для Никулина второй эпизод: пиротехник приходит в музыкальный магазин и тоже демонстрирует директору магазина шутиху, взрывая там чуть ли не целый отдел. Сниматься в эпизоде предстояло вместе с Жаровым. Естественно, Никулин с радостью согласился.
Перед съемкой этого второго эпизода ему показали часть смонтированного материала. Из воспоминаний Юрия Никулина: «Впервые увидев себя на экране, я остолбенел. 'Неужели я такой?' — поразился я. И голос, и выражение лица, которое я привык видеть в зеркале, — всё было другим. Не считая себя красавцем, я, в общем-то, думал, что выгляжу нормальным человеком, а тут на экране полный кретин, с гнусавым голосом, со скверной дикцией. На меня это так подействовало, что я расстроился. А вокруг все были довольны и говорили: 'Хорошо. Молодец!'
Уже во время первых съемок я понял, что актер может вносить свои добавления в текст. Теперь тоже я добавил отсебятины: о шутихе, которую доставал пиротехник, я сказал:
— Вот сейчас она у нас джикнет…
'Джикнет' смешнее, чем 'взорвется', как было написано в сценарии. Так в картину и вошло».
Второй эпизод отсняли. Во многом он был повторением первого эпизода, но, тем не менее, лег в картину хорошо. Никулин подумал: а что, если снять еще один эпизод, совсем короткий, в конце фильма? Огромное здание. В окнах горит свет. В подъезд этого здания входит пиротехник с чемоданчиком в руках. Проходит секунда-другая, и вдруг во всех окнах одновременно гаснет свет. А затем отдельным кадром снять, как по Москве мчится пожарная машина. Тогда линия пиротехника имела бы сюжетное завершение.
Предложение многим понравилось, но режиссер Файнциммер не захотел его снимать — и так уже перерасход пленки, да и пожарная машина не заложена в смете…
«Девушка с гитарой» не имела столь большого успеха, как «Карнавальная ночь», хотя в картине и снимались такие прекрасные артисты, как Михаил Жаров, Фаина Раневская, Михаил Пуговкин, Сергей Филиппов. Но все-таки по итогам 1958 года фильм занял в прокате десятое место. Самыми смешными эпизодами в нем оказались именно те, в которых участвовал Никулин. Над его незадачливым пиротехником, который своим фейерверком сначала едва не спалил кабинет приемочной комиссии, а затем и целый отдел в магазине, зритель смеялся больше всего. Пожалуй, и сегодня никулинский персонаж смотрится единственным живым человеком в этом картонном фильме.
Из воспоминаний Юрия Никулина: «Прошло время. 'Девушку с гитарой' выпустили на экраны, и меня первый раз в жизни узнали на улице. Это произошло около мебельного магазина в Костине под Москвой. Стоя с бидоном в очереди за квасом, я почувствовал, что кто-то на меня внимательно смотрит. Оглянулся и вижу — меня рассматривает молодой парень.
— Скажите, вы киноартист? — спросил он.
— Нет, я работаю в цирке.
— А в кино снимались? Я вас узнал, — сказал он с какой-то особенной радостью. — Я вас видел в фильме 'Девушка с гитарой'. Вы там всё взрываете. Верно?
Признаюсь, в первый раз это обрадовало. Тогда я и не предполагал, что узнавание может раздражать. Подумал: 'А вдруг меня больше никогда не позовут сниматься? А мне так хочется!'»…
Он не знал еще, что именно с «Девушкой…» перелистнётся еще одна страница книги «Жизнь Никулина», и самым кардинальным образом. Что именно с этого почти забытого сегодня фильма начнет раскручиваться новый маховик его дней…
А жизнь в цирке шла своим чередом: Никулина и Шуйдина направили по разнарядке в Запорожье. Стояло дождливое лето, работа шла спокойно, привычно. Сборы были средними, как это и всегда бывает, если стоит плохая погода: давно замечено, что люди в дождь мало ходят в цирк. И вдруг клоуны получили письмо, подписанное художественным руководителем Ленинградского цирка Георгием Семеновичем Венециановым. В нем он предлагал Никулину и Шуйдину открыть коверными очередной сезон в Ленинграде.
Как бы предугадывая смятение и колебание артистов, Георгий Семенович писал, что во всем им поможет. Письмо заканчивалось словами: «Не бойтесь, не боги горшки обжигают».
Предложение Венецианова было заманчивым. Но с чем ехать? Кроме «Насоса» и «Бантиков», к этому времени Никулин и Шуйдин придумали еще сценку «Гиря», а также интермедию с яйцом, которое непонятно каким образом исчезало с табуретки. Вот и весь их репертуар. Правда, до начала гастролей в Ленинграде оставалось два месяца. И клоуны решили, что примут предложение Венецианова, а кое-что новое придумать — тоже успеют. О всех своих сомнениях они честно написали Георгию Семеновичу. В этом же письме, как он их просил, они послали подробное описание своих реприз.
День 13 042-й. 15 сентября 1958 года. Лошадки
Дождем и ветром встретил клоунов осенний Ленинград. На маленьком автобусе, специально присланном за ними на вокзал, доехали до цирка. Через два часа разместились в большой комнате общежития при цирке на втором этаже его здания. И сразу же пошли в кабинет к Георгию Семеновичу Венецианову. Из воспоминаний Юрия Никулина: «Среди артистов Венецианов пользовался авторитетом. С его мнением считались, его советы всегда выполняли, потому что понимали: Венецианов сделает номер лучше. Многие стремились попасть работать в Ленинград, зная, что к их номеру 'приложит руку' Георгий Семенович. Он изменит мизансцену, подскажет вместе с художником какую-нибудь деталь для костюма, что-то подсократит, придумает новый трюк, закажет композитору музыку, поработает над светом, и в результате средний номер станет хорошим…Он любил репетировать подолгу, обстоятельно, пока сам не чувствовал, что номер готов.
— Искусство не терпит торопливости, — отвечал Венецианов тем, кто торопил его с выпуском нового номера.
Педантичный по характеру, он ровно в десять утра, минута в минуту, созывал у себя начальников цехов, ровно в три часа уезжал домой обедать, ровно за пять минут до начала вечернего представления приходил в цирк [45]. Обычно смотрел программу, стоя в боковом проходе зрительного зала, наблюдая реакцию публики. При своей педантичности и внешней холодности Венецианов по натуре был добрым человеком. Он заботился о людях, понимал их. Когда мы готовили новогоднее представление, Георгий Семенович попросил нас придумать какую-нибудь небольшую роль для одного старого и забытого клоуна.
— Придумайте что-нибудь для него. Пусть выйдет на манеж. Подработает человек немного, но главное — ему будет приятно снова побывать в цирке, на репетициях, на представлениях. Жалко старика».
Никулина и Шуйдина директор Венецианов в ту первую их встречу обстоятельно расспрашивал об имеющихся в их клоунском багаже репризах — «Насос», «Стрельба бантиками», «Веселые рыболовы», «В старом цирке», «Наболевший вопрос»… Говорили о сценических характерах обоих клоунов. Венецианов уже давно следил за ними, знал, что в этом дуэте клоуны работают не так, как все — то есть один не просто подыгрывает другому, не просто как бы «подает» его. Нет, тут оба клоуна, Никулин и Шуйдин, абсолютно равноправны на манеже, а образы, которые они создают, дополняют один другого. Если у Никулина преобладающая черта образа — флегматичность, то Шуйдин, наоборот, энергичен. Никулин всегда появляется на манеже с растерянным видом, будто случайно забрел сюда. А напористый Шуйдин выводит его из оцепенения, его поступки служат толчком к началу действий, к столкновению характеров, к остроте ситуации. Обсуждая с клоунами будущую работу, Венецианов, который хотел, чтобы репертуар артистов расширялся, сказал:
— А вы бы в музей сходили. Там, если покопаться, можно кое-что разыскать или хотя бы какую- нибудь зацепочку найти.
В Ленинградском цирке находился единственный в Советском Союзе, да и во всем мире, Музей циркового искусства. Целый день перебирал там Никулин пачки фотографий, десятки книг, рукописи, афиши, программки. Но, увы, ничего полезного для своей работы не нашел. Обратил внимание только на один рисунок с изображением клоуна, который едет на бутафорской лошадке по манежу. Клоун ходит по манежу в надетом на себя каркасе лошади, а сбоку висят бутафорские ноги, в огромных ботинках, и создается
