным делом подумал, что Кутерьма опять чудит.
Зачерпнул ложкой варево и подул остужая. Кубин пожал плечами и сказал:
— Не знаю чего это они. Демьян, а ты что скажешь?
Парень проглотил хлеб и улыбнулся:
— Как вы вчера ушли, Горин стал рассказывать, как в лощине поганых побили. Потом про то, как на поле у Люнды их резали. И всё тебя хвалил, мол, по твоим задумкам ратовали. Вот и язвленных нет.
Я пожал плечами:
— Не велика заслуга. Это не повод для обожания. Смотрят как на чудо.
Демьян засмеялся и продолжил:
