Она заметила, что доктор Саба перевела на нее взгляд черных, глубоко посаженных глаз. Майада растерялась. Она не понимала, чем привлекла этот испытующий взор.
Муна улыбнулась, увидев изумление Майады.
— Ты цитировала какие-то стихи, — объяснила она. — Некоторые строки на английском, другие на арабском. То, что я услышала, — потрясающе. Кто их написал?
— Я даже не помню, что открывала рот, — смущенно ответила Майада. Она подумала, что недостаток кислорода в маленькой камере привел к тому, что у нее стали путаться мысли. Она слабо улыбнулась:
— У меня в голове мутится из-за духоты. Все необъяснимым образом стирается из памяти.
— Наверное, ты перенеслась в прошлое. — Муна пожала плечами. На ее лице отразилась грусть. — Ты сказала, что счастье слишком мимолетно. А я даже не помню, как это — быть счастливой.
Самара застонала и хрипло сказала:
— Я думала, в этот раз они меня убьют.
Майада повернулась, чтобы попросить одну из женщин принести стакан воды.
Несколько женщин вскочили с места — Алия схватила чашку, а Иман потянулась к баку с водой.
Майада поднесла чашечку к губам Самары.
— Пей.
Самара дрожащей рукой взяла чашку и отпила глоточек.
— Спасибо, сестра.
Женщины-тени, обрадовавшись, что Самара заговорила, сбились в плотный кружок.
Доктор Саба объявила:
— Я внимательно осмотрела тебя. Твоей жизни ничего не угрожает. Мы позаботимся о тебе. — Она коснулась плеча Самары. — Ты нас напугала. Несколько дней лучше полежать в постели.
— Если они позволят, — прошептала Самара. — Они становятся все напористее. — Она взглянула на Майаду и кивнула: — Я слышала, ты цитировала стихи. — Самара немного помолчала и продолжила: — Я тоже знаю одно стихотворение.
Майада наклонилась к ней.
— Лучше побереги силы.
— Я не могу ходить, но могу говорить. — Самара улыбнулась, закрыла глаза и прошептала: — В последней тюрьме, где я побывала, это стихотворение было написано на стене. Там умерла какая-то исстрадавшаяся безымянная женщина. Я выучила стихотворение наизусть, надеясь, что хотя бы маленькая ее часть останется жить. Я повторяю его каждый день.
— Расскажешь потом, — предложила доктор Саба.
— Нет. Лучше сейчас. Пожалуйста.
Майада взглянула на Сабу.
Та кивнула.
— Хорошо. Но не терзай себя.
Лицо и тело Самары напряглось, и она прерывающимся голосом рассказала им стихотворение, которое старательно запомнила:
Стоя с другими женщинами-тенями, Майада, понимая, что переживает величайший момент в своей жизни, поклялась, что никогда не забудет ни единого слова, вылетевшего из уст Самары. Каждое движение сокамерницы будет ее частью до самой смерти.
Она тихо всхлипнула. Вскоре плакали все женщины-тени.
Майада посмотрела по сторонам. Ее слова разорвали связывавшую их печаль.
— Теперь мы подруги по слезам, — заметила она. Несколько женщин-теней грустно рассмеялись.
Самара потянулась и дотронулась до руки Майады.
— Ты обещала рассказать нам о жене Саддама.
— Может, в другой раз? — предложила она. Ей больше не хотелось сплетничать, тем более о Саддаме Хусейне.
— В тюрьме есть только ожидание, страх и молчание. Здесь бесконечно скучно. Твои истории, Майада, для нас все равно что альбом с раритетными, интересными фотографиями, — с улыбкой сказала доктор Саба.
Самара настаивала.
— Доктор Саба права. В нашей жизни нет ничего хорошего. А теперь у меня вся кожа горит. Если ты нам что-нибудь расскажешь, я смогу отвлечься.
Майада согласилась, но лишь потому, что не хотела отказывать Самаре.
Женщины-тени разошлись по углам камеры. Вафаэ перебирала самодельные четки, а остальные с ожиданием уставились на Майаду.
Она вытащила одеяло, которое ей дали, сложила его и бросила перед нарами Самары. Ей нужна подушка, потому что она не привыкла сидеть на бетонном полу. Она опустилась на одеяло, скрестила ноги и стала рассказывать. Казалось, ее голос звучит, словно во сне.
— Моя мать никогда не познакомилась бы с женой Саддама, если бы родители сбежали из страны в 1968 году. Люди удивлялись тому, что они остались в Багдаде после того, как партия «Баас» захватила власть. Все помнили, как баасисты обошлись с интеллигентами во время короткого правления в 1963 году, и потому, когда в 1968 году баасисты во второй раз пришли к власти, наши родственники Аль-Аскари и Аль- Хусри переселились в безопасные страны. Но отец лечился от рака в Багдаде, и это удерживало нас. После его смерти в 1974 году родственники настаивали на том, чтобы моя мать уехала из Ирака, но она этого не сделала. Я думаю, что после смерти отца она была в шоке. Она все время повторяла, что сейчас не стоит принимать важные решения. Тогда она занимала место заведующего в Министерстве информации. Она любила наш дом. У нее было много близких друзей. Мы с сестрой учились в багдадской школе. Мама была уверена, что в Ираке она может жить спокойно, несмотря на то что чиновники-баасисты с подозрением относились к интеллигенции. Она не раз слышала от них, что Саддам так очарован Сати, что его дочери и внучкам нечего опасаться, пока он находится у власти. И она осталась в Ираке, надеясь на лучшее. Мы были вполне довольны жизнью, особенно в первое время.
