японская армия была скопирована с американской, то более одного срока занимать эту должность не полагалось. Уже был определен преемник Симомура — адмирал Тэрада, два года исполнявший обязанности его заместителя. Симомура давно поддерживал и выдвигал Тэрада и, несмотря на молодость своего будущего преемника, отстоял его кандидатуру перед начальником управления национальной обороны.
Симомура не испытывал грусти, разумность извечной смены одного поколения другим не вызывала в нем сомнения. С его точки зрения, молодой Тэрада обладал всеми качествами, необходимыми для того, чтобы в течение четырех следующих лет командовать военно-морским флотом Японии. Эти годы должны стать решающими для «сил самообороны». Япония — морская держава. Трагическая ошибка истории на несколько десятилетий лишила ее возможности развивать военный флот. Настало время наверстывать упущенное.
Как и Симомура, адмирал Тэрада начинал морскую карьеру на подводной лодке. Этому факту в послужном списке своего преемника Симомура придавал особое значение. Во второй половине двадцатого века подводные лодки стали не тактическим, а стратегическим оружием, превратились в инструмент высшей политики. Японский моряк, считал Симомура, должен быть политиком.
Переодевшись в кимоно, Симомура — нестарый еще человек с высоким лбом и коротким тупым носом над щеточкой серебристых усов — прошел в кабинет. В прошлом году, готовясь к жизни отставника, он купил этот дом в пригороде Токио, где предполагал теперь жить безвыездно. Адмирал был одинок. Жена его умерла сравнительно молодой, второй раз он не женился. Их единственный сын, в подражание отцу избравший морскую карьеру, утомительным походам и боевым учениям предпочел более легкую жизнь дипломата. Он служил помощником военно-морского атташе в Англии. Отец считал, что сын не оправдал его надежд, и редко с ним виделся.
Симомура уже решил, чем станет заниматься после выхода в отставку. Он собирался писать мемуары. Он начинал службу в Объединенном флоте адмирала Исороку Ямамото, участвовал в нападении на Пёрл- Харбор, четыре года провел на подводной лодке, в последний год войны стал ее командиром — ему есть о чем рассказать.
На письменном столе высились стопки книг: адъютанты отобрали ему труды по истории войны, мемуарную литературу, множество переводов с английского. Отдельно лежала биография Ямамото — эта фигура все больше привлекала его внимание. С первых дней морской службы Симомура привык восхищаться Ямамото, которого несколько раз видел.
Но сегодня Симомура не сразу заставил себя сосредоточиться на биографии знаменитого адмирала, написанной Хироюки Агава. Нелепая история с «Никко-мару» не давала ему покоя.
В Йокосука встречали спасенных рыбаков. Над причалом висел вертолет газетной компании «Асахи», владеющей и одним телеканалом; с вертолета велась прямая телепередача. К пришвартовавшемуся эсминцу бросились врачи — тут только Кадзуо Яманэ заметил несколько машин «Скорой помощи». На каждом из оставшихся в живых рыбаков гроздьями висли журналисты. Непрерывное щелканье фотоаппаратов слилось в пулеметную очередь.
Фуруя, помощник капитана, увидел Кадзуо и, расталкивая журналистов, бросился к нему, обнял за плечи.
— Мужайся, парень. Твой отец погиб на моих глазах, — сказал он Кадзуо.
Какой-то репортер нацелился на них своим фотоглазом. Фуруя повернул Кадзуо спиной к журналисту.
Всю ночь генерал Роджер Крейги, командующий американскими войсками на Японских островах, провел у прямого провода с Вашингтоном. Подводная лодка «Эндрю Макферсон» подходила к острову Гуам.
Утром генерал прилег, но через два часа его разбудили. С ним хотел поговорить командующий флотом США в зоне Тихого океана. Ответственность за потопление «Никко-мару» следовало нести им обоим, но ночью Крейги получил из Вашингтона твердые заверения: они не будут наказаны. Их задача — отбиваться от журналистов и пустить в ход все рычаги воздействия на Токио, чтобы не допустить усиления в стране антиамериканских настроений. Накануне встречи в верхах это могло ослабить позицию американской стороны.
Генерал Крейги взял трубку телефона.
— Я только что разговаривал с адмиралом Симомура, — сказал командующий флотом. — Он не предвидит скандала. Его сотрудники сделали все, что в их силах.
Полиартрит грозил совсем замучить адмирала в отставке Уильяма Лонга. После каждой бессонной ночи — а их становилось все больше и больше — Лонг как о сказочных временах вспоминал годы, когда подолгу не покидал мостик, заливаемый ледяными волнами.
Заболев, Уильям Лонг чуть было не стал жертвой и другой, самой распространенной болезни — фармакомании. Чрезмерное употребление лекарств превратилось в Штатах в стихийное бедствие. Каждый десятый случай госпитализации вызван злоупотреблением лекарствами. Когда тумбочка у кровати была целиком заполнена тюбиками, пузырьками и коробочками, а боли нисколько не уменьшились, Лонг обратился к альтернативной медицине.
В свое время Лонг вместе со многими другими американцами посмеивался над рассказами о возрождении акупунктуры. Потом он прочитал в газетах о болеутоляющих пилюлях, которые продавались в чайна-таунах и рекомендовались при полиартрите. Было несколько смертельных случаев — из-за содержавшегося в них фенилбутазона. Предостерегали и против акупунктуры.
И все же одному из старых знакомых удалось уговорить Уильяма Лонга прибегнуть к помощи акупунктуры. Лонга соблазнили, во-первых, безболезненность процедуры, во-вторых, ее быстрота — всего двадцать минут.
Уильям Лонг отправился в Вашингтонский акупунктурный центр, который находился на седьмом этаже нового административного здания на Массачусетс-авеню, в престижном северо-западном районе столицы.
Выйдя из лифта, Лонг попал в просторный зал ожидания, где сидело три десятка пациентов всех возрастов — от пяти до семидесяти лет. После оформления карточки, к которой прикололи выданное лечащим врачом Лонга направление, его принял один из семи врачей центра, получивших образование в США. Эти врачи решают, будет ли пациент принят или ему откажут в акупунктурном лечении. Врач- американец осмотрел Лонга. Потом в кабинет пригласили врача-азиата, которого сопровождал переводчик. Все трое некоторое время совещались, Уильям Лонг с возрастающим недоверием смотрел на желтолицых иностранцев. Его повели в другую комнату, где он разделся и лег на большой стол — единственную мебель в этом помещении. Появился акупунктурист с подносом, на котором лежали иголки из нержавеющей стали. Их длина — примерно семь с половиной сантиметров, диаметр равен диаметру иголок, которые обнаруживают, распаковывая новую рубашку. Один конец иголки заострен, на другом — шляпка в виде небольшого зазубренного цилиндра.
Лонг нервничал. Скрипучим голосом со смешным акцентом врач предупредил его, что акупунктура не всегда мгновенно устраняет боль и вообще может не избавить от нее. Лонг, услышав это, мысленно проклинал и своего знакомого, который убедил его сходить сюда, и самого себя — за легковерность. Врач продолжал говорить, что пациенту не следует удивляться, если иглы будут втыкать в участки тела, весьма удаленные от больного места. Лонг, однако, с сомнением наблюдал за тем, как ему втыкали иголки в грудь и плечи.
Он с отвращением посмотрел на свои тощие ноги. Он как-то усох за последние месяцы, когда полиартрит обострился. По утрам ощущал предательскую слабость, но боль в коленях лишила его возможности заниматься спортом. «Двигаться как можно меньше», — предупреждали его врачи.
Введение самих игл было совсем безболезненно. Лонг почувствовал легкое головокружение, тело его стало терять чувствительность. Но он был в полном сознании, и боль в суставах не уменьшалась. Несколько раз врач подходил, чтобы покрутить иглы. | Через двадцать минут иглы вытащили. Лонгу позволили одеться. Он уплатил пятьдесят долларов. Его назначили на повторные сеансы, предупредив, что каждый из них будет стоить двадцать пять долларов.
