Я — вор в законе: Мафия и власть

Варяг улыбнулся краешком губ, вспомнив о разговоре, который он недавно вел с известным московским вором по прозвищу Саша Турок. Говорили о прессе — эта тема интересовала Варяга, а Турок, любивший вращаться среди писателей, артистов, журналистов и прочей богемы, рассказывал ему о своих знакомых.

—

Перечитывал недавно книжку про Ходжу Насреддина… — хвастался Сашка, любивший почитать книжки. — Знаешь, что считалось самой редкой вещью на Древнем Востоке?

—

Голубой верблюд? — вспомнил Варяг.

—

Точно, — с уважением посмотрел тогда на Варяга Турок. — Ну еще бы, кто я такой, чтоб тебя учить… Тогда короче, я так скажу: легче найти голубого верблюда, чем порядочного журналиста в Москве. За бабки что хошь напишут.

—

Может, тебе просто не везло, Сашок? — предположил Варяг.

—

Ну, пацанов из патриотических газет я не знаю, они на тусовки не ходят. И по- моему, все зануды, — пожал плечами Турок. — А прочие, которых я знаю, — все жулики и политические проститутки поголовно.

…Припомнив этот разговор, Варяг внимательно посмотрел на Козицына и подумал, что этот человек уж точно не является голубым верблюдом в мире журналистики.

—

Самый обычный верблюд, — пробормотал Варяг себе под нос.

—

Что? — переспросил Козицын, придвигаясь ближе к столу.

—

Ничего, — ответил Варяг. — К сожалению, мое время истекло. У меня дела. Приятно было познакомиться. И до свидания!

ЧАСТЬ II. ГЛАВА 8

Потревоженный настойчивым звонком в дверь, Андрей Спиридонов подскочил на постели и ошалело огляделся. Комнату заливал бледный утренний свет.

—

Да что они, охренели, что ли, времени четыре утра! — ворчал Спиридонов, шлепая босиком к двери. Он посмотрел в глазок и в тускло освещенном коридорчике увидел хмурое лицо Коляна. Андрей издал восторженный возглас и принялся торопливо отпирать замки. Колян ввалился в прихожую, стуча зубами, и сразу потребовал чаю.

—

Б-р-р, холодно под утро, — буркнул он, — а на мне только эта рубашонка, и то не моя. Да и штаны, по правде говоря, тоже не мои.

—

А может, чего покрепче? — заикнулся было Андрей.

—

Вы что тут, бухать без меня приучились, а, Аспирин? — сурово взглянул на него Колян. — Придется завязывать, теперь не до этого будет. Много дел накопилось…

—

Я уж волноваться начал, — заговорил Андрей. — От тебя столько времени ни слуху ни духу, а как с тобой или с ребятами связаться, я не знаю…

—

И слава богу, Андрюха, — усмехнулся Колян. — Поэтому тебя и не вычислили. А ребят больше нет. Горыныча и Хорька замочили, и других десятка два полегло. Насчет остальных точно не знаю, но думаю, что гоже ничего хорошего. Я сейчас Гнилому попробовал позвонить, а там только определитель номера сработал, и все. Хорошо, что я из автомата звонил…

—

А что стряслось-то, Колян? — спросил Спиридонов. Глаза его округлились от испуга. — Ведь такая могучая бригада была!

—

Она и осталась, — возразил Колян. Он обращался теперь и к другим бойцам, которые, продрав глаза, в одних трусах возникли в дверях кухни и теперь слушали рассказ бригадира. — Мы ведь живы, а значит, и бригада жива. Нас предали, мы понесли потери, но окончательно уничтожить нас не смогли. Посмотри на меня — я жив-здоров, а ведь побывал у них в лапах, валялся на полу, прикованный к трубе, и били меня, и всякой дрянью обкалывали…

При упоминании об уколах Колян прикусил язык: бойцы могли догадаться, что речь идет о «сыворотке правды», и поинтересоваться, не сболтнул ли чего лишнего их бригадир своим мучителям. К счастью, на эти слова никто не обратил внимания, и Колян продолжал:

—

За троих наших я уже отомстил. Меня трое охраняли. Я всех троих замочил и ушел. Это ихние шмотки на мне — мои все в кровище были. Я одному башку отрезал и поставил на стул в прихожей против двери — передал свой прощальный привет. Пусть знают, суки, с кем связались. Но главная моя месть впереди: за свои страдания я этого Варяга заставлю пострадать да помучиться. И уже знаю — как!

—

Круто, — покачал головой Спиридонов. — А кто же нас предал-то?

—

Угрюмый, — соврал Колян, решив всю вину свалить на бывшего своего заместителя: все равно эти бойцы не знали, когда и при каких обстоятельствах Угрюмый покинул бригаду. — Мы должны были одного законника грохнуть, который мешал многим людям. Я сам готовил это дело, а Угрюмого оставил на хозяйстве.

Так он, паскуда, предупредил того законника, и нас там уже ждали. Папанов посекли из «калашей», я чудом уцелел, но попался. Мало того, он, сука, все хаты наши продал, какие знал, так еще все точки, которым мы «крышу» давали, сдал…

—

А какого хрена он связался с этим законником? — задал резонный вопрос Спиридонов. — Чего ему не хватало-то?

—

С Надькой моей спутался, а я им мешал, — мрачно процедил Колян. Не очень-то приятно было признаваться в этом бойцам, но, во-первых, таким образом логично объяснялась мнимая измена Угрюмого. Во-вторых, Колян твердо решил любой ценой покарать Федьку и Надьку, а без помощи этих парней теперь ему было не обойтись.

—

Точно! — встрял в разговор наконец проснувшийся и притопавший к дверям кухни Леха Водолаз. — Я тут недавно звонил в Таежный, так оказалось, что Угрюмый там объявился.

—

В Таежном? — дернулся на табуретке Колян. — И что он там делает?

—

С пацанами из твоей бригады контачит, которые там остались. Говорит, Коляна больше нет, в натуре. И что он, дескать, теперь будет бригадиром.

—

А что пацаны? — пытаясь сохранять спокойствие, поинтересовался Колян.

— Сомневаются пока… — пожал плечами Аспирин.

—

Правильно сомневаются, — усмехнулся Колян. — Рано он меня похоронил. Будут еще на коленках передо мной ползать — и он, и эта блядь Надька. Но пока нам здесь кое-какие дела надо доделать. У вас было конкретное поручение: разработать богатых фраеров по списку, который я вам дал. Какие успехи?

—

Сейчас… — Спиридонов сходил в комнату и вернулся с кожаной папкой — в прежние времена с такими папками под мышкой ходили комсомольские работники. Он вел подробные записи о наблюдении за «фраерами». Записей накопилось уже достаточно для того, чтобы составить обобщенный распорядок дня каждого из наблюдаемых. Они жили не маскируясь — отчасти это объяснялось тем, что у большинства из них имелась «крыша».

—

Ну что ж, неплохо поработали, — кивнул Колян. — А у кого какая «крыша», не выяснили?

—

Нет, Колян, извини, — виновато сказал Спиридонов. — Одних проследили до Долгопрудного, других до Коптева, а больше ничего узнать не удалось. Ты же сам велел не светиться.

—

Ничего, все правильно, — бригадир похлопал Аспирина по руке, разглядывая аккуратно разграфленные листки с записями. — Ты молодец вообще-то. Я тебя давно хотел спросить: ты почему с таким талантом техникум бросил?

Спиридонов что-то смущенно промычал, а Колян сказал, снисходительно