Через три года после окончания съемок Дейк умер… А собаководы и просто зрители стали приносить Никулину щенков всех пород и даже взрослых собак. «Теперь надо снимать вторую серию 'От меня, Мухтар!'», — шутил Юрий Владимирович…
В 1965 году по экранам страны блистательно прошла кинокомедия «Операция 'Ы' и другие приключения Шурика», в которой веселая троица Трус — Балбес — Бывалый впервые заговорила. После «Операции…» Леонид Гайдай сказал: «Тройку больше снимать не буду. Всё, закончено. Хватит». Но заключительная новелла фильма имела такой успех, что пошел огромный поток писем и просьб о создании новой комедии с Никулиным, Вициным и Моргуновым, и Гайдай сдался. Так появилась «Кавказская пленница». Интересно, что Юрию Никулину сценарий этой картины не понравился, и он не хотел в ней сниматься. Гайдаю стоило большого труда уговорить его. Решающим фактором стало то, что Гайдай пообещал всем артистам, что на съемках будет много импровизации. И действительно, она была: актеры импровизировали, придумывали трюки и даже повороты сюжета. Классический трюк, придуманный Никулиным, с почесыванием пятки, — когда его рука, неимоверно удлиняясь, высовывается из-под одеяла и чешет свою ступню, — вызывал гомерический хохот во всех кинозалах. «Операция 'Ы' и другие приключения Шурика» страна увидела в 1965 году, «Кавказскую пленницу» — в 1967-м. А между этими двумя картинами Юрий Никулин снялся в фильме «Андрей Рублев» Тарковского. Роль была небольшая, но…
День 15 182-й. 25 июля 1964 года. «Страсти по Андрею»
Белокаменная стена храма… сшитый из разномастных овчин и кож воздушный шар… дым от костра, который должен поднять к небу этот странный летательный аппарат… лошадь щиплет траву на берегу медленной реки. На реке лодка: мужик гребет изо всех сил, торопится, везет седло. В нем он поднимется над землей… Звенит в высоте его удивленный и счастливый крик: «Летю-ю-у-у-у!» Вся земля с храмами, реками, стадами, лугами, лесами видна ему с высоты его полета. А потом — шар падает…
Это пролог, которым начинает Андрей Тарковский фильм о великом русском живописце Андрее Рублеве. В заявке на сценарий Тарковский писал: «Биография Рублева — сплошная загадка, но мы не хотим разгадывать тайну его судьбы. Мы хотим его глазами увидеть то прекрасное и трудное время, когда становился и креп, расправляя плечи, великий русский народ».
И вот начинается фильм…Начало XV века. Рублев получает заказ на роспись стен Благовещенского собора Московского Кремля. Он работает под началом Феофана Грека, которого мучат неотвязные мысли о жестокости мира, которую он приписывает Господнему гневу, в то время как Рублев верит в светлую силу человека. В фильме он, скорее, созерцатель, а если и участник событий, то не на главных ролях. Подобно «Сладкой жизни» Феллини, фильм Андрея Тарковского состоит из ряда новелл, сквозь которые, радуясь, ужасаясь, страдая, прорываясь к свету и творчеству, проходит Андрей Рублев, иконописец и чернец.
Еще задолго до съемок фильма в цирк к Юрию Никулину (он с Михаилом Шуйдиным работал тогда в Ленинграде) зашел ассистент Андрея Тарковского и попросил прочесть литературный сценарий «Страсти по Андрею», опубликованный в двух номерах журнала «Искусство кино» [74]. Прочесть и особое внимание обратить на роль монаха Патрикея.
Сценарий Никулину понравился. Роль Патрикея была трагедийной, трудной и необычной. В первом эпизоде этот монах-ключник сварливо уговаривает иконописцев поспешить с росписью стен монастыря. Во втором — татары, захватившие город, пытают Патрикея, требуя указать им место, где спрятано монастырское золото. Ничего похожего Никулин еще не играл.
Конечно, необычность роли привлекала. Хотелось встретиться в работе и с Андреем Тарковским, первая картина которого «Иваново детство» расценивалась всеми как явление незаурядное [75]. Из воспоминаний Юрия Никулина: «В первый момент он показался мне слишком молодым и несолидным. Передо мной стоял симпатичный парень, худощавый, в белой кепочке. Но когда он начал говорить о фильме, об эпизодах, в которых я должен сниматься, я понял, что это серьезный и даже мудрый режиссер. Тарковский был весь в работе, и ничего, кроме фильма, для него не существовало».
Андрей Тарковский снял фильм о человеке, который не пытается переделать мир, а хочет его осмыслить, — и, вероятно, самую грандиозную эпическую картину в СССР 1960-х годов. Но когда во Владимире приходишь на те места, где Тарковский снимал, например, осаду города, то удивляешься: как удалось ему снять коловращение конницы вокруг стен собора? Это же совсем крошечный пятачок! Да и все остальные съемки были исключительно трудными. Такой живой, сложной, многофигурной панорамы древнерусской жизни в советском кино еще не было.
В фильм Андрей Тарковский пригласил прекрасных актеров, не побоявшись, что их известность и, как сейчас говорят, «актуальные лица» помешают зрителю погрузиться во времена рублевской Древней Руси. Актеры снимались без грима, без париков. Бороды, если это было необходимо, отращивали сами, как, например, Николай Сергеев, сыгравший старого Феофана Грека. Удивительный Анатолий Солоницын в роли Рублева… Исторический факт: Андрей Рублев дал обет молчания и долгие годы хранил молчание — не разговаривал и ничего не писал. Перед съемками сцен с Андреем-молчальником Тарковский для достоверности попросил Солоницына не разговаривать целый месяц. А Никулин? Почему режиссер не побоялся резко нарушить его привычное амплуа и дал комику играть страшный эпизод умирающего от вражеских пыток ключаря Патрикея? Роль Патрикея является едва ли не ключевой в философском стержне картины Андрея Тарковского. Почему же ее доверили играть именно Никулину?
Из воспоминаний Юрия Никулина: «Вместе с ним (Тарковским) мы пошли в гримерный цех. Более часа примеряли мне различные бороды, усы, парики. Наконец я увидел себя в зеркале пожилым, обрюзгшим человеком с редкими волосиками на голове, с бороденкой, растущей кустиками. В костюмерной мне выдали черную шапочку, и получился я монах с печальными глазами, плюгавенький и забитый».
Два эпизода с Никулиным отсняли за четыре дня. Первый дался ему легко. На фоне совершенно белой стены храма мечется Патрикей, четкая черная фигура в рясе, и уговаривает мастеров скорее начать роспись стен. Вот как это прописано в сценарии фильма:
«Успенский собор во Владимире. Артель богомазов работает, грунтуют стены под будущие фрески. Вдруг появляется странный человек: нелепый вид, блуждающий взгляд, сгорбленная спина, размахивает руками, без конца поправляет шапочку на голове. Говорит как-то странно, почти бессвязно:
Всё, что говорит Патрикей, по существу очень серьезно. Но выглядит его суета вокруг мастеров смешно. В кадре какой-то дурачок, не умеющий и двух слов нормально связать. Жалкий, слабый, хрупкий, маленький, забитый человечек, сама заурядность…
Совсем другим предстает Патрикей во втором эпизоде — в «Пытке». Пытке предшествует страшная, чудовищная по жестокости бойня на улицах Владимира. Людей убивают мечами, копьями, стрелами, жгут огнем. Поджигают и грабят дома, насилуют женщин. Тараном разбивают тяжелые двери собора и режут людей, укрывшихся там. Тут же Андрей Рублев убивает топором человека, который несет на плече Дурочку — явно чтобы изнасиловать. Горит Успенский собор. «Ну что, князь, не жалко собора?» — ухмыляется татарский хан. Он же спрашивает князя-предателя, показывая на икону Рождества Христова: «Что это за баба лежит?» — «Это не баба, а Дева Мария», — отвечает князь. «А кто в ящике?» — опять интересуется хан. «Христос, сын ее». — «Так какая же она дева, если у нее сын? — смеется хан. — Хотя у вас, русских, еще не такое бывает…»
Кажется, всё — кончилась Святая Русь, лежит в крови, в грязи, враг попирает ее ногами. Более того,
