человеку, с которым проработал бок о бок лет двадцать и который давно уже стал для него не просто доверенным лицом, но и другом, – кроме нас с тобой, сколько еще людей знает о подноготной Игнатова?
Помощник неопределенно развел руками.
– Насколько я смог выяснить, у Игнатова были прочные завязки практически во всех силовых структурах – в МВД, в ФСБ…
– Почему «были»? – перебил его премьер.
– Потому что он потерял многие свои контакты. У него был пару лет некий покровитель, кстати, действительный член Академии наук… Вы должны были его знать…. Егор Нестеренко!
Премьер даже привстал от неожиданности.
– Егор Сергеевич? Нестеренко? Специалист по международному праву? Да мы же с ним пуд соли съели! В скольких конференциях вместе участвовали! Он – покровитель Варяга?
Помощник с усмешкой прикрыл глаза и склонил голову.
– Неисповедимы пути господни… Академик Нестеренко долгие годы был фактически мозговым центром криминальной России. А незадолго до своей безвременной смерти выдвинул Владислава Игнатова на роль смотрящего России, как это у них называется… Сделал его главным бухгалтером. А вернее, казначеем.
– Погоди-ка, – задумчиво перебил его премьер. – Насколько я помню, Нестеренко погиб в авиакатастрофе где-то над Канадой года полтора назад…
– Да, – подтвердил помощник. – Есть данные, что та авиакатастрофа не была случайной и ее организовали специально для того, чтобы избавиться от Нестеренко.
– Кто же ее организовал? – невольно вырвалось у премьера.
– Спецслужбы. Лубянка. А если говорить точнее, то те люди, которые давно хотели взять криминалитет под свой контроль. Вы же понимаете, что у Нестеренко были прочные тылы и могучая крыша. Так вот, эти самые тылы и крыша после гибели Нестеренко обеспечили прикрытие для Варяга-Игнатова. Впрочем, ряды его благодетелей тоже сильно поредели. Вы не помните – в прошлом году на Северном Кавказе в результате диверсии погиб генерал Артамонов?
Премьер кивнул:
– Да, я с ним пару раз виделся на заседаниях правительства…
– Так вот, ходят упорные слухи, что Игнатов чем-то очень обязан Артамонову. Игнатова пытались скомпрометировать, даже якобы разоблачить как криминального авторитета. Но это не удалось. И Варяг вышел сухим из… дерьма. И теперь он фактически законопослушный гражданин, бизнесмен, государственный служащий.
– То есть я могу… с ним встретиться? – переспросил осторожный премьер. – И это никоим образом не скажется на моей репутации?
Помощник уверенно помотал головой.
– С Игнатовым встречаются директора крупнейших оборонных заводов, министры, крупные зарубежные дипломаты и бизнесмены… Нет, я полагаю, что формально никаких препятствий для встречи с ним у вас нет. В конце концов, никто ведь не знает, что вы ознакомились с этой бумагой!
И помощник указал взглядом на пять страничек текста, сшитых степлером.
После конфиденциальных консультаций со своими помощниками премьер принял решение о проведении нескольких секретных встреч с руководителями тех отраслей и крупных предприятий, продукция которых еще до кризиса в значительной мере шла на экспорт. О встрече с хозяевами нефтяных компаний премьер думал с отвращением, поскольку считал этих людей жуликами, разворовавшими наиболее доходную в стране отрасль при поддержке своих подельников в правительстве. Немало подобных типов успело внедриться и в обрабатывающую промышленность, однако там большую часть руководителей заводов пока еще составляли люди, сами ступенька за ступенькой поднявшиеся от станка. Их жизненный путь был знаком премьеру, и он считал, что на них можно положиться.
– Владислав Геннадьевич, – начал он, когда все расселись на диванах в гостиной премьерской дачи, – изложите нам вкратце основную идею вашей докладной записки – возможно, кто-то из присутствующих ее не читал.
Идея была достаточно проста: для того чтобы удержать высокий курс рубля, авторы записки предлагали не допускать в страну долларовую массу, вырученную российскими компаниями от экспорта. Долларовая выручка должна была оставаться в зарубежных банках и использоваться для закупок товаров и оборудования. Таким образом, в России возникал дефицит долларов, из-за которого курс доллара должен был оставаться примерно на том же уровне, что и непосредственно после дефолта. Это позволяло резко повысить конкурентоспособность российских товаров, снизить экономическую выгодность импорта и сделать выгодным экспорт.
– Н-да… – протянул кто-то из присутствующих. – Если просто тормозить валюту за рубежом, то тогда получится, что мы сами будем стимулировать ее невозвращение в страну. А создавать такие банки, как предлагает господин Игнатов, – это утопия. Никто не захочет сделать свои доходы прозрачными.
– Во-первых, предложенная мною схема охватывает весь объем валютной выручки, а не какую-то ее долю, пусть даже и значительную, – заметил Варяг. – Во-вторых, в создании специальных банков и заключается основной смысл проекта. При нынешнем положении российская компания, продав свою продукцию и держа выручку на счете в иностранном банке, может с этого счета финансировать какие- нибудь подставные фирмы, может производить у этой фирмы фиктивные закупки – словом, есть немало способов легальной и полулегальной перекачки выручки даже государственными компаниями, не говоря уже о частных. При создании специальных банков такие операции станут невозможны. Кстати, иностранным фирмам, работающим в России, тоже придется переориентироваться на спецбанки. Конечно, с ними будут поступать несколько по-другому, чем с нашими компаниями, но основные принципы останутся теми же: недопущение неконтролируемых валютных потоков в Россию и обеспечение прозрачности доходов, полученных в нашей стране. Полагаю, что те иностранцы, чей бизнес в России достаточно выгоден, легко на это согласятся – даже те, кто не занимается промышленностью или торговлей, а только ценными бумагами. И, наконец, в-третьих: я, конечно, понимаю, что если предложение о принудительной продаже трех четвертей валютной выручки пройдет, то это уже будет большой успех. Но, как мне кажется, тактически более грамотно отстаивать более радикальный вариант, а в случае непреодолимых затруднений согласиться затем на менее радикальный.
После минутного молчания заговорил премьер:
– Я думаю, предложение о принудительной продаже большей части валютной выручки – это на сегодняшний день более реальное предложение. Как бы хорошо я ни относился к проекту Владислава Геннадьевича, ни у меня, ни у правительства в целом не хватит власти, чтобы его, как тут кто-то удачно выразился, «продавить». Но мы можем пойти по другому, эволюционному пути: будем приобретать за рубежом частные банки и предлагать госкомпаниям вести дела через них. Государственные компании смогут также создавать на паях свои банки за рубежом. А раз так, то будем считать, что прения по докладу у нас кончились. Все остальные вопросы обсудим в неформальной обстановке. Прошу к столу!
Премьер хлопнул себя по коленям, но при попытке встать его лицо исказила гримаса боли. Уже поднявшийся Варяг шагнул к нему и, протянув ему руку, рывком поднял… его на ноги.
– Замучил проклятый радикулит, – пожаловался премьер и, благодарно похлопывая Варяга по спине, заметил: – Как старый разведчик, я оценил ваше мастерство в организации закулисных встреч. Кто только не подъезжал ко мне по поводу того, что, мол, надо бы собраться, поговорить с теми, кто тащит на себе реальную экономику… Интересно, чем вам обязаны все эти ходатаи?
Каждый маленький шажок давался премьеру с трудом. Поддерживая его под руку, Варяг откровенно ответил:
– Кому-то приходится платить, кто-то боится компромата… Но большинство не обязаны ничем – просто им известны мои взгляды на то, как должна дальше развиваться страна.
– Стало быть, вы и политики не чуждаетесь, – сказал премьер. – Если вы лоббируете во властных структурах свои экономические интересы, то это уже политическая деятельность, но если вы лоббируете свои политические взгляды, то это политическая деятельность в самом чистом виде.
– Трудно с этим спорить, – осторожно ответил Варяг.