что Лена охотно шла ему в этом навстречу, также считая, что ей «просто приятно» общаться с Варягом. В самом деле, что она могла чувствовать к этому человеку, который годился ей в отцы, если ее юные красивые ровесники – даже те, с которыми ей случалось заниматься любовью в духе нынешних свободных нравов, – не смогли пробудить в ней никаких глубоких чувств? Ясно, что Владислав Геннадьевич ей симпатичен, и не более того.
– Так ты, стало быть, уже Пушкина читаешь? – с удивлением обратился Варяг к Лизе. – Да еще такие большие сказки? Ну ты молодец! А какие же черти, по-твоему?
– Они смешные. И несчастные, – с глубоким убеждением произнесла Лиза.
– Несчастные? – вновь удивился Варяг. – Это почему же?
– Потому что у них характер озорной. Они все время хотят шутить и дурачиться и потому часто попадают в трудное положение, – объяснила Лиза.
– Значит, по-твоему, черти не злые? – спросил Варяг.
– Нет, по-моему, не злые, просто у них характер такой, – ответила Лиза. – К тому же они очень доверчивые. Их могут нарочно подучить сделать что-нибудь нехорошее. Их надо учить, воспитывать и жалеть.
– Ну-ну, – улыбнулся Варяг, – может, ты и права. А вот есть такой город – Вильнюс, так там есть целый музей чертей. Представляешь – огромное здание, и на всех этажах, во всех комнатах выставлены всякие черти, которые только могут быть – водяные, болотные, лесные, домашние, из разных стран…
Лиза даже ахнула от восторга, и Варяг понял, что дочитать газету ему вряд ли удастся. Битый час он описывал Лизе вид, нравы и повадки различных чертей, импровизируя на ходу, словно профессиональный сказочник. К концу этого часа у него пересохло в горле, а мозги устали так, как не уставали даже от долгого изучения самой сложной технической документации и от переговоров с самыми неуступчивыми партнерами. При этом конца вопросам по-прежнему не было видно.
– А как дышат водяные черти? А лесные черти дерутся с водяными? А откуда Пушкин знал чертей? А черти на него не обиделись?
В конце концов Варягу стало казаться, что и он живет в мире, густо населенном чертями самых разнообразных пород, и запанибрата со всей нечистой силой. Он и сам не подозревал в себе такой изобретательности и такой богатой фантазии. Вероятно, эти качества развернулись так из-за того, что он видел реакцию Лены на его выдумки: она только делала вид, будто читает, а сама внимательно слушала его рассказы о чертях и время от времени улыбалась и поднимала на него блиставшие весельем ясные глаза. Когда Варяг почувствовал, что вот-вот начнет заговариваться, Лена, каким-то чутьем уловив его изнеможение, строго сказала:
– Лиза, оставь папу в покое. Он, между прочим, приехал отдохнуть после работы, а ты его так замучила, что ему скоро начнут мерещиться твои черти.
Лиза не проявила никакого раскаяния и залилась смехом.
– Ты спросила бы лучше, как там Валя в больнице, – добавила Лена.
Тут Лизе стало совестно. Очередной вопрос о чертях замер у нее на языке.
Девочка подняла на Варяга виноватый взгляд и спросила:
– Правда, папа, как там Валя? Ты у нее был?
– Был, – переводя дух и чувствуя, что в голове у него еще крутятся черти, ответил Варяг. – Врачи говорят, что операция прошла успешно. Она уже встает и передает тебе привет. Вот передала тебе записку.
Варяг достал из нагрудного кармана рубашки сложенный лист бумаги, исписанный печатными буквами. Лиза развернула лист и склонилась над ним, шевеля губами. Лена встала с кресла, подошла к ней и заглянула в записку через ее плечо, предварительно спросив:
– Можно?
– Можно, – с важностью ответила Лиза.
Лена пробежала взглядом записку, потрепала Лизу по склоненной белокурой головке и вышла на крыльцо. Она иногда курила легкие сигареты, причем, как заметил Варяг, всегда выбирала для этого такие минуты, когда Лиза была чем-нибудь занята. Со двора, где уже темнело, в приоткрывшуюся дверь пахнуло такой благоуханной прохладой, что Варяг тоже почти машинально направился вслед за Леной. Он увидел, как девушка прикурила от зажигалки, выпустила струю дыма в нависавшую над крыльцом листву старой яблони и зябко поежилась. Увидев это движение, Варяг шагнул к ней и обнял ее за плечи, хотя еще секунду назад не собирался делать ничего подобного. Лена вздрогнула и издала какой-то невнятный протестующий звук, словно собираясь вырваться, но тут же ее плечи расслабились, и она со вздохом прильнула к Варягу.
– Никогда бы не подумала, что вы поэт, – сказала она с легкой насмешкой и в то же время ласково.
– Это ты насчет рассказа о чертях? – усмехнулся Варяг, незаметно для самого себя переходя на «ты».
– Да это был не рассказ, а скорее поэма. Хотя нет, я вру, – поправилась Лена, повернув голову и взглянув Варягу прямо в глаза. – Я всегда подозревала в вас что-то такое… – И она засмеялась.
– Что-то смешное?
– Нет, что-то от поэта. Я не тому смеюсь. Я называю вас на «вы», как мадам Грицацуева называла Остапа Бендера.
– Да, это не дело, – согласился Варяг, мягко повернул Лену лицом к себе и поцеловал.
Это получилось как-то естественно, словно продолжение разговора, и Лена прижалась к Варягу покорно и доверчиво. Ему, целовавшему в жизни немало женщин, показалось, будто раньше он не встречал таких упругих и прохладных губ, такого сладкого вкрадчивого язычка, такой шелковистой кожи под тонкой тканью рубашки. На самом-то деле любая женщина, которую любят, становится новой и неповторимой, однако Варяг не думал об этом. Он вообще ни о чем не думал, упиваясь нахлынувшим на него ощущением счастья.
Оторвавшись наконец от губ Лены, Владислав вдруг вспомнил о ночной встрече с зарубежными партнерами, которая предстояла ему в ресторане делового центра на Краснопресненской набережной, и застонал от огорчения.
– Что такое? – насторожилась Лена.
– Надо ехать, – горестно ответил Варяг. – Опять эти дела, пропади они пропадом.
– Не стоит так огорчаться, – лукаво заметила Лена. – Мы уже привыкли, что вы… что ты не остаешься на ночь.
– А хотелось бы, – вздохнул Варяг и сделал попытку вновь привлечь девушку к себе, однако она уперлась ладонями ему в грудь.
– Как-то не верится, что у тебя всякий раз были ночью дела, – сказала она сурово.
Варяг рассмеялся:
– Ну почему все женщины, даже самые лучшие, такие собственницы?
– А кто тебе сказал, что я самая лучшая? – удивилась Лена. – Я очень плохая – злая, ленивая, развратная…
– Простите, а можно поподробнее насчет разврата? – перебил Варяг и обнял ее.
На сей раз она уже не сопротивлялась. Когда они вновь оторвались друг от друга после бесконечного поцелуя, она спросила:
– Интересно, а как мы объясним Лизе, почему мы вдруг перешли на «ты»?
– М-м… Скажем, что постепенно подружились, – нашелся Варяг, и они оба тихо рассмеялись.
– А насчет разврата я вам так скажу, – деловито сказала Лена. – На данный момент своей жизни я вижу в мире только одного мужчину, грязное предложение со стороны которого я встретила бы с пониманием. Но, к сожалению, у него каждую ночь находятся какие-то дела…
– А я на данный момент вижу в мире только одну женщину, которой мне хотелось бы сделать грязное предложение, – в тон ей отозвался Варяг.
– Ох, все вы, соблазнители, так говорите, – вздохнула Лена, словно умудренная годами женщина, и сама обняла Варяга, прижавшись к его груди.
