Подходи и бери тепленьким. Человеческий организм злопамятен и никогда не забывает взять с хозяина плату за перегрузку. Инъекция из шприц-тюбика действует одну минуту, максимум две с половиной. Вколешь передоз, и у тебя надпочечники прикажут долго жить. Соображать надо.
На этом разговор угас. Никаких идей больше не возникало, поэтому дальше друзья пошли молча.
В самую веселую ночь года, с тридцать первого октября на первое ноября, нечисть зажигала с особым жаром. Если судить по общему настроению, москвичи рады были бы проводить и устраивать шабаш хоть круглый год без перерыва на работу.
По улице курсировали компашки с открытыми бутылками и стаканами в руках. Оборотни и вампиры, в обнимку с инквизитором в красном балахоне, пили прямо из горлышка. Святой отец снял островерхий колпак, мешавший ему мирно потреблять алкоголь. В головном уборе были прорези для глаз, а вот для рта отверстие не предусмотрели. Средневековая мода не баловала служителей культа лишними изысками. Бутылка стремительно пустела. Об огненном аутодафе никто не вспоминал.
Дурной пример всегда заразителен и особенно безотказно действует на души, изнуренные вынужденным воздержанием. В «Трясине» лифтерам так и не удалось отведать пива, с таким трудом добытого Бормотовым.
Алексей указал рукой на приветливо открытые двери ближайшего ресторанчика:
– Заскочим на минутку. Облились пивом с ног до головы, а в рот ни капельки не попало. У меня все в горле пересохло, – в подтверждение сказанного он глухо откашлялся. – Кхе-кхе.
– Терпи до «Хоттабыча», – отрезал Олег.
Сейчас только там он мог почувствовать себя в безопасности и спокойно перевести дух.
– У меня стремительное обезвоживание организма. Устал. Суставы ломит. В теле пустота.
– Говори-говори, нытик. Хуже уже не будет.
– Да разве я жалуюсь? Хочу жрать, – продолжал канючить на ходу Бормотов, бережно ощупывая челюсть. Вроде цела, а вот передние зубы качаются. – И пивка глотнуть хочется очень-очень. Сильно- сильно. Мочи моей больше нет!
– У тебя же бабушка филолог, – укоротил приятеля Шаржуков, даже не соизволив повернуть голову в его сторону. – Откуда такая манера речи?
– И что с того?! У тебя бабуля скрипачка в консерватории, так что, ты теперь везде со смычком ходить должен? – окрысился Алеша.
– Она не скрипачка, а виолончелистка, – поправил друга Олег, внеся принципиальную ясность насчет профессии любимой бабушки. – Сравнение некорректное, и впредь попрошу не применять. – Лифтер знал обидчивый характер Алексея и поэтому попытался упредить дальнейшие события, попросив: – Не вздумай надуться, как сыч. Хорошо?!
– Ты мне больше не друг! – с горечью поведал Леша.
– За-дол-бал!
– Тождественно!
– Надо же, какое слово мы знаем! – ненатурально удивился Олег. – На! – он протянул нытику свою именную фляжку. – Да я тебе еще больший друг, чем был до этого!
Алексей одним движением свинтил крышку и надолго присосался к емкости. Громко пробулькав, он повеселевшим голосом произнес:
– Держим курс на «Хоттабыч», идем быстрей!
За спиной раздался звон разбитого стекла и возмущенные крики. Вампир не удержал бутылку с пойлом и теперь, путаясь в полах просторного черного плаща с красным подбоем, неловко уворачивался от собутыльников, отвешивавших ему оплеухи. Особенно усердствовал инквизитор. Наверное, он вспомнил о своем святом деле, или просто бутылка была последней? А может, облачение в рясу темных веков навеяло определенные ассоциации? Форма, так сказать, обязывает и подтягивает содержание?
Шаржуков машинально оглядывался по сторонам, но пока все вроде было нормально. Никто не собирался на них нападать.
Парочка валькирий, очаровательных издалека, вблизи оказалась двумя широкоплечими тетками, затянутыми в проклепанную лакированную кожу, поскрипывающую на каждом шагу. Они шли, трогательно взявшись за руки. Та, которая повыше, поймала взгляд Олега и втихаря показала ему кулачище со сбитыми костяшками.
В «Хоттабыче» было тепло и по-домашнему уютно. Лифтеры сели за свободный столик.
В углу веселье уже не било через край, а хлестало во все стороны. Веселое гульбище подошло к концу, и, похоже, пришла пора оплачивать счет. Компания была разномастная. Электрики пили с высотниками и одним примкнувшим к ним сварщиком.
Собутыльники под громкий ор приняли решение сыграть в «выпивалочку». Таким веселым способом каэсэсовцы решили определить, какому отделу придется раскошелиться и заплатить за всех. Сварщика, как третью сторону, определили в судьи.
Для участия в конкурсе недостатка в добровольцах не было. Попытки выявить более-менее трезвых не увенчались успехом. Сегодня за столом никто не сачковал. Выбрали самых крепких. Перед каждым поставили семь стопок с водкой. По команде судьи каэсэсовцы как можно быстрей должны были выпить водку изо всех стопок и составить из них стеклянную башню. Проигравшим считался тот, кто последним поставит стопку или не осилит налитое. Кого считать победителем – объяснять не надо. Выпитая до дна стопка ставится на стол вверх дном. Следующая – на нее. Кто первый – тот и победил. Проигравший платит.
Все было готово к поединку. Не хватало команды к старту.
Судья-сварщик, оторвавшись от бокала с пивом и закрыв один глаз, дал отмашку к началу: «Поехали!»
Суровое и одновременно веселое мужское игрище началось. Налил, выдохнул, поставил. Главное – не снижать темп. И… воля к победе.
Стопки стеклянно звякали. Их сорокаградусное содержимое паровозиком перемещалось по пищеводу в желудок. Электрик сразу же вырвался вперед. Товарищи громкими криками подбадривали спринтера. Оставалось водрузить последнюю стопку… Одно неосторожное движение, и любовно возведенная пирамида рассыпалась. Только что отстающему на две стопки высотнику уже не надо было давиться в спешке, поэтому он начал пить со вкусом, аккуратно составляя одну на другую пятидесятиграммовые емкости. Судья допил свою кружку с пивом и громогласно дисквалифицировал электриков. Высотники ликовали, коллеги торопыги расплачивались. Но каэсэсовцы не могут долго унывать. Высотники тут же предложили отметить победу, проигравшие были не против.
После этого с обоюдного согласия коммунальщики решили переиграть алкогольную эстафету. Чтобы все было по-честному, решили пить без помощи рук.
Результат не удивил, но обрадовал всех… Ничья.
За соседним столом сидела шумная компания «водяных»-каэсэсовцев, отвечающих за гидроузлы, водозаборы и все, что связано со снабжением водой в городе. Они о чем-то громко и горячо спорили. Из обрывков разговора становилось понятно, что обсуждались дела семейные. Если бы коллеги напились, то речь наверняка шла бы о службе. После фразы: «Подкаблучник! Я свою турнул к теще и не жалею», – один из «водяных» с грохотом отодвинул стул и ушел к барной стойке, продолжать отдых в гордом одиночестве.
– А я на свою су… су-у… – неожиданно Бормотов начал заикаться. Такое с ним случалось редко, лишь в моменты сильного волнения, – …супругу наорал. Сильно.
– Тоже выгнал? – вяло поинтересовался Олег, осторожно ощупывая перебинтованную голову.
– Сама ушла, – Алексей потянулся к рюмке. – На прощание сказала, что любит меня, но каждый раз, когда я заступаю на дежурство, боится, что ей позвонят из морга. Еще сказала, что так жить больше не может.
– Жизнь продолжается, – поддакнул невпопад Олег.
– Ну, ты сказанул. Как ножом по сердцу, – пригорюнился Леша.
– Чем тебя развеселить? – Шаржуков решил проявить участие. Ему не понравилась хандра друга.
– Руки прочь от моей грусти. – Бормотов закручинился, подперев голову рукой. – Лучше закажи еще
