Арнольд.
— Что вы здесь ошиваетесь? — спросил он.
— Да вот зашли в цирк просто так. Не знаем, как быть дальше. — И мы подробно рассказали Арнольду о своем положении.
— Эмиль! — закричал Арнольд выходящему с манежа Кио. — Слушай, Эмиль, эти разгильдяи не знают, как им быть. Они безработные. А в Советском Союзе нет безработных. Бери их с собой в Ленинград. Пусть поработают с тобой. Ты же обожаешь их 'Сценку на лошади'.
Так в несколько минут решилась наша судьба».
Работать с Кио… Первый раз Никулин видел Эмиля Тео-доровича Кио еще в клоунской группе Московского цирка. Сначала прибыл багаж Кио. Целый день его ассистенты в форменных халатах распаковывали ящики, извлекая из них таинственные аппараты, ширмы, кубики, вазы, сундуки. А сам Кио не появлялся. Сказали, что приедет только к началу репетиции, которую назначили на ночь. Ночью — чтобы ни один лишний человек не подсмотрел профессиональных секретов фокусника.
Из воспоминаний Юрия Никулина: «К концу дня за кулисы пришел Арнольд, увидел его с Шуйдиным и крикнул:
— Идите сюда, черти! Я занимаю вас у Кия (именно так он произносил фамилию Кио). Первая репетиция сегодня ночью. Будете изображать в интермедии поджигателей войны.
Так я попал на репетицию. И сразу узнал многие секреты знаменитого иллюзиониста, убедившись, что всё в его аттракционе построено не на гипнозе, а на фантазии, системе отвлечений, ловкости рук и аппаратуре. С интересом я наблюдал за Кио. В идеально сшитом костюме, в дымчатых очках, чуть сутуловатый, он медленно ходил по манежу, отдавая четкие указания. Дисциплина в его коллективе поразительная. Позже я понял: в иллюзионном аттракционе успех предопределяется идеальной подготовкой к работе на манеже и точными действиями ассистентов за кулисами».
И вот новая встреча с Кио, уже работа с ним, знаменитым иллюзионистом, и где — в Ленинграде!
Вечером 14 ноября 1956 года Никулин и Шуйдин выехали из Москвы, а утром 15 ноября входили со своими чемоданами в здание Ленинградского цирка. В проходной старый вахтер сразу же протянул Юрию Владимировичу телеграмму-молнию.
Оказывается, Татьяна ночью родила. Никулина все поздравляли, а он ходил, как во сне. Звонил домой, волновался за здоровье жены и сына, все деньги, что были, потратил на шампанское. И мечтал поскорее получить выходной, чтобы вырваться в Москву…
В общей сложности с Эмилем Кио Никулин проработал полгода. Когда гастроли иллюзиониста в Ленинграде подошли к концу, он предложил Никулину и Шуйдину постоянно ездить с ним. Но клоуны от этого предложения отказались: боялись, что, работая в аттракционе у Кио, у них не будет возможности готовить свои новые номера. Поэтому весной 1957 года Никулин снова отправился в Калинин, работать по разнарядке. А Москва в это время готовилась к открытию Всемирного фестиваля молодежи и студентов…
День 12 628-й. 28 июля 1957 года. Москва — открытый город
Москва готовилась к открытию Всемирного фестиваля молодежи и студентов, который должен был проходить с 28 июля по 11 августа 1957 года. Удивительное это было время! Вот уже и первую межконтинентальную ракету запустили, и советские полярники начали работать на Южном полюсе, и открылось пассажирское воздушное сообщение между Москвой и Лондоном. Казалось, еще чуть-чуть, самая малость — и термоядерная реакция станет управляемой и польется энергия гигантским потоком, вот-вот хлынет, еще чуть-чуть подождать!.. Именно отсюда, из этого времени, вышел и вырос спор между физиками и лириками о своей роли в мировом процессе. Концептуальный спор времени, который чуть позже так хорошо ужмет в стихотворную строфу Борис Слуцкий: «Что-то физики в почете. Что-то лирики в загоне…»
А какой захватывающий детектив разворачивался в июне 1957 года в советских правительственных кругах! Газеты писали об «антипартийной группе Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова». Тогда (впрочем, равно как и сейчас) мало кто понимал, что стоит за этой складной формулировкой, но это была попытка сместить Хрущева, устроить государственный переворот!
И все-таки для многих людей в нашей стране год запомнился именно Всемирным фестивалем молодежи и студентов в Москве. 34 тысячи человек из 131 страны мира — такого советская столица еще не видела! Идею провести молодежный форум в СССР поддержали тогда многие видные лица Запада — королева Бельгии Елизавета, политики Греции, Италии, ФРГ-Финляндии, Франции, не говоря уже о «прогрессивных» правительствах Египта, Индонезии, Сирии, Цейлона, Эфиопии. Для делегаций из некоторых развивающихся стран Азии, Африки и Латинской Америки, которые не могли финансировать свое участие в Московском фестивале молодежи, был организован международный сбор средств. Свой вклад в подготовку к фестивалю внес и Пабло Пикассо, создавший фестивальную эмблему — Голубя мира.
Фестиваль открылся утром 28 июля торжественным автошествием участников от Всесоюзной сельскохозяйственной выставки по улицам Москвы к Центральному стадиону имени В. И. Ленина, где и состоялось официальное открытие фестиваля, начавшееся с приветствия председателя Президиума Верховного Совета СССР Ворошилова (тоже, кстати, входил в «антипартийную группу», но вышел сухим из воды). Улицы были буквально запружены людьми — мало кто из москвичей в тот день оставался дома.
Фестиваль состоял из огромного количества запланированных мероприятий — концертов, выставок, спортивных состязаний, конкурсов, смотра кинофильмов, демонстраций, митингов (как, например, это было 6 августа в годовщину атомной бомбардировки Хиросимы), дискуссий, официальных встреч делегаций разных стран. Всё это происходило днем. А поздним вечером и ночью начиналось незапланированное, неформальное общение. Основной наплыв народа сосредоточивался к вечеру в центре города: на улице Горького, на Пушкинской площади, на проспекте Маркса (ныне Охотный Ряд), на Садовом кольце. Москва гудела: молодежь общалась, пела песни, слушала джаз, дискутировала о еще совсем недавно запрещенных в СССР импрессионистах, о Хемингуэе и Ремарке, Есенине и Зощенко, обо всем, что волновало тогда молодые умы… И самое главное — люди открывали для себя друг друга без всяких переводчиков, улыбались друг другу. По радио целыми днями звучала новая песня, сразу же ставшая национальным шлягером:
Особенной была в те дни Москва. На улицах звучала многоязыкая речь, слышалась то китайская, то французская, то испанская песня, в пестрой толпе мелькали индийские сари, мексиканские сомбреро, индонезийские бархатные шапочки. Вошли в моду особенные фестивальные юбки, шейные платки. Впервые за многие годы в Советском Союзе был приоткрыт «железный занавес», разделивший мир на два лагеря. Всемирный фестиваль молодежи перевернул и взгляды на моду у советских людей, и манеру поведения, и
