Алексей был не прав, следовало извиниться, но что-то удержало его от этого шага. Вместо извинения он спросил:
— Ваше личное мнение — вы считаете Мишенева виновным?
— Видите ли, товарищ Воронов (в последних словах Алексей отчетливо ощутил реакцию на свое неосторожное слово), решение о виновности выносит суд. И даже не вы. Ваше дело собирать улики, мое — дать вам посильную информацию. Ничем иным я вам служить не могу. Акты проверок можете взять в бухгалтерии. — И, не дожидаясь дальнейших расспросов Воронова, Станислав Антонович включил селектор: — Мотя, не вижу готовности трех «татр»...
Далекая и невидимая Мотя что-то говорила в свое оправдание, и Станислав Антонович слушал, глядя мимо Воронова.
— Даю пять минут, и не секундой больше. Где главный механик? Резервную машину на линию...
Выходя из кабинета Городецкого, Алексей продолжал слышать его четкий требовательный голос и невольно улыбнулся.
«По сути дела, он ведь прав в своей обиде. Но это так похоже на мальчишество. Артист, и только. С этим человеком надо непременно помириться».
4
Из проходной Дальтранса Воронов вышел с одним лишь убеждением — походить сюда придется не день и не два, но не ему, а скорее парням из ОБХСС. Единственным звеном, связывавшим Воронова с этим делом, виделся лишь визит Мишенева. Для руководства этого будет явно недостаточно, и дело придется передать. Он же, Воронов, сможет вынести на оперативку свое глубокое убеждение, строящееся скорее на интуиции, чем на фактах, что разобраться в проблемах первоклассного автохозяйства будет нелегко.
Придя к такому выводу, Воронов даже испытал некоторое чувство облегчения — не придется мириться с заносчивым Городецким.
Алексей заглянул в кафе самообслуживания и, перехватив пару мясных пирожков с бульоном, решил позвонить Ларисе. Ему следовало это сделать еще час назад. Как и положено по закону пакости, первый телефон-автомат не подал ни малейших признаков жизни, второй, не сказав спасибо, также молча съел единственную двухкопеечную монету. Когда Алексей разменял деньги, наконец, нашел работающий таксофон, условленное время безнадежно прошло, и он позвонил скорее просто так, на авось.
Ответила Лариса.
— Как? Ты все-таки позвонил? А я думала, ты продолжаешь бежать по следу убийцы. И поскольку наши следы с ним не пересекаются, то меня ты можешь найти совершенно в другом месте, куда я отбываю ровно через две секунды.
— Могу спросить, куда?
— Можешь даже получить ответ. Но последний. Попробуй опоздать еще и туда. Я поехала купаться...
В трубке раздались короткие гудки. Но, собственно, спрашивать было больше и нечего. Оставалось только решить — ехать или не ехать? Он посмотрел на часы. Было четверть третьего.
«Купание в служебное время даже человеку моей профессии трудно спасать на превратности службы, как недостачу водки завмагу списать на мышей. Но, с другой стороны, будет еще труднее что-либо потом объяснить Ларисе. Эх, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Намеченное на сегодня вроде сделано, побалую себя, может быть, последним купанием в этом сезоне».
Он взял такси и поехал на пляж.
Воронов оказался на конечной остановке троллейбуса раньше Ларисы. Когда она приехала, он спрятался за табачный киоск, решив посмотреть, как она будет себя вести, не найдя его на обычном месте свидания. Быстро осмотревшись и не увидев Алексея, Лариса направилась к троллейбусу, собираясь уехать.
Алексей поморщился.
За год знакомства он не помнил, чтобы она хоть раз пришла в назначенный срок. Но как-то устроила ему настоящий скандал, когда он задержался на работе на четверть часа.
— А как же будешь ждать, когда поженимся? — сказал ей тогда Алексей. — Ведь знаешь, какая у меня служба? Себе не принадлежу...
— Кто тебе сказал, что мы поженимся? Сам решил? — был ответ. — Ну так сам и женись и сам себя жди! Очень удобно для нас обоих!
Слова Ларисы тогда здорово задели его. Он вдруг представил себе, что за жизнь может ждать его с этой женщиной, если таким образом она ведет себя уже сейчас, до замужества. Вопрос о свадьбе так и повис в воздухе.
Выскочив из-за киоска, Алексей должен был крикнуть: «Лора!», чтобы она не исчезла в дверях подошедшего троллейбуса.
Увидев его, она решительно направилась навстречу.
— Опять эти глупые шуточки! Сколько раз говорила — я не подследственный объект и подглядывать за мной из засады нелепо.
— Ну хорошо, больше не буду, — примирительно протянул Алексей. — Просто захотелось узнать, как надолго у тебя хватит терпения ждать. Ты же задержалась на двадцать минут.
— Алексей, я женщина. Если хочешь равноправия — надевай юбку и тогда можешь опаздывать хоть на полчаса.
— Странное понятие о равноправии.
— Да, в твои любимые статьи уголовного кодекса не совсем укладывается. Но мне нравится...
— Опять начала, — Алексей попытался погасить спор в самом начале. — Давай хотя бы сегодня искупаемся мирно, как люди!
Они свернули на тропу, которая вела по задворкам дач, сквозь густые заросли жасмина.
Пляж длинной песчаной лентой вился по излучине реки. С того берега наступала тень огромных деревьев соснового бора, с вкрапленными зелеными крышами больших дач и купальнями, приютившимися под обрывом.
Воронов разделся и пошел к воде. Проплыв кролем метров сто, он выбрался на берег и с наслаждением растянулся на теплом ласковом песке. Лариса еще долго лениво плескалась у берега, бросая воду в лицо полными пригоршнями. Потом томно улеглась рядом с ним.
Воронов косил глазом, всматриваясь в близкий профиль ее лица. Курносый, в меру, нос, большие, как бы всегда раскрытые от удивления глаза, длинный хвост рыжеватых волос и грациозная посадка головы, сохранившаяся еще со времен, когда она занималась спортивной гимнастикой.
— Хорошо! В такие минуты кажется, что больше ничего на свете и не надо. Если еще только такую жену, как ты!
Воронов положил ей руку на спину. Лариса передернула плечами:
— Не мешай загорать. И учти: мужчина, у которого есть все, имеет меньше, если у него есть еще и жена!
— Это не страшно. Самое страшное, когда тебе приходится делать глупое дело. Подумаешь, какой-то Мишенев свалял дурака, а ты копайся в пустяках.
— Кажется, опять начал вести расследование? Как же с мирным купанием?
— Вернемся к мирному купанию.
5
Воронов находился в кабинете директора Дальтранса и только начал с ним разговор, как в комнату шумно и без предупреждения вошел полноватый, холеный мужчина. Чувствовалось, что в этом кабинете он
