Недолго была тишина, и вдруг спокойный голос из толпы сломал ее:
— Твоя советская власть лизала руки Кудре. И плакала, как баба.
— Кто сказал?!
— Я сказал, — ответили твердо.
Толпа расступилась и обнаружила невысокого, средних лет, спокойного человека.
— Это сказал я, Саттар — житель этого аула, — уверенно продолжал свою речь этот человек. — Я ращу своих детей и пасу скот. А кто такой ты?
— Я представитель советской власти, — грозно напомнил Хамит.
— Сейсембаев — тоже представитель. Я не знаю, чем ты лучше его.
Взгляд Хамита блуждал, пока спасительно не наткнулся на весело любопытствующее лицо белобрысого посыльного. В это лицо Хамит бросил приказ: — Арестуйте его! — и указал пальцем на человека в толпе. Красноармеец посерьезнел и примирительно сказал:
— Надо ли, Хамит Исхакович? Сейсембаев и вправду плакал. Чего уж тут.
— Ты — добрый? — с угрозой осведомился Хамит.
— Я по справедливости хочу.
— Как тебя зовут?
— Иваном.
Гнев утомил Хамита, и он перешел, обращаясь к толпе, на усталый сарказм:
— Оставляю вам Ивана. Вы видели: он добрый и справедливый. Он защитил человека, ругающего советскую власть. Теперь пусть он защитит вас от бандитов.
4
Опять копыта топтали полегшую траву. Двенадцать копыт. Три всадника. Один — впереди, двое — сзади. Ехали нетронутой степью. Ехали чуть заметной тропой. Ехали широкой грунтовой дорогой, основательно пробитой в степи ногами, копытами, колесами. Дорога вела в большой поселок.
Был базарный день. Всем торговали здесь: посудой и сапогами, мясом и хлебом, ситцем и серебром. Зычно кричали, славя свой товар, бешено спорили, торгуясь, весело смеялись, радуясь удачной покупке. Казахи и русские, киргизы и татары. Все.
— Торгуют. И больше им ничего не надо, — презрительно сказал Хамит. Толпа сбила трех всадников в плотную группу, и поэтому была возможность разговаривать.
— Живут, — согласился красноармеец постарше.
— Торгуют, — настоял на своем Хамит.
Базар казался бесконечным. Степенный красноармеец оглядел море голов и предложил осторожно:
— Порасспрашивать бы здесь народ, товарищ начальник. Отовсюду съехались, со всех концов уезда.
— О чем? — зло удивился Хамит.
— Бандит и торговле помеха. Обиженные могут на след навести.
— Спрашивай, — равнодушно разрешил Хамит и отвернулся.
— Так заданье у нас!
— Даю тебе новое задание. Оставайся здесь и спрашивай. Если произойдет чудо и ты узнаешь что- то, скачи к Крумину и докладывай. Все.
Последним словом Хамит оставил степенного в толпе, а сам в сопровождении третьего красноармейца — казаха — выехал наконец с базарной площади.
— Может быть, и ты хочешь спрашивать? — не оборачиваясь, спросил он у третьего.
— Я уж с тобой, командир.
Безлюдье, степь. Путь продолжался. Неожиданно Хамит остановил коня и спешился. Остановился и красноармеец.
— Садись на моего коня, — приказал Хамит.
Красноармеец послушно поменял лошадь и ждал вопросительно. Хамит взлетел в седло чужого коня и еще раз приказал:
— Догоняй!
Ветер свистел в ушах. Ломая норов незнакомой лошади, Хамит радовался этому и несся так, что травы по сторонам казались гладкими. И топот копыт, и топот копыт!
На вершине холма он резко осадил коня и развернулся. Издали и чуть снизу к нему крупной козявкой медленно приблизился его напарник.
— Фу! Еле догнал! — признался красноармеец и сполз с коня.
— Ты меня не догнал. Это я тебя дождался, — безжалостно поставил все на свои места Хамит и, посмотрев вверх, резко сбросил с плеча карабин: — Видишь там, вверху? Подстрели его! — и протянул красноармейцу карабин.
Красноармеец тоже посмотрел вверх. В небесах, недвижно вися над степью, орел ожидал земную добычу.
— Уж как-нибудь из своей, — красноармеец, не торопясь, взял свою винтовку, основательно прицелился и выстрелил.
Орел не видел выстрела, не слышал выстрела, не чувствовал выстрела. Орел плавно висел над степью.
— Запыхался после гонки, — виновато объяснил свой промах красноармеец.
Не говоря ни слова, Хамит вскинул карабин. Раздался выстрел. Рваной тряпкой падал орел с высоты. Проводив глазами до земли то, что совсем недавно было гордой птицей, Хамит, отчетливо выговаривая каждое слово, сказал:
— Слушайте мой приказ, товарищ красноармеец, — немедленно отправляйтесь назад. Прибыв к начальнику политбюро товарищу Крумину, доложите, что я в ауле хромого Акана.
— Так как же, командир... — начал было красноармеец.
— Приказ понятен? — перебил его Хамит.
— Понятен.
— Действуйте, товарищ красноармеец.
Не мчался, не несся, не скакал. Сейчас он летел. Освобожденный от ответственности за других, он был счастлив. Он был один в своей степи. Полет продолжался долго.
Потом он упал в траву. Он нюхал ее, жадно рвал ее зубами, катался по ней.
Затих. Лежал, широко раскинув руки, — отдыхал. И конь отдыхал неподалеку: хрупал травой, шевеля нежными губами, вздыхал, мирно звенел уздечкой.
Встав, Хамит подошел к коню. Закидывая поводья, заглянул в лошадиные глаза. Конь смотрел на него ласково и грустно.
— Мы поймаем Кудре, горбоносый, — пообещал коню Хамит. — Мы поймаем его. Ты и я. Потому что наше дело справедливое. — И крикнул степи: — Я хозяин здесь! Слышишь, степь?!
В ответ издали грянул гром, а рядом просвистела пуля. Хамит упал. Мгновенье полежав, он осторожно нащупал валявшийся рядом карабин и стал отползать от коня. Спрятавшись за чуть приметной кочкой, осмотрелся. Стрелять могли только с холма, господствовавшего над местностью. Но там все было в неподвижности. Хамит смотрел до боли в глазах, но ничто не шевельнулось на холме. Тогда он тихим свистом подозвал коня.
Хамит скакал к холму, часто и резко меняя направление движения и скорость. Добравшись до вершины, он скатился с седла и замер с карабином в руках, готовым к выстрелу. Никого не было на холме, и Хамит поднялся. Громадная степь лежала перед ним. Громадная пустынная степь.
