Работал Алимжан добросовестно, неизвестно для чего показывая Хамиту сноровку и старательность.
— Все! — сказал он, заботливо прикрыв ветками и присыпав сухой травой заполненную яму, разогнулся и с надеждой посмотрел на Хамита.
— Они скоро приедут?
— Сначала один прискачет, проверит, все ли в порядке. А заберут неизвестно когда. Очень осторожные! — восхитился бандитами Алимжан.
— Для начала мне один и нужен.
— А я тебе больше ни к чему. Поеду, а? — попросился домой Алимжан.
— Сейчас. У тебя веревка есть?
— Есть. Как же в дороге без веревки?
— Давай сюда.
Алимжан порылся в телеге и протянул Хамиту изрядный моток. Тот деловито попробовал веревку на разрыв, удовлетворился ее крепостью и приказал.
— Ложись.
— Зачем? — разочарованно задал вопрос Алимжан.
— Вязать буду.
Алимжан покорно лег. Связав ему ноги, Хамит поинтересовался:
— Откуда он появляется?
Алимжан хотел показать рукой, но Хамит перехватил ее и, связывая с другой, посоветовал:
— Словами.
— Справа. Он открытых мест боится. Так и скачет вдоль опушки.
— Все сказал?
— Все, — с чувством исполненного долга отрапортовал Алимжан.
Тогда Хамит достал из кармана гимнастерки заранее подготовленный кляп, умело, предварительно зажав Алимжанов нос, воткнул кляп в широко распахнутый рот, перевязал рот тряпкой (чтобы кляп не выплюнул) и — спеленутого и тихого — осторожно отнес к телеге, уложил бережно, как младенца.
Оставив в кустах своего коня, Хамит, таясь, выполз на опушку... Направо, извиваясь, уходил вал густого кустарника. По-солдатски основательно приготовил Хамит себе удобное на все случаи жизни местечко. Устроился и стал ждать.
По степной сноровке он увидел всадника, когда тот был точкой у горизонта. Точка надвигалась, обретая привычные черты наездника на коне. Всадник, как и сказал Алимжан, скакал вдоль опушки. Он стремительно приближался. Хамит расслабился на миг, на секунду прикрыл глаза.
Но вдруг всадник, видимо, заметив что-то непривычно опасное, начал, делая широкую дугу, уходить в степь. Взрычав от ярости, Хамит кинулся в кусты, к коню. Когда он верхом выскочил на открытое место, всадник был далеко: завершая полукруг, он приближался к зарослям.
— Выручай, горбоносый, — попросил коня Хамит и помчался.
Не дать бандиту уйти в заросли — такова была его главная задача, и он несся вдоль опушки, стремясь перерезать ему путь. Конь Хамита был сильнее и свежее, и поэтому вскоре оба всадника оказались в параллели. Резко поворачивая головы, они сначала пытались рассмотреть друг друга, но бешеная скачка требовала всего внимания. Потом их занимало только одно: бег коня. Постепенно Хамит стал оттеснять бандита в степь. Поняв это, бандит вытащил из-под ремня расчехленный маузер. Приходилось перестраиваться, и Хамит ушел в кильватер.
— Стой! — сказал он, чтобы что-нибудь сказать.
Обернувшись, бандит выстрелил, не целясь.
— Не попадешь! — прокричал Хамит.
Бандит палил без перерыва. Отстав, Хамит ожидал, когда иссякнет маузеровский магазин. Маузер замолк, и тогда Хамит резко осадил коня, скинул с плеча карабин.
Бандит был уже у кустов. Хамит выстрелил. Конь бандита пал на колени, а сам бандит, сделав кульбит через лошадиную шею, распластался на земле. Хамит подъехал. Кряжистый русский парень лежал без сознания. Хамит спешился и, не выпуская карабина из рук, наклонился.
Хлестким ударом ноги бандит выбил карабин из рук Хамита, вскочил и тут же нырнул вниз, пытаясь захватить ноги противника, но Хамит уже кинулся на него, стремясь схватить правую руку.
На мгновенье оба потеряли ориентировку, но тут же нашли друг друга и, обнявшись, сцепились, покатились. Стеная жалобно и по-звериному рыча, они слились в единое целое, которое было отвратительно в своей противоестественной злобе.
Изловчившись, Хамит ударил бандита коленом в пах. Бандит осел, и Хамит, развернув его лицом вниз, начал заламывать правую руку, резко ведя ее по спине к затылку. Бандит вскрикнул и ткнулся головой в траву.
— Не надо так. Ему больно, — сказали сверху.
Ничего не понимая, Хамит поднял голову и огляделся.
Плотным кольцом стояли всадники. Их было много, человек двадцать. Все смотрели на него и улыбались презрительно. Скалил зубы Ахмет, хихикал Григорий Парфенович, весело смеялся Алимжан. Хамит встал, а пришедший в себя бандит сел в траве и сказал жалобно:
— Он коня погубил, он мне руки крутил жестоко! Дай ему по морде, Кудре!
Вот он, Кудре! Хамит нашел его глазами и догадался, что это Кудре, потому что тот был единственным, кто не улыбался. Кудре соскочил с коня, и следом за ним спешились еще несколько человек. Кудре рассматривал Хамита.
— Ты — Хамит, — сказал он, утверждая что-то.
— А ты — Кудре! — закричал Хамит и бросился на атамана. Но его схватили, сломали, скрутили, связали руки за спиной. Не зря слезали с коней.
— Смелый, — констатировал Кудре.
— Я не запла?чу, Кудре! — страстно пообещал Хамит.
— Но глупый, — продолжил Кудре.
— Стреляй, сволочь!
— Зачем стрелять? — Кудре обошел Хамита, изучая, как диковинку.
— Пусть часы отдаст, — плачуще потребовал Ахмет.
— Я эти часы тебе еще припомню, — многозначительно изрек Кудре, продолжая осмотр.
— Стреляй же! — прокричал еще раз Хамит.
— Кричишь, значит, страшно. Или стыдно. А ты — батыр.
— Я не батыр. Я — боец Красной Армии, которая раздавит тебя и твою шайку, как гнилое яблоко.
— Вот я и говорю: ты — батыр. Красный батыр. Батыр советской власти. А я — батыр вольных степей, для которого нет и не будет никогда никакой власти. Для меня нет слова «нельзя», и поэтому я сильный, и поэтому я сильнее тебя.
Железными пальцами Кудре схватил Хамита за нос и за нос же стал издевательски раскачивать голову Хамита из стороны в сторону.
— Смотрите все! Я таскаю батыра за нос! Я таскаю за нос советскую власть! Я человек, для кого нет законов, таскаю за нос закон!
От великого унижения и бессильного гнева Хамит закрыл глаза. Взвинтив себя почти до шаманских судорог, Кудре все яростней мотал Хамитову голову и уже не кричал, шипел, визжал, заходился в бешенстве.
— И ты заплачешь, Хамит! Ты заплачешь! Ты заплачешь!
— Он не заплачет, атаман, — разобравшись в ситуации, сказал последний противник Хамита.
Атаман устал от своей ярости. Отпустив Хамитов нос (Хамита качало, но он не открывал глаз), Кудре пообещал утомленно и уверенно:
— Он заплачет, Ефим. Что ты хочешь взять у него?
Ефим осмотрел Хамита в подробностях:
