докладчик сказал:
— Словом, обвинения, выдвигаемые против нашей печати, сводятся к тому, что ей недостает чувства преклонения, присущего печати Старого Света. Будем от души ей за это благодарны. Хоть она и не отличается чрезмерной почтительностью, она все же, как правило, уважает то, что уважает наш народ, а больше нам ничего не нужно; то, что уважают другие народы, по совести и чести говоря, нас мало волнует. Наша печать не преклоняется перед королями, не преклоняется перед так называемой знатью, не преклоняется перед государственной церковью, не преклоняется перед законами, обирающими младшего сына в пользу старшего, не преклоняется перед обманом, мошенничеством или подлостью, сколь бы ни были они стародавни, заплесневелы или священны, если с их помощью один человек возвышается над другим только лишь по праву рождения; наша печать не преклоняется перед законом или обычаем, сколь бы ни был он стародавним, прогнившим или святым, если он преграждает лучшим людям в стране доступ к лучшим должностям, лишает их возможности доказать свое неотъемлемое право на эти должности и занять их. С точки зрения поэта Гете — этого слащавого певца захолустной трехкаратной королевской власти и знати, — наша печать безусловный банкрот во всем, что касается «трепета благоговения», иными словами: почтительности по отношению к меди, которую выдают за золото, и к прочей дешевой подделке. Будем искренне надеяться, что печать наша навеки останется такой, какова она есть, ибо, на мой взгляд, бунтарская непочтительность порождает человеческую свободу и служит ей защитой, тогда как противоположные качества порождают и вскармливают все виды человеческого рабства, телесного или морального, и служат для его рьяной защиты.
«Какое счастье, что я приехал в эту страну! — сказал, или, вернее, чуть ли не крикнул про себя, Трейси. — Я был прав! Я был тысячу раз прав, что выбрал для себя страну, где в сердцах и умах людей живут такие здоровые принципы и понятия. Подумать только, в какие тенета рабства может завести чело- века преклонение, если оно направлено не на то, на что нужно! Как хорошо сказал об этом докладчик и как верно! В преклонении таится огромная сила. Заставьте человека преклоняться перед вашими идеалами — и он ваш раб. Ну конечно же! Народам Европы во все времена старательно внушали не раздумывать над мишурной природой монархии и знати, избегать на этот счет каких-либо суждений, внушали преклонение перед ними — и теперь естественно, что потребность преклоняться стала у них второй натурой. Попробуй внушить их отупевшему мозгу противоположную идею — как эти люди будут потрясены! Веками любое проявление так называемой «неуважительности» с их стороны считалось грехом и преступлением. Но стоит человеку осознать, что только он сам способен решать, что
Трейси ожидал, что после доклада начнется дискуссия, но этого не произошло. Его недоумение разрешили слова председателя:
— К сведению тех, кто присутствует здесь впервые, должен сообщить, что, в соответствии с нашим обыкновением, сегодняшний доклад будет обсуждаться на следующем собрании клуба. Мы делаем это для того, чтобы дать возможность нашим членам подготовиться и изложить свои соображения на бумаге, так как мы ведь в большинстве своем люди рабочие и не привыкли говорить. Поэтому нам надо сначала написать свое выступление.
Затем было зачитано множество соображений по предыдущему докладу и высказано несколько суждений на данную тему. Доклад этот делал некий заезжий профессор, превозносивший университетское образование и доказывавший, какую огромную пользу получает от него вся нация. Один из выступавших — человек довольно пожилой — заявил, что он не получил университетского образования, что для него университетом была типография, откуда он перешел на работу в бюро патентов и вот уже сколько лет выполняет там обязанности клерка. Далее он сказал:
— Докладчик противопоставлял Америку сегодняшнего дня Америке прошлого, — с тех пор страна наша, конечно, далеко шагнула вперед. Но мне кажется, он несколько переоценил ту роль, какую сыграло в этом университетское образование. Нетрудно доказать, что университеты, бесспорно, немало сделали для развития нашей духовной культуры — здесь их вклад весьма внушителен; но, я думаю, вы согласитесь с тем, что наш материальный прогресс гораздо внушительнее. Я просмотрел список изобретателей творцов нашего удивительного материального развития. — и обнаружил, что, как правило, эти люди не кончали университетов. Конечно, есть исключения, вроде, например, профессора Генри из Принстонского университета, изобретателя телеграфной азбуки мистера Морзе, но таких — единицы. Без преувеличения можно сказать, что потрясающее развитие материальной культуры в нашем веке — единственном веке, с тех пор как изобретено летосчисление, в котором стоило родиться, — является плодом деятельности людей, не имеющих университетского образования. Нам кажется, будто мы видим, что создали эти изобретатели, — на самом же деле, мы видим лишь то, что доступно зрению, так сказать фасад их работы; а за ним скрывается нечто куда более значительное, но недоступное беглому взгляду. Ведь эти люди переродили наш народ, как бы создали его заново, — образно выражаясь, настолько умножили его, что нет цифр, с помощью которых можно было бы это подсчитать. Сейчас я поясню свою мысль. Чем измеряется население страны? Только ли количеством кулей с мясом и костями, которые учтивости ради именуются мужчинами и женщинами? Можно ли считать равноценными миллион унций меди и миллион унций золота? А потому возьмем более правильное мерило — то, какой вклад вносит человек в свою эпоху и в достояние своего народа; иными словами: сколько он может создать ценностей. Затем подсчитаем, насколько больше современный человек создает ценностей, чем его дед, и помножим это на количество людей, населяющих сегодня нашу страну. Так вот, если мы подойдем к проблеме населения с таким мерилом, то окажется, что наш народ два или три поколения тому назад состоял из одних калек, паралитиков и живых трупов по сравнению с людьми сегодняшнего дня. В 1840 году население нашей страны равнялось 17 миллионам. Для большей наглядности предположим, что 4 миллиона из этих 17 составляли старики, малые дети и прочий нетрудоспособный элемент, а остальные 13 миллионов распределялись по следующим профессиям:
2 миллиона — рабочие хлопкоочистительных фабрик.
6 миллионов (женщин) — вязальщицы чулок.
2 миллиона (женщин) — прядильщицы.
500 тысяч — слесари.
400 тысяч — жнецы, вязальщики снопов и т. п.
1 миллион — молотильщики.
40 тысяч — ткачи.
1 тысяча — сапожники.
Сопоставления, которые я буду проводить, могут показаться невероятными, хотя они абсолютно точны. Я беру данные из папки «Разные документы», номер пятьдесят, второй сессии конгресса сорок пятого созыва, они вполне официальны и достоверны. Итак, сегодня работу этих 2 миллионов человек, трудившихся на хлопкоочистительных фабриках, выполняют 2 тысячи человек; работу 6 миллионов вязальщиц чулок выполняют 3 тысячи подростков; работу 2 миллионов прядильщиц выполняют тысяча девочек-подростков; работу 500 тысяч слесарей выполняют 500 девушек; работу 400 тысяч жнецов, вязальщиков снопов и т. д. выполняют 4 тысячи молодых парней; работу 1 миллиона молотильщиков выполняют 7500 мужчин; работу 40 тысяч ткачей выполняют 1200 человек; и, наконец, работу тысячи сапожников выполняют 6 человек. Если сложить эти цифры, получается, что для выполнения работы, которую делают сейчас 17 тысяч человек, пятьдесят лет тому назад требовалось 13 миллионов человек. Теперь посмотрим, сколько потребовалось бы этих невежд — наших отцов и дедов, — чтобы их невежественными методами произвести такое количество продукции, какое мы производим сейчас за день?
