ранчо Маккайи принадлежало Мэтью – солдату Армии Союза.
Молодой лейтенант, который сопровождал их, ужаснулся, увидев эвакуацию жителей штата. Он даже сказал Кристин, что это одна из самых жестоких мер, какие он знал.
– Эта война никогда не кончится, – угрюмо проговорил он. – Мы, похоже, сами не даем ей кончиться. Мирные жители должны покинуть свои фермы, а потом, когда они уйдут, сюда нагрянут бушхокеры и разграбят все, что здесь останется!
Именно так все и вышло, Кристин в этом сама убедилась. Когда они вернулись на ранчо и жизнь начала входить в свое обычное русло, Пит часто приходил к ней вечером и рассказывал, что видел, как горит очередной фермерский дом, или же находил забитый скот – верный признак, что там побывали налетчики и поживились чужим добром.
В середине сентября пришло письмо от Мэтью. Он хотел взять отпуск, чтобы навестить их, но ему никак не удавалось. Мэтью писал:
«Мятежники в худшей форме, чем мы. Думаю, может быть, к Рождеству я смогу вы рваться домой. В маленьком городке Геттисберге в Пенсильвании было сражение[28]. Говорят, там творилось что-то страшное, но генерала Ли сумели остановить и вынудили отступить к югу. С тех пор появилась новая надежда, что война может кончиться. Некоторые считают, что южан поставят на колени, но они не знают южан. Я не могу представить твоего мужа, Кристин, на коленях, и еще я никогда не забываю, что сам из Миссури. Я молюсь, чтобы война кончилась. Вчера я видел, как умирал мой приятель от дизентерии. Похоже, совсем не обязательно воевать, чтобы погибнуть на этой войне. Джону Мэплу, которого ранило в последнем бою, ампутировали ногу. Морфия нет, в качестве анестезии – виски. Его крики невозможно было выносить. Люди гибнут в страшных мучениях от ран.
Прости, Кристин, я снова говорю о вещах, которые не предназначены для женских ушей, но ты моя сестра. Не могу нарадоваться, что вы с Шеннон снова дома. Все, кто слышал об этом несчастном случае в Канзас-Сити, были в ужасе. Я холодел при одной только мысли, что вы могли погибнуть, и с волнением ждал известий от вас.
Как я уже сказал, мятежников сильно потрепали. У них хорошие генералы, но им не кем заменить погибших. Я пишу тебе, зная, что ты, наверное, волнуешься за своего мужа. Если ты не видела его, не думай о худшем. Просто ему, вероятно, не дают отпуск. Они отчаялись удержать Вирджинию, и, возможно, теперь он на Востоке».
Кристин отложила письмо брата и устремила взгляд в окно. Когда в следующий раз она увидит Коула? И увидит ли вообще? Участвовал ли Коул в Геттисбергском сражении? Об этом сражении постоянно говорили в Канзас-Сити. Там погибло чудовищно много людей. Кристин регулярно просматривала списки убитых, искала его имя и не находила. Однажды она чуть не лишилась чувств, наткнувшись на сообщение об убитом Слейтере, потом увидела, что это был Сэмюэл Слейтер из Южной Каролины, а не Коул.
Нет смысла сидеть у окна и ждать, Коул от этого не вернется. Не вернется, как бы ей ни хотелось. Каждую ночь она оставляла на окне зажженную лампу в надежде, что он, подъезжая к дому, издалека увидит огонек. Но она знала, что ему было бы очень трудно прорваться домой. Юнионисты установили жесткий контроль над этой территорией. Почти всегда где-то поблизости находились их патрули.
Каждый вечер Кристин стояла на крыльце и ждала. Все напрасно.
Но одной сентябрьской ночью…
Весь день не было и намека на ветер, однако к вечеру погода переменилась, и шары перекати-поля начали подниматься от земли.
Сначала Кристин подумала, что ей просто показалось. Однако звук повторился. Она научилась слушать. Надо только закрыть глаза. Она вдруг почувствовала, как дрожит дощатый пол под ее ногами.
Кристин выскочила во двор. Цокот копыт приближался… Одинокий всадник…
Она вбежала в дом: нужно взять один из шестизарядных кольтов Коула или винтовку. Заняв выжидательную позицию, Кристин вскоре почувствовала, что продрогла насквозь на ветру, стоя босыми ногами на холодной земле, в одной только тонкой ночной рубашке.
И вот она увидела лошадь, увидела всадника, и радость охватила ее, она не могла поверить собственным глазам.
– Коул!
– Кристин! – Коул осадил лошадь и быстро спрыгнул на землю. Он нахмурился, увидев ее, но она подбежала к нему, смеясь, и бросилась в объятия.
Коул почувствовал ее, мягкую, свежую, чистую, такую, о которой он мечтал, какой представлял себе. Дорога домой выдалась для него долгой, трудной и опасной. Он скакал много дней, стараясь не столкнуться с патрулем юнионистов.
Но теперь Кристин в его объятиях. Не нужно никаких вопросов, никаких ответов. Она с ним, шепчет его имя. Ее шелковистые волосы рассыпались по его рукам. Она прижимается к нему, такая женственная, такая нежная. Коул чуть не задохнулся от нахлынувших чувств. Он втянул в себя воздух, ее тонкий запах. Его сердце бешено забилось, по телу пробежала дрожь.
– Кристин…
Она обвила его шею руками и поцеловала. Она целовала его, изголодавшись, устав ждать, страстно, как только может целовать влюбленная женщина. Когда его язык проник в ее рот, она, обмякшая, вдруг ослабев, упала на его руки. Он долго смотрел в ее глаза, блестевшие, как голубые сапфиры в лунном сиянии.
– Что ты здесь делаешь?
– Жду тебя.
– Ты же не могла знать, что я приеду.
– Я всегда жду, – ответила она и робко улыбнулась.
Коулу показалось, будто земля ускользает из-под его ног, и он сильнее прижал ее к себе.
– Когда я услышал, что ты в Канзас-Сити, все рвался приехать к тебе. Но Малакай и Джейми остановили меня. Затем я узнал, что рухнуло то здание, где тебя держали под арестом, и почти в то же время узнал, что тебя отпустили…
– Не говори ничего! – Она прижала палец к губам. Снова улыбнулась. Теперь ее улыбка была радостной, сияющей. – Все хорошо. Мы дома. Шеннон и я – мы дома, и ты тоже вернулся домой.
Нет, это не его дом, хотел, было возразить Коул, но понял, что сейчас не время. Он гладил ее по голове, погружая пальцы в ее волосы. Затем поднял на руки и перенес через порог, не отрывая глаз от ее лица.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем они оказались в спальне. Коул вспомнил о своем коне. Добрался ли он до поилки? Впрочем, если и нет, то этому животному доводилось коротать и более трудные ночи в пути.
Сейчас Коула занимала только женщина, которую он держал в своих объятиях, только сладость возвращения домой.
Он опустил ее на пол. Дрожащими пальца ми расстегнул пуговицы на ночной рубашке, и она соскользнула к ногам Кристин. Он смотрел на нее и хотел, чтобы этот момент запечатлелся в его памяти навсегда. Ее глаза блестели. Улыбка звала.
Он коснулся ее.
Ему захотелось запомнить ощущение, которое вызывала кожа Кристин, и он снова и снова дотрагивался до нее, восторгаясь ее мягкостью и шелковистостью. Желание росло в нем. Перевернув Кристин, он стал целовать ее спину, гладить руками ягодицы. Он хотел целовать и чувствовать всю ее, упиваться дивным и родным запахом… Кристин выдохнула его имя с такой страстью, что он схватил ее и отнес на кровать.
Она, задыхаясь от страстного желания, шептала ему, как хочет его, как он ей нужен; она судорожно помогала ему скинуть одежду. Мягкая, как пух, нежная, как бриз, чувственная, как земля, она дотрагивалась до него, гладила и любила его. И, наконец, они слились в единое целое, мужчина и женщина…
Всю эту ночь она ощущала, как свежий ветер любви разгоняет все ужасы страшного мира, унося ее на облаках счастья. Разлука и ожидание сделали свое дело, и первые часы, проведенные вместе, были оглушительными для них обоих. Утолив голод долгого ожидания, они ласкали друг друга теперь медленнее, нежнее.
